— Еще бы. — сказал Чемодаса.

— Вот видишь. Я, когда работал с молодежью, именно так и писал. Всегда кратко, динамично, остроумно и с изюминкой! И художникам спуску не давал. Меня, конечно, считали тираном, но зато я всегда добивался нужного образа. Кстати, наверняка я не ошибусь, если то, что ты процитировал, — это один из моих старых текстов. Хотя, возможно, что и не мой. Возможно, это какой-нибудь плагиат. Ведь у меня очень многое украдено. Изменят одно слово — и уже выдают за свое. А чаще всего даже ничего и не меняют. Картинку другую пририсуют — и все. Не могу же я только тем и заниматься, что ходить по улицам и разглядывать плакаты, как бы чего у меня не позаимствовали. Да пускай заимствуют, мне не жалко! Мне легче новое придумать.

9. Он занялся своим чаем, и Чемодаса решил, что наступил подходящий момент, чтобы начать серьезный разговор.

— Между прочим, все чемоданные жители о тебе беспокоятся, — сообщил он.

Упендра поморщился и поставил стакан.

— Скажи, могу я, как старший, дать тебе совет? — спросил он.

— Смотря какой.

— Никогда не говори за едой о чемоданных жителях.

— О чем же тогда говорить? — опешил Чемодаса.

— О чем угодно. Есть ряд нейтральных тем, от которых не портится аппетит. Например, погода.

«Какой смысл в чемоданах говорить о погоде?» — подумал Чемодаса, но вслух этого не сказал, чтобы снова не испортить Упендре аппетит.

— Еще можно поговорить об искусстве, — продолжал Упендра. — Или об общественной жизни. К примеру, ты мог бы поинтересоваться, как продвигается моя книга, или порассуждать о том, какое она окажет влияние на общественную жизнь.

Чемодаса попытался представить себе, какое влияние на общественную жизнь окажет книга Упендры, но, как ни старался, мысли его не выходили за пределы чемоданов. Наконец он не удержался и спросил:

— А почему все-таки нельзя говорить о чемоданных жителях?

Упендра взглянул на него с выражением безнадежности и отставил уже почти пустой стакан.

— Сам подумай: приятно ли мне о них слышать, если я точно знаю, что они, все как один, меня ненавидят?

— Все как один?

— Конечно.

— Но за что?!

— А ты не догадываешься?

— Нет.

— Неужели?

— Честное слово! Скажи! — Чемодасу разбирало любопытство.

— Представь себе, ни за что. Обыкновенная зависть, и ничего больше.

— Но чему же тут завидовать? — не удержался Чемодаса.

— А ты полагаешь, нечему? — с улыбкой ответил Упендра, — Так знай, что всегда и всюду больше всех завидуют не тому, кто богат или имеет власть, а тому, кто красив, умен, кто интересный собеседник, кого все любят…

— Все любят?! Постой, ты же сам только что…

— А как же ты думал? Взять хотя бы меня. Если бы ты только знал, как я устал от этой назойливой всеобщей любви, от которой уже просто деться некуда! Ты не поверишь: стоит только где-нибудь появиться — так и кидаются навстречу. Проходу не дают, а особенно молодежь. Даже дети — чуть только меня завидят — «Дядя Упендра, сыграй песенку! Дядя Упендра, расскажи стишок!» И думаешь, мне это льстит? Совсем наоборот. Я только размагничиваюсь. Мне бы, по идее, лучше вообще не выходить из дому, чтоб только никого не видеть. Но сегодня я дал себе зарок совершить долгую прогулку. Зайти куда-нибудь подальше и остаться наедине с собой. Надеюсь, составишь мне компанию?

— Конечно! — обрадовался Чемодаса. — Вот только… — он вспомнил о недавних опасениях Упендры.

— Что «только»?

— Как бы тебе не простудиться.

— Мне? Простудиться?! — Упендра расхохотался. — Да ты не знаешь, какой у меня организм! Мне иногда кажется, что я мог бы хоть целый день гулять под проливным дождем — и хоть бы что! А в детстве — знаешь, каким я был крепким? Меня еще бычком звали.

10. Чемодаса про себя подумал, что в чемоданах дождя не бывает, и что в детстве Упендру звали не Бычком, а совсем другим именем, но вслух ничего не сказал. Он решил, что лучше пока его не раздражать, а уж на прогулке, когда они зайдут куда-нибудь подальше, он не упустит подходящий момент, чтобы завести разговор по душам. Он терпеливо дождался, когда Упендра покончит с очередным стаканом чая, и бодро сказал, вставая из-за стола:

— Ну, что? Пошли?

— Куда? — изумился Упендра.

— Как «куда»? — Чемодаса даже сел от растерянности. — На прогулку. Разве мы не собирались?

— И куда тебя все тянет! — с заметной ноткой раздражения проговорил Упендра. — Что тебе на месте не сидится? Впрочем, если спешишь, я тебя не удерживаю, можешь меня не ждать. Мне просто хочется спокойно попить чаю, только и всего. Разве я не имею на это права? Признаться, ты меня издергал своей спешкой.

Чемодаса почувствовал себя совершенно сбитым с толку.

— Я думал, ты уже напился, — пробормотал он, — Три стакана…

— А ты и сосчитал! — уже всерьез возмутился Упендра, — Так что же, что три? Захочу — и четвертый выпью. Кстати, почему сам не пьешь? Небось, начитался, что много жидкости — вредно? Так знай, что ничего подобного. Я всегда всем рекомендовал пить чай, и уверен, что еще никто от этого не умер. Наоборот, должны быть благодарны. Так что зря отказываешься.

— Спасибо, я бы выпил, — сказал Чемодаса, но Упендра, немного успокоившись, уже наливал себе четвертый стакан.

Тогда Чемодаса решил попытаться завести с ним разговор по душам прямо здесь, не выходя из дома. Но на этот раз он начал издалека:

— Нет! Все-таки какое счастье, что мы родились не какими-нибудь тлями или мокрицами, а чемоданными жителями!

Упендра поставил стакан и пристально посмотрел ему в глаза, а потом серьезно спросил:

— Ты полагаешь, они нам завидуют?

Чемодаса на миг растерялся, но решил не сдаваться.

— Конечно! Еще как!

— В таком случае, объясни, что им мешает и себе устроить точно такую жизнь? Или перебраться к нам? Разве мы препятствуем? Колько я бывал в суде, а почему-то мы ни разу не рассматривали прошений о гражданстве.

Не сразу Чемодаса нашел что ответить. Он уже чуть было не обнаружил свою полную растерянность, но в последний момент нужные слова вдруг нашлись сами собой:

— Не фантазируй! Просто тебе скучно. А скучно оттого, что ничем не занят. Посмотри вокруг: все заняты. Каждый нашел себе занятие по душе — и никто не фантазирует.

— Хорошо, что ты сам об этом заговорил, — произнес Упендра со вздохом облегчения. — Я давно собирался дать тебе совет, но опасался, что не так поймешь. Нашел бы ты себе какое-нибудь занятие. И тебе веселее, и мне за тебя спокойнее. А то сидишь здесь уже который день, бездельничаешь. А от безделья чемоданные жители портятся, особенно молодежь. Да и мне, честно говоря, мешаешь: с самого утра хочу пройтись, а ты задерживаешь.

Чемодаса задохнулся от возмущения. Ни слова не говоря, он сорвал свой колпачок, сунул его в черепную коробку, с грохотом захлопнул крышку и вышел вон.

— Куда ты? — закричал ему вслед Упендра, — Хм… Что за странное существо? Взял и ушел ни с того ни с сего. Чаю не выпил. Даже не попрощался. Как после этого их воспитывать?

11. — Ну, что? Поговорил с Упендрой? — спросили у Чемодасы.

— Упендра? Да он лодырь и бездельник! — отвечал он, — Никчемнейший чемоданный жителишка! Два дня на него потратил, и все впустую. Он еще ругает нашу жизнь, говорит, что у нас ничего нет.

— Эх, выгнать бы его! — сказали те, которые не любили Упендру.

Но те, которые его обычно защищали, стали говорить, что у него слабое здоровье.

— Это у него-то слабое здоровье? Ха-ха! — сказал Чемодаса. — Больше ему верьте! Он здоров как бык, только притворяется больным, чтобы не работать.

Но о книге, которую сочинял Упендра, он, помня свое обещание, не сказал никому ни слова.