Я проснулся, как от толчка. Взглянул на часы и разозлился. Спал, оказывается, всего три часа. Закрыл глаза. Принялся ровно дышать, но все напрасно — заснуть больше не мог. Думал о Скляревском, которому выпало сыграть роль курьера. Он больше всех походил на Ганса Виндлера. Такой же высокий, худощавый, черноволосый. Вот только усы… Мы с Крыловым перебрали всех сотрудников, пока не остановились на Мише Скляревском. «Этот, пожалуй, сможет», — сказал Крылов.

Вначале Скляревский страшно волновался, опасаясь, что не справится с заданием. Я успокаивал его, как мог: «Внешность у тебя натуральная, от Виндлера не отличишь. Да и говоришь ты, как настоящий баварец». По-немецки он говорил блестяще, а литовский был ему как родной: родился и вырос он в Литве.

Невыносимые условия жизни, необходимость приспосабливаться к фашистскому режиму определили склад его характера: он был молчалив, замкнут, но находчив, не терялся ни в какой ситуации. Увлечение марксизмом и поиски справедливого решения социальных вопросов привели его в партию коммунистов, в подполье.

Вчерашний день прошел в мучительных поисках. Вместе со Скляревским мы перебрали десятки вариантов. Отбрасывали одни, придумывали другие.

Для начала предположили, что «курьер» останется жить у Мергелиса. Как он должен вести себя в таких условиях? Во-первых, его могут изолировать. Попробуй тогда свяжись с ним. Это был наихудший вариант, и его обсудили во всех подробностях. Расчет, однако, строился на том, что «курьер» будет чувствовать себя свободно и сможет совершать кратковременные прогулки по городу. Значит, с ним можно встретиться. Лучшее место встречи — магазин. Съездили в район проживания Мергелиса, не выходя из автомобиля, облюбовали две бакалейные лавки. Подобрали укромное место в ближайшем перелеске на окраине города, которое условно назвали пунктом номер три. Договорились о тайниках.

Дом Мергелиса стоял за высокой оградой в глубине двора и только одноэтажная пристройка примыкала вплотную к воротам. В пристройке жил дворник Тампель. Тот самый Тампель, или «верный страж», как о нем говорил Варпа. Наблюдать за тем, что делается во дворе, было трудно, и все же местные чекисты нашли способ, и к нам все время поступали сведения о жильцах дома и о том, что происходит за забором. Поэтому у меня и Скляревского не было никаких сомнений, что в случае перевода «курьера» в другое место на ночлег мы тотчас же будем знать, где он находится.

— Дальше ждать нельзя, — сказал Крылов, осматривая «курьера» со всех сторон. — Сегодня же ночью отправитесь к Мергелису. Ну-ка, покажитесь! Да-а… Усы придется немного подкрасить…

К двум часам ночи все было готово. Скляревский получил толстую пачку денег и инструкцию. Крылов давал последние наставления:

— Встречаться будете накоротке, три-четыре минуты. Много рассказать не успеете, поэтому информацию передавайте в письменном виде. Вот вам блокнот и ручка. Они заграничной фирмы… Если заметите хоть малейшее к себе подозрение — бросайте все и приходите сюда… Желаю удачи. — Крылов стиснул руку «курьера».

И вот рассвет. Что со Скляревским? Сегодня в одиннадцать ноль-ноль с ним встреча. Состоится ли? А вдруг провал?

В десять утра поступило первое сообщение: «курьер» ночевал у Мергелиса. В половине девятого вышел на улицу, посидел в саду, на лавочке. Был спокоен. Курил медленно. Значит, все идет нормально. Если бы что-нибудь не ладилось, то, сделав одну-две затяжки, он тут же бросил бы папиросу.

Без двадцати одиннадцать я сел в машину. Прежде чем выходить на, встречу с «курьером», нужно провериться, убедиться, что бандиты не следят за мной. Ехать до магазина минут семь-восемь. Значит, еще рано. Но сидеть в бездействии не было сил. Попросил шофера доехать до набережной. Когда приехали, все еще оставалось десять минут. Я вышел из машины и пошел вдоль берега.

Покачивались камыши. На берегу сидел одинокий рыбак и сонно смотрел на поплавок. Рыба не клевала. Все казалось странным: и неяркое, в облачном тумане солнце, и сонный рыбак, и вялая рыба, не желающая брать наживку. Все было спокойно. И только я не мог найти себе места.

Я еще раз посмотрел по сторонам: никого. Можно ехать!

Не доезжая квартала до бакалейной лавки, круто свернули в переулок, за углом притормозили, я выпрыгнул, а машина тут же скрылась.

Было ровно одиннадцать, когда я вышел из переулка. С другой стороны к магазину неторопливо шел высокий человек с щеголеватыми усиками. Он замедлил шаг, пропуская меня вперед.

Бакалейно-гастрономический магазин невелик. Застекленные полки наполнены снедью: крупа, колбасы, сахар. Молодая продавщица взвешивала какие-то продукты двум женщинам. Они оживленно болтали. Заметив папиросы и спички, лежавшие на прилавке возле большого окна, служившего витриной, я подошел туда. Через окно просматривалась вся улица. Я взглянул, не следит ли кто за «курьером». Улица была пустынна.

Неожиданно появилось ощущение, что женщины бросили заниматься своим делом и наблюдают за мной, смотрят мне в спину, не отрывая глаз. От них не ускользнуло, что я подошел к витрине и посмотрел на улицу. По-видимому, думают, что за странный молодой человек. Но я тут же взял себя в руки.

— Здравствуйте!

Я обернулся. Скляревский! Женщинам было не до меня. Они увлечены разговором. Я крепко пожал протянутую мне руку и ощутил в руке свернутую бумажку.

«Курьер» тихо сказал:

— Живу у Мергелиса. Принял как своего, о приходе был предупрежден условным письмом. Узнал пока немного, но Мергелис мне доверяет. Завтра увидимся в пункте номер три… Теперь я должен спешить…

Я медленно опустил руку с запиской вниз. Мои пальцы все сильнее сжимались в кулак.

— Вам? — Отпустив женщин, продавщица подошла к нам.

— Сигареты, пожалуйста… Нет, вон те… — «курьер» указал на пачки, лежащие в глубине прилавка. Когда продавщица отвернулась, быстро пожал мне руку.

Расплатившись за сигареты, он вышел из магазина. Вслед за ним — и я. Мы разошлись в разные стороны. Бумагу я положил во внутренний карман пиджака. А через несколько минут Дуйтис читал вслух сообщение «курьера»:

«Позвонил Мергелису. Долго ждал. Он спросил: «Кто?» Я сказал: «От Вернера». Ответил: «Ждите!» Открыл дверь. Стоял, держа руку в кармане. Спросил: «Что нужно?» — «Вам привет из Мюнхена», — оказал я. Позвал меня к свету, посмотрел в лицо. «В Мюнхене я знаю только Вернера». Затем ушел. Позвал меня. В комнате горел свет, окно было занавешено. «Как добрались?» Сказал, что сидел несколько дней на границе: русские усилили охрану. Поверил. Взял деньги. Инструкцию долго читал. Оставил жить у себя».

— Устно ничего не добавил? — спросил Крылов.

— Очень торопился…

Весь день я был сам не свой. Читал какие-то бумаги, с кем-то беседовал, что-то отвечал. Но все это было не главное. Беспокоило одно: «Как там Скляревский?» Хотелось побольше узнать о банде, и росла тревога: один неосторожный шаг — и человек пропал.

На следующее утро повторилось все сначала, только встретились мы в перелеске. «Курьер» опять торопился. В записке он докладывал:

«Часто заходят «свои». Мергелис прячет меня в соседнюю комнату, откуда все слышно. В банде сто человек. На вооружении винтовки, гранаты, взрывчатка. Уверяет, что скоро будет война. Спрашивал меня, я подтвердил. Где находится оружие — пока не выяснил. Спрашивать опасно.

Решили сорвать первомайскую демонстрацию. Операция — «Фейерверк». В разных частях города будут взрывы. Бросят гранаты в демонстрантов. Взорвут электростанцию. Ночью нападут на горсовет».

Когда Дуйтис закончил читать сообщение, я сказал:

— Скляревский просил обратить внимание на пса… Не удивляйтесь. У Мергелиса есть дог, огромный, черного цвета. Безоружному с ним не справиться…

Вот уже с неделю я не видел Жольдаса. С того самого дня, как он, после больницы, неожиданно пришел ко мне в кабинет. Болен или обиделся? Я решил зайти к нему.