— У вас есть документы?

— Вот, — парень с готовностью достал из кармана брюк бумажник. Мужчина взял у него документы и пошел за перегородку. Через несколько минут возвратился и, вручая парню анкету, сказал:

— Зайдите дня через три… Может быть, что-нибудь будет. Но не обещаю…

К вечеру явился еще посетитель. Судя по складкам кожи под глазами, был он уже не молод. Держался осторожно. Прежде чем войти в комнату, тихо постучал, потом приоткрыл дверь, просунул голову и спросил:

— Разрешите войти?

— Входите.

— Мне сказали, что вам нужны работники…

— Какая у вас специальность?

— Я счетовод. Могу и по канцелярской части…

— Документы у вас с собой?

— Пожалуйста, Вот…

Перелистав их, кадровик спросил:

— А военный билет?

— С учета снят по состоянию здоровья…

— Ничего не могу обещать. Зайдите денька через три.

К концу рабочего дня Забродина вызвал генерал Шестов.

— В районе Ухты запеленгована работа радиостанции. Вот сообщение. Сегодня в четырнадцать ноль-ноль. Действовала три минуты. Передачу принимал Мюнхен — генерал многозначительно посмотрел на Забродина.

— Началось, — Забродин улыбнулся.

— Теперь нужно смотреть и смотреть! У вас есть какие-нибудь новости?

— Пока нет…

— Что дала проверка?

— Ничего существенного.

— Странно… Всех проверили?

— Сегодня получили еще список.

— Результаты доложите!

Вернувшись от генерала, Забродин позвал Лунцова:

— Юра, возьмите у меня новый список желающих получить работу и срочно проверьте.

— Слушаюсь.

Лунцов повернулся и хотел идти, но Забродин добавил:

— Из района Ухты была передача.

— Быстро!

Лунцов поспешно вышел. Но через несколько минут возвратился с огорченным видом и, разводя руками, сказал:

— Владимир Дмитриевич, опять пусто! В нашей картотеке никто не значится.

— Что за дьявольщина! — Забродин ладонью пригладил волосы.

— Что-то не то… Принесите-ка все списки…

Он разложил бумаги на столе и углубился в них. Неожиданно спросил:

— Вы отправили телеграммы?

— Еще нет… Не успел… Материалы я получил только сегодня утром.

— Постойте, постойте! Как же так получилось?.. Лунцов молчал.

— Быстро пишите. Новгород, Саратов, Пенза, Воронеж… Просим сообщить сведения о документах… Остальной текст вы знаете.

Ответы пришли почти одновременно. В середине следующего дня Забродин позвонил генералу:

— Из Саратова сообщили. Пришла телеграмма…

— Занесите-ка мне! — генерал читал, что-то черкая красным карандашом. — Номер совпадает. Паспорт утерял. Заплатил штраф и получил новый… Прекрасно… Организуйте все, что нужно, Владимир Дмитриевич.

В Мюнхене третьи сутки шел дождь. На улицах стояли большие лужи. Театральные афиши и предвыборные плакаты на круглых тумбах и деревянных стендах размокли и висели клочьями. Вместе с дождем падали на землю пожелтевшие листья. Каштаны в парке позади трехэтажного особняка с колоннами наполовину оголились.

В просторной комнате с большим, во всю стену окном, выходящим в парк, за низким журнальным столиком в креслах сидели мистер Корвигер и майор. Сигареты «Кэмэл», дымившиеся у них в руках, наполняли комнату приятным ароматом.

— Вы молодчина, майор! В Вашингтоне довольны. Ваши ребята не напрасно получают деньги… Я был у шефа. Он представил вас к новому званию.

— Очень признателен вам, мистер Корвигер! — майор привстал, лицо его порозовело от удовольствия.

— Как ваши личные дела? — продолжал мистер Корвигер. — Жена здорова?

— Благодарю вас, все хорошо.

— Рад за вас… Что касается дела: требуется еще небольшое усилие… В Вашингтоне мне сказали, что не важно знать, что делается на объекте… Ничего нового русские не придумают. Технология бомбы давно разработана. Сейчас важнее другое: держать объект под постоянным наблюдением и иметь наготове поблизости маяк. — Мистер Корвигер посмотрел на собеседника, желая убедиться, что тот понял. Майор кивнул, и Корвигер продолжал:

— Если агент сумеет устроиться на объект, блестяще. Но, если его не возьмут, не так уж страшно…

— Я разрешил Веберу вернуться в Саратов. Он слишком стар, и его не взяли. Но я придумал другой вариант…

— А как Дик? Извините, что я вас перебил…

— Дик там уже был. Плотники на объекте не требуются. Специальность не та.

— Нужно, чтобы Дик перебазировал маяк. Пусть заложит его в тайник возле Ухты. Маяк должен быть всегда под руками!

— Я дам указание. Вы знаете, кого я решил туда послать? Фреда, вы его видели.

— Этот здоровяк с лицом застенчивой девушки?

— Вот именно. Он утрет нос Джемсу Бонду.

— Он в России?

— Да. Уже с полгода.

Ромашко получил указание отвезти маяк в Ухту и заложить в тайник. Забродин терялся в догадках: «Хотят ли американцы перебазировать в Ухту и Ромашко? Но об этом пока речи нет… Оставить маяк и уехать? Для кого же он предназначен? Для другого агента? Значит, агент там живет? В городе или в районе? Как его найти? Как он выглядит? Его радиопередачи запеленгованы?»

На один вопрос Забродин наконец получил разъяснение: «Радиомаяк предназначен для атомного объекта».

Несколько дней совещались генерал Шестов и Забродин с военными экспертами.

В конце третьего дня, когда уже никто не мог предложить ничего нового, генерал Шестов сказал:

— Если Ромашко положит маяк в тайник и оттуда его возьмет другой агент — мы потеряем возможность контролировать ход событий. Маяк уплывет из наших рук. Но, с другой стороны, Ромашко не может не выполнить указаний мюнхенского центра. Он должен его заложить. Иначе вся наша комбинация потерпит крах. Я считаю, что мы должны пойти на некоторый риск.

Ромашко выехал в Ухту, когда на севере уже начиналась зима. Пробыл там два дня и, возвратившись в Орел, передал следующую радиограмму:

Засаду организовали внутри штабеля. Сделали небольшое укрытие для двух человек. С ними же уместилась овчарка. Замаскировали мощный прожектор, чтобы мгновенно осветить тайник ночью, если кто-нибудь подойдет.

Куда ни посмотри — ровное белое поле, на котором понатыканы сосны с темными шершавыми стволами. И не единого кустика. Все как на ладони. Появись заяц, и тот будет виден далеко. Совсем рядом по дороге время от времени грохочут самосвалы…

Смена меняется регулярно раз в сутки. Вот уже пятый день пошел, а все впустую. Раннее утро. Прихватывает морозец. Искрится, сверкает снег, переливается бенгальским огнем. Светает. Поутихли самосвалы.

Скрипит снег под ногами лейтенанта Щелкунова, раскраснелось лицо от мороза. Следом за ним, нога в ногу, как на границе, шагают два автоматчика в белых бараньих полушубках. Рядом с ними овчарка. Бежит, косит вправо, так и тянет поводок. И почему-то скулит.

— Цыц! — прикрикнул на нее лейтенант.

Тишина. «Почему скулит овчарка?»

Вот и штабель. Огляделись. Заметив своих, из штабеля вышли дежурные сдавать смену.

Молодой солдат из нового наряда потер ладонью слегка побелевшее ухо. Взял бинокль, приставил к глазам, повел вокруг: красота! Сосны и ели. Чем дальше, тем больше елок, гуще лес. Разлапистые ветви поглаживают пушистый снег на земле. Бинокль то вверх, то вниз. Чем ниже, тем больше деревья и уже видны лишь толстые стволы. Вот и раздвоенная сосна, словно большая рогатка.

— Что там, внизу? — солдат повернулся к лейтенанту, оторвал бинокль от глаз и помахал им в сторону двуглавой сосны.

— Тс-с… Тебе объяснили! — строго сказал лейтенант.

— Яма какая-то…

— Какая там яма! Что ты мелешь!