– Проклятье! Мало! – Аш свирепел, понимая, что его сил не хватает, чтобы вытянуть Рована из-за черты, отрицая, что уже поздно. И наплевав на все свои принципы, на учения, на страх, на то, чему следовал на протяжении многих веков неотступно, – он потянулся туда, где плескалась бесконечная сила, так маняще обещая вернуть к жизни того, кто уже мертв. Сила ифирина. … хрупкое, словно сломанное, тело в луже крови…

Сумеречник тянулся всё сильнее и сильнее, пробивая брешь в защите, удерживающей стержень стихий в плену души друида. Ифирин зашевелился, учуяв движение. В горячке Аш не обратил внимания, что с пальцев стекает не золотой поток друидского целительства, а расплавленное марево серебряного сияния.

… кричать, срывая голос, выхватывая из объятий смерти ту, чей взгляд – изумруды с солнечными бликами…

Скорчившись от боли, не опираясь на узор лабиринта и более не защищенный его плетениями, разрывая свою душу в клочья, Аш тянулся за этой силой – единственной, которой хватит, чтобы вернуть Рована. … слабым пульсом в тонком бледном запястье – надежда…

Вырывающаяся мощь сокрушившей всё на своем пути волной отбросила нападающих, и лишь Ранко рванулась сквозь барьер, успев проскочить, пока он не стал монолитным. Сражение затихло, замерло: враги бок о бок сгрудились вокруг силового щита и, в ужасе перед колоссальной высвобождающейся магией, смотрели на то, что происходит с неистовым друидом. Ни эльфам, ни вампирам больше не было дела до войны. У каждого хватило разума понять, что происходит нечто столь невероятное, что стоит хотя бы на время забыть о битве. Давящее ощущение опасности повисло над долиной.

… горячечный бред, она мечется в постели, не приходя в себя которую ночь…

Больше, зачерпнуть больше силы, стремясь возвратить того, кто настолько дорог. Беспощадно круша в осколки собственную душу, не замечая, как на волю вырывается тот, кто был, казалось, запечатан навечно. Тот, кому не следует выходить наружу. Кто недаром был связан стихийным кружевом узора лабиринта.

… рыдать, сидя под стеной, закрыв руками лицо, беззвучно плакать от страха, что едва не потерял ее…

Тянуться к неисчерпаемому источнику, отрицая, что смерть необратима, отчаянно верить, что этой силы хватит, чтобы в синий взгляд вернулась жизнь. … осторожно прижимать к себе в тихой радости – жива…

Продолжать черпать, не замечая, как из расколотой клетки серебряным ядом сочится тот, кто так долго ждал момента, когда сможет вырваться, завладеть телом эльфа, покинув застенки и лабиринта, и его души.

… падать в бездну безумия от предательства, направляя кинжал в сердце той, что дороже жизни…

Волосы удлинились, побелели, отливая сияющим серебром. Отринув от себя мертвое тело вампира, он поднимался. Тот, кто больше не был Ашем. Перламутровыми молниями взметнулись за спиной двенадцать стихийных крыльев. Взгляд – серебряный металл. Холодный, беспощадный. Он торжествующе огляделся по сторонам. Ни с чем не сравнимая мощь кинула наземь всех, кто был поблизости. И эльфы, и вампиры могли лишь, задыхаясь под давящей силой, пытаться смотреть на того, кто возвышался теперь над полем битвы единственным победителем. Ифирин вырвался на свободу.

… будь проклят тот, кто сделал это с нами! – обрывок мыслей перед тем, как изумрудные глаза закрылись навеки…

– Аш… Аш… вернись… ты не можешь так… ты не должен… не выпускай его… – она была единственной, кто остался стоять, опираясь на меч. Ранко узнала, не могла не узнать того, кого видела в лабиринте. И понимала, что не просто так Аш позволяет ифирину выйти лишь там, в сердце узора стихий.

… волна кровавого безумия захлестнула сознание, выжигая огнем там, где было сердце…

– Он не вернется. Его путь закончен – я победил. Теперь я могу поспорить даже с Пламенем Мироздания. Ведь он сам вручил мне все двенадцать стихий. Хоть и связал узором. Но я ведь теперь не связан, – ифирин ухмыльнулся так, что Ранко похолодела.

– Ублюдок! Верни Аша! – потеряв рассудок, Ранко ринулась на ифирина, поднимая меч для удара. И сломанной куклой отлетела в сторону, не успев сделать и двух шагов, закричав от боли, причиненной раздробленными костями. … зеленые… синие… крик…

– Смог? – Саз соткался из воздуха, рассматривая ифирина и улыбаясь.

– Наконец-то! – Йей почти припал к ногам того, кого считал своим господином.

– С возвращением, – равнодушно бросила Кир, зависая в метре над землей.

– Больше не связан, да? – хлопнула огненными крыльями Рин.

– И что теперь? – поинтересовался Тил, присоединяясь к остальным.

– Разве так важно, что теперь? – и Сел тоже была здесь.

– О да, теперь ты развернешься, – язвительно подхихикнул Арк.

– Теперь ведь Пламя – не указ? – Зар.

– Не верится мне, что всё закончилось, – засомневалась Син.

– Вот и мне не верится, – поддержала ее Тар.

– А ничего и не закончилось, правда, Риз? – сторожко прищурился Йут.

– Всё только начинается, – лазурный Ифи был похож на грозовую тучу и уж точно не разделял всеобщей радости от освобождения ифирина. Похоже, он был в ярости.

– О чем ты, Воздух? – ифирин внимательно посмотрел на Риза.

– Я догадываюсь, о чем. Все понимают, только не говорят. Но, похоже, нашему Ризу молчать не хочется. Я бесконечно рад за тебя, что ты больше не связан. Только вряд ли тебе удастся воплотить задуманное, – спокойно произнес Йут, даже не глядя на ифирина. Всё его внимание было приковано к лазурному шиму.

– Не зли меня, Йут.

– Ни в коей мере. Но и ты не льсти себе. Твои угрозы мне не страшны, и я вполне могу не подчиниться. Ты как был всего лишь держателем, так и остался. Правда, Риз? – Итог смотрел на Риза в упор. И тот ответил, но не ему.

– Эй, звероглазый, ты же меня слышишь?! Всё еще слышишь? Проклятье! Так услышь не меня! … Идя путем Тринадцатой стихии, Не усомнись…

– Киргае зарат эзит Саразмананеташтиель! – выкрикнула Ранко что есть силы, выгребаясь из боли, превозмогая ее, вспоминая, как звучат слова призыва, способного дотянуться даже до Пламени Мироздания. В отчаянной надежде, что где бы ни находился Аш – он это услышит. И придет. Не сможет не прийти.

– Зеленые… они зеленые… – прошептала девушка, без сил распростершись на земле.

Увидеть так ясно то, что было спрятано, украдено. Вырвано нещадно из его памяти. С одной лишь целью – сохранить жизнь сосуду ифирина. Узнать, что она всё время была под властью иллюзий Риза. И видеть то, над чем ничто не властно, что не удастся спрятать навечно, как ни прячь. То, что выжжено, вышито на сердце, которое украли: Ее улыбку в лучистых зеленых глазах… Хитрый взгляд, когда она облизывает его пальцы… Яблоки в меду и заледенелые мониста клюквы… Мгновения, когда она была настоящей… Как радостно куталась в его объятья, согреваясь…

Как замерло трепетно ее сердце и задрожали ресницы, когда он ей сказал… И как успела всё понять, когда его кинжал вонзился в сердце… Проложенные для него тропы гибели в Проклятом лесу…

Туманы на пути в ловушку, заманить и уничтожить того, кто пробуждает память… Направленная Арком стрела, влетающая в грудь синеглазого вампира…

«Будь проклят тот, кто с нами это сделал!» – осколок последней мысли той, что ушла навсегда… та, за кем должен уйти и он.

«За что?» – на пороге смерти непонимание того, кто делал его жизнь настоящей, а не сном; того, чьей гибели не забыть и не простить.

Аш тонул в мути сознания ифирина, без боя отдав свое тело, уходя вслед за той, что была дороже жизни. Не было никакого смысла сопротивляться, узнав, как всё произошло на самом деле, и понимая: ничего не исправить. Возможно, стоило внимательней смотреть, откуда идут ее страхи. Заметить, что они вовсе не ее. Найти виновного и наказать, заставив отпустить удавку и не мучить кошмарами. Слепец, всё списывал на то, что слишком непохож на тех, к кому она привыкла. Захлебнулся своей любовью и не увидел угрозы.