— Эх, если бы дома могли так поесть! — сказал кто-то.

Да, мы здесь можем есть, сколько хотим, а там — скудный карточный паек, постоянное сосущее чувство голода, неотвязная мысль об еде.

После обеда никто не стал засиживаться в палатке. Хотелось как можно больше собрать яиц, пока позволяет погода.

Петрович смилостивился над Темой, и мы с ним вдвоем страховали Володю Ермолина.

Четверо ребят то и дело относили корзину с яйцами к палаткам. Там их укладывали вперемежку со стружками в длинные деревянные ящики «мощные мужики» — Арся Баков и Геня Перфильев.

Работали мы долго, с азартом, и только тогда кончили, когда довольный Петрович громогласно объявил:

— Шабаш на сегодня! Пойдемте отдыхать. Молодцы, хорошо поработали, чижики-зяблики.

Возвращаясь к палатке, ребята делились впечатлениями.

— Я подхожу, а она растопорщилась, крыльями машет, кричит. Ну, думаю, сейчас глаз выклюнет…

— Хуже всего плитчатые, слоистые участки, там ненадежный камень…

— За веревкой смотреть и смотреть надо, когда передвигаешься, а то такой камушек сверху может прилететь — не возрадуешься…

За день, конечно, все устали, ползая по скалам, но что там усталость, если так удачно прошел первый рабочий день!

После сытного ужина вся бригада укладывала и перекладывала яйца — проверяли, нет ли запаренных, клали яйца в ведро с водой, если яйцо всплывало, значит, запаренное.

— Ребята, пошли в гости во вторую бригаду, посмотрим, как они потрудились, — предложил кто-то.

Палатка второй бригады была метрах в ста от нас. Мы толпой двинулись к соседям. Там тоже занимались укладкой яиц. Мы ревниво присматривались: больше или меньше собрали соседи? Похоже, не меньше, но, кажется, и не больше.

— Что, дорогие соседушки, с ревизией пришли? А может, яичек мало собрали? Может, подбросить сотенки две на бедность? — шутил румяный, улыбающийся бригадир Яков.

И тут пришла очередь пошутить Теме Кривополенову.

— Послушай, Яков, в каком месте вы собирали яйца? — просил Тема, незаметно подмигивая нам.

— А что, разве не видел, не знаешь?

— Видеть-то я видел, но там, говорят, нельзя собирать.

— Это еще почему? — удивился Яков.

— Запаренные там все яйца. С цыпляточками.

— Брось травить! — забеспокоился бригадир второй бригады. — Мы проверяли.

— Значит, плохо проверяли.

Тут Тема подошел к ящику, взял яйцо, разбил его и бросил в море. Яйцо было запаренное. Вслед за ним он разбил и выбросил второе яйцо, третье, четвертое…

Румянец как-то сразу сошел с лица Яши-бригадира. Он бросился к ящику, поспешно одно за другим разбил три яйца. Они были свежие. А вокруг уже, довольные розыгрышем, хохотали ребята. Они-то знали, что у Темы в рукаве было четыре бракованных, запаренных яйца.

Яша, поняв в чем дело, хохотал громче всех.

Я разыскал Борю Меньшикова. Он, чем-то недовольный, полоскал белье в небольшом заливчике.

— Ты отчего такой хмурый, Борька? Всем весело, а у тебя кислая физиономия.

Боря отжал белье и рассказал про постигшую его неудачу. Он лазал по скалам, а так как постоянно носить с собой корзинку очень неудобно, то он клал яйца в рубашку под ремень, в карманы, в шапку, а потом уж укладывал в общую кучу. И вот при переходе по узкому карнизу волей-неволей пришлось крепко прижаться к скале. Яйца разбились, потекли, залили рубашку и брюки. Ребятам что? Ребятам один смех, а каково ему отстирываться! Я посочувствовал Боре и в свою очереди по секрету рассказал, как чуть не загремел со скалы…

Было уже около полуночи. Солнце низко опустилось к горизонту. Мы знали, что здесь в это время оно совсем не заходит — стоит сплошной полярный день. Спать никому не хотелось. Петрович и Яша с трудом заставили нас разойтись по палаткам. Но и здесь ребята продолжали разговаривать, шутить, смеяться, пока рассерженный Петрович не пообещал оставить завтра в палатке неугомонных. Наверное, в эту ночи всем, как и мне, снились скалы, шумный птичий базар, огромное бескрайнее море.

Назавтра был такой же ясный солнечный день. Петрович выдал всем спецодежду — брезентовые куртки и брюки. Новая одежда топорщилась, шуршала при ходьбе, рукава и брюки кое-кому пришлось подвернуть, но все были довольнёхоньки: теперь мы походили на настоящих поморов. Только «мощным мужикам» никак не могли подобрать спецодежду по росту — все было для них велико. Они приуныли, но сердобольная Ильинична пообещала им подогнать «обмундирование».

В этой одежде даже жарко становилось, когда мы ползали по скалам. А рядом так маняще, так зовуще поблескивало море!

В обед несколько ребят решили искупаться. В шлюпку сели Толя Гулышев, Геня Сабинин, Петя Окулов, Тема Кривополенов и Арся Баков. Арся должен был подогнать шлюпку обратно, когда ребята прыгнут в воду.

Отгребли на несколько метров от берега, встали вдоль борта. На корме Арся считал:

— Раз! Два! Три!

Четверо дружно прыгнули в воду так, что шлюпка чуть не перевернулась, а пятый, Петя Окулов, в последний момент стряхнул, остался в шлюпке, но потерял равновесие: заплясал на месте, замахал руками… и спиной плашмя плюхнулся в воду. Все пятеро хорошо умели плавать, но тут они судорожно, по-собачьи, забили руками и ногами. Петя завертелся на месте и полез обратно в шлюпку.

— Что делаешь? Что делаешь? Опрокинешь! — вопил Арся Баков.

Первым с очумелым лицом до берега добрался Геня Сабинин.

— Ну как водичка? — спросили его.

— Не говорите лучше! — стучал зубами Геня. — Как будто в кипяток нырнул. Прямо так и обожгло.

После этого никто не решался купаться в море.

В этот же день произошел случай, который взволновал всех.

Валя Копытов собирал яйца на скалах, а наверху его страховали Ваня Чесноков и Боря Зайцев. Валя долго не подавал сигналов, и его хранители, пригретые солнцем, спокойно уснули.

А Валя в это время находился в довольно опасном месте — без веревки оттуда выбраться было почти невозможно. Он дернул два раза, дал сигнал поднимать, но веревка мягко скользнула сверху и упала на каменную площадку к его ногам.

Валя кричал до хрипоты, взывая к товарищам, а те в это время продолжали спокойно спать. Их разбудил вездесущий Петрович. Гневу его не было предела. Он сам опоясался веревкой и полез вниз с запасным страховочным концом. Валя благополучно выбрался. Вечером было назначено общее собрание бригады. Петрович сидел молча, теребил бороду, давал возможность высказаться самим ребятам.

— Это же все равно, что солдату заснуть на посту! — возмущался Геня Сабинин. — Это же измена товариществу, предательство! Чеснокову и Зайцеву доверили жизнь человека, а им наплевать на него. Да кто же после этого будет работать с такими напарниками?

— Жаль, что нет возможности, а то бы отправить таких работников домой, к маменьке. Они же знали, куда ехали. Не греть живот на солнышке, а работать, — высказался Толя Гулышев.

Выступали и другие. Все возмущались. Арся Баков даже внес предложение слегка поколотить провинившихся.

На Чеснокова и Зайцева жалко было смотреть. Они сидели с покрасневшими лицами, не смели поднять глаза.

Последним высказался Петрович.

— Сегодняшний случай — урок для всех. В нашей работе товарищеская помощь, товарищеская выручка — первое дело. Крепко провинились Боря и Ваня, но наказывать мы их не будем — сами должны понять. От работы на скалах я их пока отстраняю. А дальше видно будет.

После этого случая они стали самыми, дисциплинированными, всегда старались помочь товарищам…

Пошли дни за днями, заполненные нелегкой опасной работой на скалах. Все бывало, и душа уходила в пятки, но все понимали, какой ценный продукт для голодающего Архангельска эти птичьи яйца, и работали с жадностью, никого не надо было упрашивать, а погода благоприятствовала. Количество заполненных ящиков все росло. И это очень радовало нас.

Каждый вечер представители нашей бригады наведывались в палатку соседей, а те в свою очередь приходили к нам. Так возникло неофициальное соревнование: кто больше соберет.