И даже меч его исчез — превратился в хрупкую палочку, в соломинку и рассыпался в пыль. Его пальцы обволокла липкая, холодная смола тьмы.

Страх охватил Конана — ледяной, беспросветный — и он почувствовал, что в мире нет больше ничего, кроме мрака — бесконечного мрака, который был не только вне его, но теперь и внутри. В голове стало темно, глаза, казалось, заволокло чернотой. Не на что было смотреть, и некуда идти…

Конан упал на колени. Его волосы, вздымаемые ветром, тоже стали вдруг клейкими и начали слетать с головы и растворяться в воздухе. Конан пытался закричать, но не смог; десны и зубы стали мягкими, как смола; руки, ноги и грудь растворялись в черной, вязкой жиже, и он уже не мог ни двигаться, ни сражаться — в мире существовал лишь одна темнота, разлагающая все, что попадалось на ее пути. Конан чувствовал, как лицо его начало таять, превращаясь в липкую смолу; он хотел кричать, но не мог, потому что у него больше не было ни голоса, ни мыслей. Он стал струящимся потоком тьмы…

— Конан!

…струящимся, всеразрушающим, и он не мог…

— Конан!

Свет! Ветер принес свет. Свет падал на него, а ветер стихал, умирал…

— Конан! — Что-то схватило его — что-то теплое и жесткое, не смола. Конан дернулся, рванулся наружу — он существовал, он был…

Что-то окружило его, и свет стал желтым. Он вдруг понял, что лежит на чем-то холодном и влажном и перед глазами пляшут красновато-желтые огни. Костер, понял он. Начали возвращаться мысли, слова. Затем пробудилась память. В человеке, склонившемся над ним, он узнал барона Орина.

— Ну, киммериец, ох, и напугал же ты меня!

— Кром! — Конан проснулся окончательно — руки упираются в траву, доспехи на месте, а меч в ножнах лежит тут же, рядом. — Что это было?!

— Похоже, то же самое, что и с теми четырьмя беднягами… — В голосе барона сквозила бесконечная усталость. — Подумать только, если бы я не подоспел вовремя…

— Но как ты узнал, что со мной неладно? Мы же вроде распрощались до утра?

— Я почти заснул, — поведал ему Орин; голос его был полон ужаса. — Меня разбудил Болард…

— Болард? — и тут только северянин услышал стоны коринфийца, доносящиеся из палатки.

— Он умирает во сне, — торопливо отозвался барон. — Я хотел взять Кольцо, чтобы спасти его, но обнаружил, что ты…

— Кольцо? — Конан встал на колени, и прицепил к поясному ремню ножны; Орин поднялся на ноги и направился к палатке. Варвар двинулся за ним.

— Мы не можем дать ему умереть. Я знаю, дружище, ты ему не доверяешь. Я тоже не слишком к нему расположен, но без него нам не справиться. Он должен выступить против Усхора вместе с нами…

— И ты думаешь, что…

— Может быть, Кольцо спасет его — это наш последний шанс. С тех пор, как он вступил в мое войско, кошмары мучают его каждую ночь, но сегодня — когда люди стали умирать во сне…

Конан развязал кошель и вынул сверкающий талисман.

— Но я не знаю, как его использовать…

— Думаю, это неважно. Может быть, хватит одной лишь силы Кольца. Надо сделать это быстрее, но Болард не должен ни о чем знать.

Они подбежали к палатке. Орин откинул полог и вошел внутрь, Конан — за ним.

Болард лежал на своей койке; шлем его сбился набок; напряженное тело била судорожная дрожь. Он хрипло стонал, и северянин мгновенно понял, что тот корчится в агонии.

— Кольцо, Конан! — Орин почти кричал. Киммериец положил Кольцо на ладонь и стал приближаться к Боларду. Тот вдруг заметался в очередном припадке, забился на своей койке, издавая хриплые предсмертные стоны.

— Дотронься до него Кольцом!

Конан осторожно, не спуская глаз с извивающегося тела, положил талисман на грудь корин-фийцу. По поверхности шлема и кольчуги Боларда пробежали волны света, испускаемые Кольцом.

Его тело перестало сотрясаться. Руки бессильно упали, а ноги выпрямились. Из-под маски послышался низкий стон, и сквозь щели Конан увидел, что его веки затрепетали, а затем глаза открылись.

Он тут же схватил Кольцо, отступил назад и, стоя возле Орина, спрятал Кольцо обратно в поясной мешочек.

Болард неуверенно, точно пьяный, приподнялся и оперся на локоть. Затем повернул голову и посмотрел на двух мужчин, стоящих рядом с его койкой.

— Что… — произнес он хриплым голосом.

— Тебя снова мучили дурные сны, — сказал Орин, — причем сильнее, чем раньше. Сегодня мочью несколько человек уже умерли от кошмаров, насылаемых Усхором.

— Вы… — Болард сел на койке, и, пошатываясь, пытался удержаться в таком положении. — Как же вы спасли меня? — спросил он. — Усхор увлек мою душу за пределы… — Он вдруг замолчал и сверкнул глазами; несмотря на маску, скрывавшую лицо, Конан и Орин увидели, что в его глазах мелькнул догадка. — Кольцо!

— Нет, Дестан…

Коринфиец поднялся на ноги и в гневе сжал кулаки — так сильно, что его мускулы вздулись под одеждой.

— Кольцо у вас. Дайте его сюда!

— Нет! — выкрикнул Конан, — Ты, глупец, мы спасли тебе жизнь! Ты уже надоел нам с этим кольцом!

— Я получу его! — взревел Болард, протягивая руку к мечу. Едва не упав, он вытащил оружие, не отрывая глаз от Орина и Конана. — У кого из вас Кольцо? Отдайте его, или вы умрете, клянусь вам!

Орин сердито выступил вперед.

— Убери меч, Болард!

Тот начал пятиться, угрожающе выставив клинок. Орин отступил, по-прежнему не желая обнажать оружие и начинать драку.

Но Конан с готовностью вытащил меч.

— Будь ты проклят, Болард! Если ты и в самом деле желаешь заполучить Кольцо, тебе придется убить меня!

В полумраке палатки, освещенной только маленькой масляной лампой, грозно сверкнула сталь, и Конан прыгнул вперед, замахиваясь мечом на Дестана.

Тот присел и спас себе жизнь, сделав довольно неуклюжий выпад. Орин закричал, но Конан, выведенный из себя требованиями Боларда, нападал на того снова и снова, не давая ни секунды передышки. Коринфиец яростно рычал, затем уперся в свою койку: отступать было некуда — Конан загнал его в угол, заставляя отражать каждый из его выпадов и не давая самому перейти в нападение.

— Довольно! — выкрикнул Орин, обнажая меч.

Болард сделал выпад. Конан отразил его, но не до конца, и их мечи сцепились, а затем начали медленно опускаться остриями вниз — в этот момент Орин с силой ударил между ними, отчего клинки воткнулись в землю.

— Хватит! — стальным голосом велел Орин. — Дестан — убери меч! Конан — выйди из палатки и охлади свой пыл!

На какой-то миг оба противника, не обращая внимания на приказ барона, еще были настроены продолжить бой. Затем, опомнившись, оба медленно отставили мечи, и каждый поклялся про себя, что днем завершит поединок.

Северянин попятился, затем развернулся и вышел из палатки; очутившись на воздухе, он сунул меч в ножны. Вокруг толпились люди, но киммериец молча стал протискиваться к костру, Не отвечая на замечания и вопросы.

Возле него оказался Иллес.

— Что случилось, Конан? — спросил он.

— Он хочет получить Кольцо… — начал тот, по вовремя осекся.

— Кольцо? — переспросил юноша. — Так оно у тебя?

Конан резко повернулся и взглянул на Иллеса; его раздражение еще не улеглось.

— Не говори никому, ты понял?

Ошеломленный резкостью его тона, молодой человек кивнул.

— Я понимаю…

— Никто не должен знать! Это останется между нами — знаем только мы с Орином… а теперь еще и Болард.

— Я понимаю, Конан.

— Тогда отправляйся спать. Скоро уже рассвет.

Иллес еще немного постоял, озадаченный этой внезапной вспышкой, затем повернулся и пошел прочь. Он увидел барона, выходящего из палатки, но ничего не сказал ему.

— Эй, вы все, расходитесь, — резко скомандовал тот. — Живо!

Воины молча повиновались и, сумрачно переглядываясь, полные самых дурных предчувствий, отправились к своим кострам. Лишь один остался и нерешительно приблизился к Орину.

— Что еще такое? — рявкнул тот.

— Мой господин, я… боюсь, но, кажется, еще около десяти человек умерли во сне.