Сосед в бочку заглянул, а там два малька плавает.
«Глуши! — просит Карло, а сам уже по земле катается от смеха. — Кидай, не то уйдут... на глубину!..»
Выругался обманутый и вспомнил, с кем дело имеет — это же Карло, — и, не долго думая, кинул динамит в бочку, а сам рядом упал. Рвануло так, что вся улица сбежалась. «Что произошло? — спрашивают. — Зачем стреляли?» Карло от смеха слова сказать не может, а сосед, прихватив мешок, собрался домой — может, смола еще не остыла. Но тут Карло за руку его взял. «Постой, — говорит, — не получилась рыбалка, давай в тени посидим. Посидим, все обсудим, о жизни поговорим — разве дело в рыбе? Нет, конечно...» И долго еще соседи, завидев Карло, спрашивали, не собирается ли он на рыбалку.
— Карло только смеялся, — закончил Васильич. — Говорил, если соберусь, вас непременно приглашу. А глядите — светлеет.
Мы к окну кинулись: и впрямь метель затихла. Растолкали Комара, снимай, дескать, чехлы — лететь надо. Поблагодарили Васильича за приют, за чай и за рассказ и через полчаса уже летели над Уралом. Внизу белели заснеженные вершины, виднелись редкие леса... Командир наш повеселел.
— Ну и Васильич! Надо же такое придумать! Карло...
Комар не понял, поскольку не слышал рассказ, и переспросил:
— Что хотел?
— Хотел сказать, Комарик, спать меньше надо.
Тут Комар принялся ворчать, что механику даже спросить нельзя, а каждый норовит только командовать — то чехлы снимай, то спи поменьше...
Мне запомнился рассказ Васильича, хотя я был согласен с командиром, что все это не больше чем выдумка; какое-то время вспоминался веселый Карло, любивший и шутку и людей, и стало понятно, отчего же в домике не верилось в рассказанное: дело вовсе не в экзотике Батуми, не в близости моря и, конечно, не в цитрусовых, так и оставшихся на деревьях, — просто Карло жил непохожей и неизвестной нам жизнью. Васильич не зря заметил, что летал он по мере сил. Мы же находили в полетах полное забвение, и проведенное на земле время казалось нам потерянным. А для Карло полеты были только частью жизни. Мысль эта была тогда для меня внове, но и она забылась, как забывалось в самолете многое. И каково было мое удивление, когда через год я снова услышал о Карло Джибладзе, и рассказывал о нем вовсе не Васильич, а знакомые летчики, с которыми я повстречался в Чите. Оказывается, они знали Карло...
— Не может быть, — сказал я, понимая, что истории Карло — это выдумка. — Этого не может быть, потому что...
— Что не может быть? — спросили меня. — Этот Карло все может! Он нам такое устроил...
Оказывается, с Карло они повстречались в профилактории после рейса: прилетели, сдали самолет — и, естественно, сутки отдыха. Дежурная предупредила, что дает комнату, в которой уже есть один человек.
«Комната пятиместная, — сказала она, — а вас четверо, так что все сходится. А свободных больше нет».
Пришли они в комнату, видят: одно место занято. Расположились, а тут и Карло появился. Как это бывает при встрече, поговорили, выяснили, кто откуда прилетел и куда собирается. Карло спросил, как жизнь в Сибири, а они — как в Батуми.
— У нас хорошо, — ответил Карло. — Тепло, виноград уродился на славу. Прилетайте в гости.
И адрес сказал. Ребята поблагодарили его — сразу видно, добрый человек: другой и пригласил бы, но об адресе умолчал. А после удивились: собрался Карло спать, разделся и одежду на люстру повесил.
— В чем дело?
— Вы разве не знаете? — удивился Карло. — Прошлый ночь крысы два костюма слопали, только пуговицы виплюнули.
Он по-русски чисто говорил, но иногда у него акцент появлялся, а почему так — непонятно.
Поглядели ребятки друг на друга, почесали затылки и давай свою одежду тоже на люстру цеплять — без костюма никому не хочется остаться. Штурман, тот еще и портфель определил.
— Карты, — сказал, — самое важное.
— Канешна, — подтвердил Карло. — В нашем деле без карт, как без рук.
Вылетал Карло рано утром, когда ребятки еще спали. Доктор пульс сосчитал, записал в книгу, штамп в задании поставил — и, как говорится, счастливого пути. Тут Карло и шепнул ему на ухо, что ребята, дескать, попались странные, одежду на люстру вешают.
— Это еще зачем?
— Ума не приложу, — ответил Карло. — Думаю, обычай такой...
— Пойду погляжу, — решил доктор. — Странный какой-то случай, впервые слышу.
Словом, ребяткам этим едва не пришлось медицинскую комиссию проходить. Но Карло позвонил от диспетчера и сказал, что это «его работа». И в гости пригласил, говорит, прилетайте, вспомним и посмеемся. Все прояснилось, ругнулись летчики и сказали, что если бы попался им этот Карло... А один из них шутя предложил развернуться и лететь в Батуми, дескать, приглашал в гости, пусть теперь выкручивается.
Через какое-то время попали мы на аэродром Васильича, и я рассказал ему эту историю. Он посмеялся и ответил, что Карло еще и не то мог учудить.
— Однажды, — начал Васильич, но сам себя перебил: — Жаль, времени маловато... Жаль! Вот если еще прилетишь, непременно расскажу. Его ведь не раз пытались провести и друзья, и соседи, но он всегда разгадывал, а однажды...
И Васильич, словно бы предчувствуя, что мы никогда больше не встретимся, рассказал мне торопливо, как подшутили над Карло. Эта история, как, впрочем, и все другие, кажется невероятной, но надо помнить, что Карло жил в Батуми, где могут происходить и более невероятные события. Так вот, сидел однажды Карло за столом в своем дворе и смотрел, как у крайнего дома копал канаву экскаватор. Размышлял Карло — что это такое взялись сооружать, и ждал, когда жена принесет ему чашечку кофе. Этот напиток он тоже любил. И вдруг видит: на огороде соседа появились двое с теодолитом и мерной планкой. Стали мерить что-то и колышки вбивать. Тут Карло и вовсе заинтересовался, хотел идти к соседу и спросить, что это он удумал. А те двое походили, померили да и к нему направились. Бумага у них в руках, а на ней нарисован план улицы и жирная такая линия как раз по садам и огородам.
— Что это? — встревожился Карло, начиная догадываться,
— Связь, — ответил один. — Важная связь.
— Значит, будете копать канаву?
— Траншею, — поправил другой. — И не копать, а рыть экскаватором. Техника, — добавил он и улыбнулся. — Три дня — и все готово.
Принялись они мерить и колышки вбивать, а Карло видит, что канава... или, как они говорят, траншея, пройдет как раз по виноградной лозе, по грядкам. Грядки-то ладно, но лоза! Заволновался Карло, спрашивает, нельзя ли обойти виноград, и показал — вот туда бы да сюда.
— И здесь, мимо грядок? А?
— Почему нельзя, — ответили ему. — Можно, но экскаватор такие коленца не осилит, ему подавай прямую линию.
— Да-да, — согласился Карло, призадумавшись. — Я понимаю.
— И кабеля больше пойдет, — сказал один, — потому что всякая прямая короче всякой кривой. Закон такой!
— Кабель — пустяки, — возразил другой, — была бы траншея.
Карло, услышав о кабеле, сразу сообразил: намекают специалисты, что дело не такое и сложное, дескать, шевели мозгами, хозяин. Поразмышлял он — то на сад посмотрит, то на экскаватор, который копает себе и копает, — а лоза такая стоит, что прямо загляденье, и грядки делал, и за деревьями ухаживал.
— Сам выкопаю, выкопаю, как мне лучше, — сказал Карло тем двоим. — Вам за это благодарность и хлеб-соль. Стол накрою такой, не обидитесь. Идет?
Те посовещались и ответили, что они готовы помочь, но чтобы к утру траншея была готова.
— Будет! — заверил Карло. — Договорились!
Показали они ему, где начинать и заканчивать, глубину сказали и ширину и отправились к другому соседу. Там стали промерять. Жена соседа в слезы ударилась, запричитала... Услышал Карло и за лопату схватился: времени-то в обрез. Траншея получается метров двадцать, а если коленами, то и больше. Копал он, поторапливался, но землю не раскидывал, аккуратно складывал. Глубина и не большая, но земля только сверху податливая, а ниже твердая. Трудился Карло, трудился, а тут и сумерки набежали. Протянул он провод, подвесил к дереву лампочку и продолжал работу. Обещал ведь к утру.
