Литмир - Электронная Библиотека
A
A

– Прожектор, – сказал Марков. – Заметили, сволочи… А вот вам! – сложив фигу, он показал ее через стекло в сторону вышки.

– Володя, что это за искры? Вон там, – спросил профессор.

Марков уже и сам увидел.

– Это не искры. Это трассеры. Похоже, по нам стреляют из пулемета.

16

В начале 1992 года перевернулся мир и рухнул СССР, черное стало белым, белое трехцветным, а красное стремительно коричневело. В Гааге трибунал точил перья для суда над Конторой, как в свое время над СС в Нюрнберге, а сама она ушла в подполье вместе с КПСС. Лисицын, тогда еще подполковник, чтобы не потерять ориентиры и не свихнуться в свихнувшемся мире, принял для себя: нахожусь на временно оккупированной территории, связь с центром потеряна, действую по обстановке.

Тем самым в своей оценке новой власти он сошелся с крайними коммунистами анпиловского толка, которые называли ее "временным оккупационным правительством". Это не означает, конечно, что Лисицын сам был коммунистом. В свое время он вступил, как положено, в КПСС, но при этом ему было по большому счету абсолютно все равно, что строить: коммунизм ли, социально ли ориентированную рыночную экономику, или, например, крепостное право с человеческим лицом. Тем более что в нашей стране технология возведения всех этих объектов практически одна и та же. Но своей Лисицын был готов считать только такую власть, которая вернула бы госбезопасности былой авторитет и влияние в обществе и государстве.

Через год, когда Гаага умерила пыл, удовольствовавшись югославскими генералами, а Контора была восстановлена, хотя и под другой вывеской, профессиональные качества Евгения Петровича Лисицына оказались востребованы. Его пригласили во вновь организованную ФСБ, присвоили звание полковника, но это не изменило его отношения к властям. Он по-прежнему считал их оккупантами.

Но действовать по обстановке, находясь на оккупированной территории, в одиночку невозможно, это ведет к скорому и неизбежному провалу. Нужна была группа, и Лисицын ее собрал. В бесхозных на тот момент архивах Конторы он раскопал материалы на трех человек, которые, вероятно, в то время мечтали, чтобы о них все забыли. Во времена, когда с КПСС еще считались, не говоря уже о КГБ, эти люди выполняли некоторые деликатные поручения, за которые, узнай о них новая власть, они ответили бы по полной программе. Возможно, если бы Гаага не успокоилась, их кинули бы на растерзание трибуналу, чтобы отдать хоть кого-то.

(Кто-то ведь должен ответить за злодеяния прежнего режима! Не генералов же сдавать, в самом деле.)

Лисицын отобрал часть материалов, уничтожил остальное, и теперь эти люди подчинялись ему, и только ему, и даже своему официальному начальству лишь в той степени, насколько это разрешал полковник Лисицын. Силами этих людей он провел несколько успешных операций, и теперь у них было еще больше оснований опасаться властей, хотя, говоря откровенно, сделанное ими в конечном счете способствовало приходу тех, кто пришел в 2000-м.

Власть снова сменилась. Со своим отношением к этой Лисицын все еще не определился, хотя прошло уже более года. Власть не давала поводов отнести себя ни к оккупантам, ни к своим. Лисицын, пока не принял решения, воздерживался от активных действий. И вот, похоже, настало время прервать паузу.

…Именем страны, брошенной своими правителями и преданной своим народом, полковник судил предателей и выносил им приговор – за то, что полвека назад страна не стала единственной сверхдержавой на планете, а, продержавшись сорок лет в неравной борьбе, была растащена на части; за Беловежскую Пущу, Брайтон-Бич и Грозный; за соотечественников, уехавших из Душанбе и Риги, и за оставшихся там; за собственные детские страхи перед летящим в ночи американским бомбардировщиком…

А может, прав профессор, подумал вдруг Лисицын, и судьба Советского Союза была предопределена пятнадцать миллиардов лет назад? Еще чего, оборвал он сам себя. С такими мыслями, товарищ полковник, ты дойдешь до того, что поверишь, будто бы в Собакевичах действительно взорвался листок бумаги.

Полковник достал из кармана сотовый телефон и нажал кнопку.

В этот момент лампа на столе мигнула, погасла на полсекунды и снова вспыхнула. На кухне с рыком остановился компрессор холодильника, а компьютер начал перезагрузку. В темноте за окном сверкнула молния, сразу вслед за ней раздался оглушительный удар грома. Природа напоминала, что пора позаботиться о безопасности.

Лисицын отключил телефон и сунул его обратно в карман. Барабаня пальцами по столу, он дождался, пока компьютер проверит диски и загрузится, затем выключил его, как положено. Потом вышел во двор и загнал машину под навес, сооруженный для таких случаев. Проверил, закрыты ли двери сарая и бани, обошел кругом дом, убедился, что все в порядке, и поднялся на крыльцо, на ходу вытаскивая из кармана телефон.

В тот момент, когда он взялся за ручку двери, в доме погас свет. Чертыхаясь, полковник снова убрал в карман телефон, прошел в темноте на кухню, взял из шкафа фонарик и пошел смотреть предохранители на щитке. Все оказалось в порядке. Лисицын потыкал кнопки автоматов, но свет так и не загорелся, и только тогда он догадался выглянуть наружу.

Света не было во всем поселке.

Аварии в поселковой электросети были нередким явлением, и устранялись они не спеша, поэтому Лисицын нашел свечку, зажег ее и вернулся к телефону. Он нажал кнопку и поднес аппарат к уху.

В трубке слышались негромкие шорохи от грозовых разрядов, но сигнала станции не было. Видимо, авария оказалась серьезнее, чем поначалу предполагал полковник.

Он поднялся на второй этаж и выглянул в окно, из которого были видны огни Новокаменска. Сейчас и там ничего не горело. Похоже, авария накрыла достаточно большую территорию, если одновременно погас свет в Новокаменске и прекратила работу станция мобильной связи в Каменске-Уральском.

Лисицын поймал себя на непонятном беспокойстве. Все равно он не стал бы сейчас давать по телефону никаких указаний, а только собирался назначить встречу с человеком, который после организовал бы бесследное исчезновение профессора и пилота. В любом случае эта встреча произошла бы не раньше, чем завтра, а сегодня стоило лечь спать, чтобы завтра встать пораньше, раз уж света нет.

Лисицын заставил себя вытащить и разложить на диване постель. Перед тем, как лечь, он снова включил мобильник, и снова с таким же результатом.

Полковник умел заставить себя заснуть и проснуться в любое время, по ситуации, но сейчас этого не получилось. Ворочаясь на диване под грохот грозы и стук дождя по крыше, он пытался вспомнить, в какие сроки фирма гарантирует восстановление связи в случае ее нарушения по техническим причинам, и не мог. Договор оставался в городе, и в памяти всплывали самые фантастические сроки, от получаса до двух суток (последнее – явная несуразица).

Наконец, не выдержав, полковник снова достал телефон, снова убедился, что станция не работает, скомандовал самому себе "Спать!" и отключил аппарат. В последний момент ему показалось, что пошел гудок, и он страшным усилием воли заставил себя не нажимать кнопку снова. Он положил телефон на стол, отошел к дивану и взялся за край одеяла. И в этот момент раздался сигнал вызова.

Потом, восстанавливая эти события в памяти, полковник так и не вспомнит, как он оказался у телефона. Он стоял у дивана, держась за край одеяла, а в следующий момент уже был у стола, как будто мгновенно перенесся; и кнопка на аппарате нажата.

– Лисицын! – сказал полковник чуть резче, чем требовалось. И услышал в трубке истошный вопль:

– Товарищ полковник, они взлетели! Они удрали!

И сразу понял, кто "они".

23
{"b":"119294","o":1}