На этот раз нахмурился Конан.

— Боюсь, я понял, в чем тут дело, — сказал он. — Заклятие Усхора связало их жизни ужасной тайной, настоящей тайной, которую этот человек всегда старался скрыть от самого себя.

— Но откуда ты можешь это знать? — спросил Иллес.

— Я видел его лицо! — произнес Конан и в его голосе послышались нотки отвращения. — Однажды ночью он открылся мне, и я понял, что за чары лежат на нем. Кольцо могло защитить Боларда от колдовских уловок — когда касалось его плоти, но…

— Так его лицо тоже было своего рода уловкой, миражом?

— Нет! — Конан нахмурился. — Нет, его лицо было реальным. Усхор придумал для Боларда самое тяжкое для человеческого существа наказание — голое, ничем не прикрытое понимание того, кто ты и что ты. Никто не сможет жить с таким пониманием; вот почему мы создаем мифы и придумываем истории о собственной природе — Конан тяжело вздохнул и провел рукой по глазам, словно отмахиваясь от жуткого видения.

— Я никогда не видел его лица, — проговори юноша. — И не понимаю, о чем ты говоришь…

— И все-таки Болард не был негодяем, — улыбаясь, сказала Тайс. — Теперь я знаю это точно. Он не лгал мне, а его доброта очистила его самого. Смотрите! — Она нагнулась и обеими руками ухватилась за черный шлем.

— Не надо, Тайс! — одновременно Вскричал Конан и Иллес.

Но девушка, обнаружив, что шлем крепите при помощи ремешков, срезала их кинжалом, подаренным Болардом.

Кожаные застежки отпали, Тайс отложил нож и стянула с головы Боларда черный шлем. Киммериец инстинктивно отвернулся. Затем услышал тяжелое дыхание Иллеса.

Чувствуя, как внутри у него все холодеет, Конан медленно повернулся, чтобы посмотреть н лицо, прежде вызывавшее только ужас.

Он увидел смеющуюся Тайс, по щекам которой текли слезы. Рядом лежало тело Боларда, без маски — и лицо его казалось красивым, безмятежным и мужественным — каким оно был до встречи коринфийского воина с Усхором…