Дураки-то, впрочем, были мы, а не собаки…

В самый разгар сражения появилась Лидия Ивановна. Услышала собачий лай, гвалт — прибежала узнать, что случилось. Ее вмешательство спасло нас от окончательного позора. С ее Акбаром шутки плохи. Как пригрозила, что сию минуту приведет его, сразу все утихомирились. Уняла страсти, затем к нам с вопросом:

— Вы что здесь делаете?

Ну, мы туда-сюда, покрутили-покрутили и признались. Думали, сейчас будет разнос по первое число. И вдруг слышим:

— В принципе, вы это правильно придумали. Не с того конца начали. Ссамовольничали… Хочется работать с собаками?

— Хочется!

— Только смотрите, потом не хныкать, друзья…

А назавтра хлоп! — повестка из милиции. Явиться всем троим. Понятно: за скандал. Заработали голубчики. Пришли — там уже Лидия Ивановна сидит, дожидается. Свидетель.

Нас привели к начальнику отделения.

— Зачисляем вас в бригаду содействия милиции.

— Как в бригаду? Почему?

— Вот те раз — «почему?!» А в чужой двор с собаками зачем ходили? Лидии Ивановне что говорили… Или не хотите, что ли?

— Нет, хотим!

— Так в чем же дело? Идем навстречу вашему желанию.

…Таким манером мы с Акбаром и стали работать в бригадмиле. Лидия Ивановна все это устроила.

Глядя на нас, начали записываться и другие. Первое время собаководов-бригадмильцев включали («придавали», как выражается Лидия Ивановна) в обычные бригадмильские бригады при участковых уполномоченных. Потом возникли специальные бригады исключительно из собак и их владельцев.

Работа бригадмильской собаки — это, по сути, работа профессиональной милицейской собаки. Для того чтобы патрулировать в ночном городе, задерживать нарушителей общественного порядка и спокойствия, нужна собака смелая и злая.

Наш брат ребята, парни-комсомольцы, как с ума посходили. Осаждают Лидию Ивановну: «Травить, травить!» Хоть на телеграфный столб! Увлечены необычайно. Всегда была учеба, тренировка, а тут впервые настоящая работа!

— Смотрите только, костюмов не рвать! — наказывала всем Лидия Ивановна.

У нее чуть что — первая мысль: «Порвет костюм!..» Ее Акбар на своем веку их столько спустил с разных проходимцев, что, наверное, целой ткацкой фабрике надо год работать. Другой хулиган из-за покуса не шумит. Покус заживет. Собаки у нас вакцинированные, бешенства не бывает. А порвал одежду — плати.

Думаете, все к нам с самого начала относились хорошо?

Как бы не так! Сама же милиция на первых порах постоянно притесняла нас. Постовые милиционеры задерживали ночью. Приведут в отделение, там — списки активистов; проверят по списку — отпустят. Доказывай не доказывай — только список и выручал!

«Вам делать нечего, потому по ночам ходите», — говорили издевательски дворничихи.

Для начала за нами закрепили большой общественный сад. Мы приходим незадолго до закрытия. Надо обойти аллеи, предупредить граждан, что сад закрывается, будут спущены собаки. Собаки — на поводках. После закрытия обходишь еще раз. Теперь собаки не на привязи и по команде «ищи!» прочесывают все кусты. Если найдут кого-либо — не кусают, но облаивают (разумеется, при отсутствии встречных враждебных действий, если противная сторона ведет себя тихо). Это — «профилактическая работа».

Прежде в саду дежурили старушки сторожа. Процветало хулиганство, разная шпана лезла через забор, ломала насаждения, вытаптывала клумбы. После того как мы задержали несколько человек и сдали в милицию, все это быстро прекратилось.

Раз обнаружили большую кипу краденого толя. В темном уголке сада, в павильоне-раковине. Обычно там укрывались парочки, и мы обязательно заглядывали туда. Пришли — мой Акбар учуял новый запах, стал рыть, царапать лапами, и под кучей досок оказалось несколько рулонов толя. Толь был из музея, где шел ремонт.

В другой раз качалку детскую спасли. Ее тоже унес кто-то у зазевавшейся мамаши и припрятал до удобного момента.

Мне досталось ходить в паре с Попудрипкой.

Года два назад появилась в нашем клубе девица воображулистая. Все замуж старалась выйти. Потому и в клуб поступила: там народу много бывает. Собак боялась дико. Вся в завитых локончиках, в губной помаде. Через каждые полчаса открывает сумочку и пудрится, недаром — Попудрипка. А имя — Идея. Придумают же!

Около той же поры стал похаживать один душка военный в отставке. Дурак беспросветный. Как его в армии держали?! Наверное, оттого и в отставку уволили, что он только пенсию получать может. Говорил одними цитатами из передовиц. Начитается… за последние дни, конечно… и шпарит. На всех собраниях кимарит… засыпает со страшной силой. Только одним глазом поглядывает.

Наша Попудрипка быстренько окрутила его и уволилась.

С полгода ее не было видно. Потом, глядь, появилась опять. Но уже без мужа, без красавца своего. Вместо мужа завела собаку — овчарку Лукрецию. Стала активничать, посещать дрессировочную площадку.

И вот, что вы думаете, когда у нас начали уделять усиленное внимание бригадмильству, выбросили лозунг выдвинуть молодых, она и… выдвинулась. Попросила записать и ее. Между прочим сказала, что она поет. У нее меццо-сопрано.

Кто-то из мужчин усомнился в ее меццо. Она возмутилась.

Когда мне ее предложили в напарники, я хотел отказаться, да Лидия Ивановна остановила: «Может быть, с тобой перевоспитается».

Вот еще забота — Попудрипку перевоспитывать!

Идем по улице, а моя Попудрипка опять заводит:

Голос пробует. И почему-то все из «Царской невесты».

Я говорю:

— Тише, жуликов распугаете!..

А она:

— Гришенька, ты прелесть. Ты мне нравишься. Только в тебе нет никакой лирики! Ну просто никакошенькой!

Но между прочим, к обязанностям относилась добросовестно. И Лушу — Лукрецию то есть — хорошо выучила.

Раз поздно вечером патрулируем. Она опять свое:

А я слышу — заливаются тревожные свистки: старухи в саду на помощь зовут. Говорю Идее:

— Скорее!

Прибежали. Там — трое молодых хлыщей с огромными букетами. Наломали сирени. Двое дерутся, а третий кричит:

— Пустите собаку! Пустите собаку! Он его убьет, у него нож…

Оказался подвох, чтобы нас облапошить. Пока мы разнимали дерущихся, третий с сиренью тягу. Я спустил на него Акбара. Тогда эти двое — на меня. А Идея, не будь плоха, сейчас же Лушу с карабина — «фасс!». Та вмиг всех успокоила.

Тут подоспел участковый, забрал всех троих, а сирень повертел-повертел в руках и преподнес Попудрипке. Она была польщена чрезвычайно. Неделю потом говорила об этой сирени.

Особенно много всяких происшествий под праздник.

Под Первое мая, помню, было. Иду, вижу, двое пьяных с кульками, пакетами. Хорошо одеты, с подарками для жен, а сами еле на ногах держатся. А к ним прилаживается детина, тоже будто пьяный. Я отогнал его: «Уйди!» Он поглядел на меня, на Акбара. Видит, лучше не связываться — отстал.

Один из пьяных брел-брел, упал у забора. Что делать? Оставить — наверняка разденут и подарки унесут. А я один, без Попудрипки. Мы, когда очень много работы было, разделялись.

Привязал около лежащего Акбара, второго отвел к дворнику. Потом за первым вернулся. А этот, детина, уж опять тут. Да к Акбару разве подступишься? Сам останешься без брюк…

Одно время у нас в городе наблюдалась эпидемия краж ондатровых шапок. В магазины поступила большая партия этих шапок, их раскупили. Ондатра — мех ценный. И началось… Прямо-таки настоящая охота за ондатровыми шапками. Едва кто-либо появится в такой шапке, у него ее с головы — цоп! — и поминай как звали.

Похитителей видели не раз, но задержать никак не удавалось.