И ещё одна девочка играла на рояле «Дождик» Голубева. Мне понравилось. Капельки дождя как будто стучали у неё под руками!

А потом одна маленькая девочка играла на баяне. Баха играла! Такая хорошенькая девочка в матроске. А её дедушка — такой, с седыми длинными усами, — сидел как раз рядом со мной и качал в такт головой, а когда этой девочке хлопали, стал крутить усы и смеяться — ужасно был доволен. И мне эта девочка понравилась, я ей хлопала изо всех сил. А портрет её деда я видела в клубе — он старший мастер и новатор производства, там написано.

Ох, устала писать! Кончу завтра.

Я вчера не написала про первое отделение Октябрьского вечера для ребят, а оно было очень интересное.

Сначала их заведующая клубом — такая весёлая, кудрявая, её зовут Мария Иннокентьевна, но многие называют Марусей — поздравила всех ребят с тридцать второй годовщиной Великой Октябрьской социалистической революции и как-то очень хорошо сказала о нашей великой родине, об её отважных сынах и дочерях.

Потом она прочитала благодарность отличившимся работникам клуба и, конечно, нашей Вере. Все ей так хлопали — и ребята и взрослые.

От нашего отряда говорила Светлана Новикова. Ничего себе говорила, хорошо.

Потом были две постановки. Сначала для маленьких — одна сцена из «Золушки». Золушка была совсем маленькая девочка с белыми косичками, её зовут Танечка. Люся ей сделала замечательный костюм. И эта девочка потом всё время ходила за Люсей. Куда Люся — туда и она. А затем был для старших «Тимур». Тоже одна сцена. Тимура играл Вася.

Про второе отделение я уже вчера писала. Не написала только про то, как мы сами играли. Все очень старались. Ведь играли не дома, а на фабрике!

Мою Галку вызывали, наверно, десять раз. Она правда очень хорошо играла. Мне тоже хлопали. И правда, я играла лучше, чем на школьном. Больше всего понравилась русская песня.

Этот дедушка мне потом сказал: «Молодчина, девушка», — и мне было очень приятно.

В общем, похвалили всех наших. Только, конечно, лучшие номера были их — вот этот унисон начинающих и потом хор. Хором я просто заслушалась! Как они спели народную песню «В тёмном лесе»!

А потом пели пионерскую, и мы им подпевали. Так хорошо получалось вместе!

После концерта был чай для нас всех. Я сидела рядом с Тамарой. Потом всякие игры. Нам хотелось посмотреть фабрику, но она была закрыта на праздник, и Вера сказала, что мы ещё приедем — уже в будни — и увидим много интересного.

Теперь мы с Майкой не знаем, что это было — путешествие или нет? Ведь на фабрике мы не были, а только в клубе.

Мы спорили, спорили и решили, что всё-таки путешествие, потому что всем было интересно и видели новые места.

Да, самое последнее. Когда нас провожали, я вдруг сказала Вере — тихонько, конечно: «Знаешь, Вера, у меня есть тайна». — «Ну, раз тайна — то не надо говорить», — сказала Вера.

Хорошо, что она так ответила, а то я проболталась бы. А пока не надо об этом говорить. Пока надо работать.

А себе самой я скажу: «тайну» я всю разобрала как следует и половину уже знаю наизусть. И она уже не кажется мне теперь такой трудной.

В этот день с самого утра к Вере в класс стали заходить посторонние люди. И раньше всех забежала завклубом Маруся Зайцева.

До организации при фабрике детской музыкальной школы Маруся была душой и главой всего клубного дела. Она приглашала лекторов, вела самодеятельность, организовывала спектакли (в особенности она любила оперетту), ставила танцы.

Там, где мелькала её кудрявая голова, там, где слышался её смех — а смеялась она почти всё время, за исключением тех серьёзных моментов, когда вместе с завхозом, наморщив лоб, проверяла своё клубное хозяйство, — словом, там, где была Маруся, всегда было весело и шумно.

Неприятности начались с того момента, как к директору фабрики Антону Иванычу Алексееву приехала директор районной музыкальной школы. Это она посоветовала Антону Иванычу организовать при клубе детскую музыкальную школу.

И Антон Иваныч сразу согласился, даже не посоветовавшись с Марусей. Ему показались очень убедительными доводы немолодой серьёзной женщины, рассказавшей о том, как развивают и организуют детей музыкальные занятия, в особенности коллективные, как они занимают их досуг и самых шаловливых приучают к порядку.

Музыку Антон Иваныч очень любил, в особенности оркестровую, и хорошее хоровое пение. Ему давно уже казалось, что у Маруси в клубе мало настоящей музыки, но заняться этим всё было некогда, не доходили руки.

И он сразу же согласился на предложение гостьи из района и вызвал Марусю.

— Маруся, сам зовёт! Маруся, к директору!

Это было необычно, и Маруся, крикнув своим девчатам: «Вы тут без меня это па, девочки, повторяйте», — побежала к директору.

— Садись, Маруся, — сказал Антон Иваныч, кивая девушке своей круглой, наголо остриженной головой. — Вот, познакомься: товарищ из района, заведующая детской музыкальной школой. Будем у нас при клубе организовывать школу для наших ребят. Вот, прошу перенять опыт.

Всё это было сказано так внушительно, что Маруся, не успев даже сказать своего мнения, должна была начать «перенимать опыт». А мнение у неё было: она считала всё это ненужной затеей. «Мы не школа, а клуб, — думала она. — Мы фабрике помогаем. Учатся ребята в своей школе — и достаточно, а клуб тут при чём?»

А когда Маруся узнала, что скуповатый директор, так ужимавший всегда смету на клубные постановки, распорядился купить для новой школы ещё два пианино и несколько детских баянов, виолончелей и скрипок, она окончательно обиделась.

Маруся неохотно отдавала новой школе комнаты; она, честно говоря, даже радовалась, что в школу записалось немного детей.

Когда приехала Вера, она, правда, Марусе очень понравилась, и Маруся даже подумывала о том, как бы переманить её от работы с ребятишками на свою сторону — на устройство очередного спектакля.

От участия в спектакле Вера не отказалась и охотно помогала Марусе, однако за своё дело взялась очень крепко и тихо, но упорно добивалась своего.

Когда она заставила Марусю освободить класс, занятый под вторую костюмерную, Маруся очень рассердилась и даже поплакала. «Уйду из клуба! — кричала она. — Тут от ребятни деваться некуда!»

И отомстила: переманила к себе в танцевальный кружок двух девочек из скрипичного класса.

И вот Маруся заглянула к Вере в класс. Лицо её показалось Вере необычным: не то смущённым, не то очень серьёзным.

— Вера, — тихонько сказала она входя, — ты извини, я мешать не буду. Я только хочу тебе сказать: зайди после урока ко мне.

И Маруся, оглядев светлый класс и маленького Павлика, столько раз путавшегося у неё под ногами в клубных коридорах и столько раз выводимого контролёрами с вечерних спектаклей, вышла.

«Что такое? — подумала Вера. — Новая каверза?»

— Павлик, Павлик, не так! Руку не так держишь!

А дверь открылась снова.

— Вера Львовна, там к вам пришли, — сказала сторожиха тётя Дуня.

Вера вышла. Это пришли две работницы записывать своих детей. Оказывается, они были вчера в клубе. До чего ж хорошо ребятишки играли! А наших так выучить можно?

— Отчего же! — сказала Вера. — Конечно, можно.

И пошло и пошло. Ребята постарше приходили сами. Маленьких приводили матери и отцы.

Вера разговаривала с ними, потом посылала к Марусе и, довольная, возвращалась в класс. Только к вечеру она смогла забежать к Марусе.

Маруся сидела за столом и задумчиво рассматривала пачку заявлений.

— Знаешь, Вера, — сказала она, не поднимая глаз, — я не потому, что столько заявлений, я ведь к тебе ещё утром заходила… Ну, в общем, я неправа была… Вчера, знаешь, так хорошо было на вечере, и старики были довольны — даже мой! — Она улыбнулась и посмотрела Вере в глаза. — Мой отец, — пояснила она. — А, бывало, его и не затащишь в клуб.