— Один все-таки ушел? — спросил недовольно Дуйтис.

Пограничник тяжело вздохнул и развел руками.

— По-русски говоришь? — обратился Дуйтис к задержанному.

Тот поднял ненавидящие глаза:

— От меня ничего не добьетесь!

— Ладно… — махнул рукой Дуйтис и кивнул Жольдасу: — Доставьте этого «героя» в город.

Проводника увели. А минут через десять снова послышался топот сапог, и те же пограничники ввалились в избушку. Они втолкнули задержанного в комнату, а сами вышли.

«Так ведь это же наш «курьер», Миша Скляревский!» Лицо «курьера» сияло. Дуйтис развязал ему руки, а Крылов, оглядывая со всех сторон, смеялся:

— Зачем его задержали? Ему же смело можно идти на ту сторону! Вы только вглядитесь: от Виндлера не отличишь. А усы-то, усы-то! Не-ет, вы теперь их не сбривайте. Поглядите, какой красавец наш «курьер»!

Когда шум умолк, мы со Скляревский вышли на воздух и, закурив, долго молчали. Раньше, до операции, мы не были знакомы. И знали-то друг друга всего несколько дней. А так много было у нас общего, столько вместе пережили, что теперь, наконец, встретившись и имея право говорить сколько хочешь, мы медлили. Потом рассмеялись и стали вспоминать.

— Как усы твои пригодились! Хоть подкрашивать все же пришлось. Рыжеватые они у тебя.

— Сбрею! Ну их к дьяволу! — смеялся Скляревский.

Уже под утро все мы: Крылов, Дуйтис, Скляревский и я — вернулись в город. Дежуривший по управлению лейтенант государственной безопасности, смущаясь и робея, доложил Дуйтису, что нарушитель, задержанный пограничниками, по дороге сбежал.

У меня сжалось сердце: «Опять Жольдас, что будет с ним?!» После побега Крюгера он отделался легким испугом. А сейчас?!.

Дежурный, вероятно, как и я, ожидал, что будет разгон. Но вместо этого Дуйтис переглянулся с Крыловым и беззлобно сказал:

— Ах, раззявы, упустили!

На лице дежурного застыло недоумение. А я отважился, наконец, посмотреть на Жольдаса, который стоял в стороне. «Он совершенно спокоен и даже ухмыляется. Или мне так показалось. По-видимому, я так устал, что уже ничего не соображаю!»

Дуйтис повернулся и сказал:

— Пошли спать…

В это же время на другом конце города происходило следующее.

Мергелис, спавший на диване, услышал условный стук. Быстро встал, спросил кто и, узнав голос, открыл дверь. В комнату ввалился тяжело дышавший Ярелс, проводник, ушедший на границу с «курьером». Пройдя несколько шагов и натолкнувшись на диван, Ярелс, ни слова не говоря, повалился, с хрипом глотая воздух.

— Ну, что? Как дела? Удачно? — кинулся к нему Мергелис.

— А-а… — хрипел Ярелс.

— Да говори же ты! Что с Виндлером?

— Все нормально. Виндлер там… Он-то прошел. А вот Скрыпач… Погиб парень!

— Да что случилось?

— Что, что! Нарвались на засаду. Виндлер побежал. Мы стали отбиваться. Отстреливались… Что мы вдвоем-то? Меня скрутили… Скрыпача в перестрелке — в голову…

— Насмерть?

— Даже не вскрикнул…

— Ай-яй-яй! А ты-то как?

— Повезло мне. И сам не верю. Считал, что кончено… Меня связали, доставили на заставу. Потом бросили в кузов машины и сюда. Перед самым городом, ну, там, где начинается лес, машина угодила в какую-то яму, колеса забуксовали. Солдат-пограничник и чекист, которые сопровождали меня, выпрыгнули из кузова, стали толкать. Но она застряла крепко, это чувствовалось. «Давайте развяжем этого битюга, пусть поможет», — предложил чекист. «А если?» — зашептал солдат. «Пуля догонит!» Меня развязали, приказали толкать машину. «И не думай шутки шутить!» — пригрозил чекист пистолетом.

— И?

— Пришлось толкать, хотя делать это было бесполезно: задние колеса сидели в грязи по самый кузов. А почва — сам знаешь! Глина… Когда чекист пошел за еловым лапником, я оттолкнул солдата и бежать. Меня преследовали, стреляли. Как удалось добраться до леса — сам не знаю…

Мергелис вздохнул. Посидели молча.

— Значит, Виндлера переправили? Это точно? Его не поймали?

— Точно. Сам слышал, как пограничник докладывал: одному, говорит, удалось уйти. И следы на пограничной полосе видели.

— Ну, слава богу. Ну и хорошо… Все, значит, в порядке. Упокой, боже, душу Скрыпача! Хороший был парень!

Солнце медленно перевалило за полдень. В управлении спокойно, как в самый обычный день. Ни суматохи, ни толкотни… Все, что можно было продумать, продумано, все спланировано. Ждали вечера. Операция «Янтарь» вступала в кульминационную фазу.

Крылов был возбужден, таким я его еще не знал. Даже на квартире у Варпы, при задержании бандита, он был другим. Посторонний человек, может быть, этого и не заметил бы, но я его изучил. Он держался суховато и весь был напружинен. Это я увидел сразу, как только он вызвал меня к себе. Времени было 20 часов 30 минут ровно.

— Будете связным. Садитесь у моего телефона и принимайте сообщения. Докладывайте мне без промедления, — сказал он официальным тоном. — Я пошел к Дуйтису…

Его возбуждение передалось мне. Я с нетерпением ожидал телефонного звонка. Позвонил ровно в 20.50:

«На улицу вышел известный вам Тарантул (хотя я еще не знал, кто это такой, но переспрашивать не стал). На нем белый фартук, в руках — метла. Посидел на скамейке, напротив дома. Осмотрелся. Стал мести улицу, хотя кругом чисто».

Я тут же дословно передал сообщение Крылову и в ответ услышал: «Так-так!»

Что это означает? Хорошо или плохо? Спросить не решился.

В 21.05 сообщили, что в квартиру Старика промчался Долговязый. Он не останавливался и не оглядывался. Только кивнул Тарантулу.

В 21.30 прошел Иноходец.

В 21.50 тот же голос передал:

«Показался Барсук (я знал, что так наши товарищи называли Сакаса). Он подошел к забору соседнего двора и поправил свисавшую на улицу ветку яблони, усыпанную цветами. Оглянулся вокруг. Улица пуста. Барсук спокойно продолжал свой путь. Подошел к Тарантулу, перекинулся словами, шмыгнул в подворотню».

Я информировал Крылова, который, выслушав, сказал: «Хорошо».

Телефон звонил не часто. У меня вполне хватало времени, чтобы делать пометки и докладывать Крылову. Главари шли один за другим, со значительным интервалом. Тихо и осторожно. Непосвященный человек, случайно оказавшийся на этой улице, ничего бы не приметил.

Последним появился Росомаха. Он был кряжист, приземист, квадратное лицо и длинные рыжеватые волосы.

Проводив Росомаху, дворник отправился домой. Кто-то в квартире Мергелиса захлопнул окно и задернул штору. Совещание началось…

Выслушав последнее сообщение, Дуйтис глубоко вздохнул, посмотрел на Крылова и сказал:

— Ну… Даю команду!

Воинское подразделение стало оцеплять квартал. Перед бойцами была поставлена нелегкая задача: «Ни единого выстрела не должно прозвучать, но чтоб и мышь не проскочила!»

И снова помог Скляревский. Находясь у Мергелиса, он краем уха слышал о дворнике Тампеле, который, как и прежде, должен был охранять собравшихся главарей.

— Начинать надо именно с этого типа! — приказал Крылов. — Обратите внимание, при хищении гранат и взрывчатки тоже был замечен некий дворник. Совпадение вряд ли случайное… Брать без шума. От этого зависит успех операции…

Мы отбыли к дому Мергелиса. Крылов, Дуйтис, Жольдас, Скляревский и я. Следом за нами отправилось несколько автомашин с оперативными работниками.

Ехали молча.

— Что делать с проклятым догом? — неожиданно громко спросил Скляревский.

— А ведь и правда!! Не убивать же животину! — усмехнулся Дуйтис… — Решим на месте.

Вот и бакалейная лавка, где еще вчера я тайком встречался с «курьером». Она уставилась на нас темными глазницами витрин. Я слегка толкнул Скляревского в бок. Он понял и пожал мой локоть.

Машины оставили в разных переулках. Сами пошли ближе к дому. Совершенно неожиданно из темноты вынырнул командир роты оцепления и, вытянувшись по армейски, приглушенным голосом доложил Дуйтису: