— Ну, разумеется, тут все просто, мистер?..

Бендиго ждал, что тот представится. Великан молча смотрел на него и улыбался.

— Видите этого… джентльмена, добрый сэр? — Бендиго повернулся и указал на Иакова Штерна. — Он прибился к нам в Фениксе, потом захворал, и я по небрежности не включил его в список.

— Но тогда у вас должно быть на одного больше, а не меньше.

Улыбка Бендиго застыла на его лице, выдававшем явное отсутствие толковых идей. Эйлин торопливо выступила вперед.

— Это нетрудно объяснить, — спокойно сказала она. — Когда мы покинули вокзал в Викенбурге, с нами был еще один джентльмен, доктор, который задержался при нас некоторое время, чтобы проследить за выздоровлением нашего друга.

— И куда он делся? — последовал вопрос.

— Вчера отправился обратно. Его лошадь шла с нами, привязанная к последнему фургону. Понимаете, последний фургон тащился, несколько отставая, — боюсь, править упряжкой мулов дело для меня новое. Поэтому мистер Ример и не заметил, что доктор уже отбыл.

— Да-да, конечно, — закивал отчаянно потевший Ример. — Вот вам и лишний человек.

Гигант внимательно присмотрелся к стоявшим перед ним людям. Он не выказал неудовольствия, продолжая улыбаться, но все под его взглядом ежились, а Эйлин приметила, что на поясе под плащом у него висят пистолеты, а из глубокого внутреннего кармана плаща торчит рукоять обреза.

— Вот этот мужчина, — он указал на Иакова, — не ваш.

— Нет, вовсе не… — заторопился Ример.

— Он наш друг, — заявила Эйлин.

— Как его имя?

— Его зовут Иаков Штерн, — ответила она.

Здоровенный мужчина махнул женщине, та записала имя в тетрадь и перевернула страницу.

— А теперь мне нужны имена остальных ваших людей, — произнес здоровяк.

— Разумеется, сэр, — сказал Ример, вертя в руках список труппы.

— А как ваше имя? — спросила Эйлин.

— Мне нужны ваши имена.

— Я первая спросила.

Бендиго бросил на нее злобный, раздраженный взгляд; Эйлин даже испугалась: вид у него был такой, словно он готов ее растерзать.

— Брат Корнелиус, мэм, — представился здоровяк.

— Эйлин Темпл. — Она протянула руку.

Корнелиус растерянно посмотрел на нее, потом слегка пожал ее пальцы.

— Чудесный у вас город, брат Корнелиус.

— Мы знаем, — отозвался Корнелиус.

— Будь добра, помолчи, — сердито шепнул Бендиго Эйлин, не прекращая улыбаться.

— Вас разместят в гостинице, дальше по улице, — сообщил Корнелиус. — Мы сопроводим вас туда, после того как вы отвезете свои вещи в театр.

— О, предчувствую, он просто прекрасен. Уверен, в нем все будет великолепно.

— Об этом расскажете потом, — кивнул Корнелиус. — Вы будете играть в нем первыми.

Он подал знак, и женщина вручила Римеру пачку листов бумаги с отпечатанным текстом.

— Это правила поведения в Новом городе, — объяснил Корнелиус. — Прошу им следовать. Наши правила очень важны для нас.

— Разумеется, брат Корнелиус.

— Преподобный Дэй желает, чтобы сегодня вечером вы были гостями за его обедом, — заявил Корнелиус, покосившись на Иакова. — Все. — Он пристально посмотрел на Эйлин, та отвела глаза.

— Это просто великолепно! — восхитился Ример. — Передайте преподобному, что его приглашение для нас великая часть. Обед состоится в…

— Восемь.

— А куда…

— Мы явимся и отведем вас на место. Да пребудет с вами день славы.

Он отступил в толпу и пропал из виду. Ример с кружащейся от облегчения головой стал раздавать листовки труппе. Радушные добровольцы выступили из толпы, чтобы помочь с разгрузкой.

Эйлин впервые видела такое — чтобы столько людей разных рас бесконфликтно держались вместе. Но что-то здесь было пугающе не так.

Канацзучи наблюдал за всем этим сверху, со скал: слов ему, конечно, было не разобрать, но по жестам и выражениям лиц он понял немало.

Люди в белом двигались, словно части единого целого, подобно муравьям или пчелам. Никто из них, похоже, не понял, что в последнем фургоне прятался посторонний; правда, глупый артист в кричаще-зеленой шляпе чуть не выдал его, но все обошлось благодаря вмешательству Эйлин. Но крупный мужчина, тот, который задавал вопросы, был опасен. Из-за внимания этого человека Иаков вскоре мог оказаться под угрозой, а он не мог допустить, чтобы со стариком что-то случилось. Когда настанет час, Иаков будет нужен, а для чего именно, откроет только время.

Канацзучи отдавал себе отчет в том, что, пока не стемнеет, а значит, еще четыре или пять часов, он все равно ничего сделать не сможет. По обе стороны ограды регулярно прохаживались вооруженные патрули, и он следил за ними, чтобы установить периодичность обходов.

После того как актеры разгрузили реквизит, Канацзучи наблюдал за тем, как фургоны отогнали на южную окраину города, к конюшням. «Косец» теперь был надежно спрятан, и он знал, где его искать.

Повернувшись, Канацзучи присмотрелся к башне, которая являлась ему в видениях. У ее подножия толпились работники.

Оттуда, когда стемнеет, он и начнет.

Иннес влетел в купе с телеграммой в руках.

— Я заказал лошадей, оружие и припасы: все будет ждать нас на станции Прескотт. — Он вручил Дойлу копию заявки, о которой сообщил. — Посмотри, проверь; если заметишь упущения, скажи. Я телеграфирую, и к нашему прибытию все подготовят.

«Ага, военная жилка у парня дает о себе знать», — не без удовольствия подумал Дойл, просматривая список.

— Более чем удовлетворительно, — заявил он, возвращая бумагу.

— Винтовки с магазинами. Полагаю, стрелять вы оба умеете? — спросил Иннес, оглядываясь на Престо и Мэри Уильямс.

Они кивнули. Престо подвел итог истории, которую изложил Дойлу, о поведении Джека во время кончины ребе Брахмана.

— А точно ли ему можно доверять? — спросил он. — Кажется, этому человеку присуще внушающее беспокойство неуважение к человеческой жизни?

Дойл бросил взгляд на пробегавшие за окном залитые лунным светом равнины.

— Могу я попросить на минуту оставить нас наедине? — обратился он к другим мужчинам.

Престо с Иннесом покинули купе. Дойл повернулся к Мэри:

— Ты связана с Джеком. Через сон.

Она кивнула, продолжая твердо удерживать его взгляд.

— Я сделал для него все, что мог. Мой диагноз не предлагает решений. А у тебя есть представление о том, в чем причина его болезни?

— Бывает, что людей атакует… внешняя сила.

— Что ты имеешь в виду?

— Зло, — ответила она, помедлив.

— Ты веришь в существование зла? Я имею в виду — зла как самостоятельной сущности?

— Таково наше учение.

Дойл, чувствуя, что ступает на незнакомую почву, глубоко вздохнул.

— Ну что ж, если ты хочешь попытаться исцелить его, действуй исходя из того, что считаешь правильным.

Она бросила на него серьезный взгляд, кивнула и двинулась к двери.

— Могу ли я чем-нибудь помочь? — обратился к ней Дойл.

— Нет, — спокойно ответила Мэри и покинула купе.

Лишь дождавшись, когда угаснет закатный свет, Оленья Кожа покинул свое убежище среди скал. Перед наступлением темноты пение прекратилось, а когда стало холодать, ребята в белых рубахах разожгли большой костер. Пока не взошла луна, Фрэнк перевел свою лошадь за дорогу, подальше от сторожки, где продолжал гореть свет, и двинулся по периметру изгороди.

Десять двойных нитей колючей проволоки были туго натянуты между столбами, глубоко врытыми в песок и посаженными на строительный раствор с интервалами в двадцать футов.

Проволочное заграждение было плотным, двойная проволока — прочной, а колючки на ней — длинными и острыми, такими, что любая попытка пролезть, перелезть или взять заграждение приступом стоила бы любому животному или человеку изрезанной в клочья шкуры или кожи.

Ничего не скажешь, здешний народ имел понятие о том, как строить надежные заборы: может быть, они не только расшибают лбы в молитвах, но и содержат несколько ранчо? Это объяснило бы наличие изгороди, но где там пасти скот, в пустыне-то? Да и не нужна, чтобы удержать скотину, такая ограда, вполне хватило бы трех линий проволоки, не говоря уж о том, что он в жизни не видел на ранчо забора в семь футов высотой. Нет, это ограждение возвели не для того, чтобы помешать разбрестись животным, а чтобы никто не мог проникнуть туда снаружи…