– Что ты говоришь, Антиоха!- возмутился юный царь. И схватил за руку Стефана:- Милый дядя, неужели это правда?

– Да, мой друг,- склонив голову, ответил Стефан.- Это правда, клянусь чем угодно. Я беседовал с ним- с твоим братом- с глазу на глаз. Он знает такие подробности из моей жизни и жизни вашего отца, о коих не ведает даже Тирибаз. Этот случай произошел, когда твоему старшему брату было всего семь лет. Тирибаз при этом не присутствовал. Я не стану вдаваться в подробности, ведь, по моему разумению, важны не сами обстоятельства, случившиеся много лет назад, но истина, которую они подтверждают.

Видя, что юный царь продолжает растерянно хлопать глазами, Гергис раздраженно заметил:

– Всю правду знает только царица Лаодика. Если она зачала ребенка от родного сына, значит, порочность этой женщины превосходит все границы, как и ее лживость…

– Довольно, Гергис!- оборвала гаушаку Антиоха.- Не тебе рассуждать о поступках нашей матери, не тем более осуждать ее. Всему можно дать объяснение. В конце концов, она вольна распоряжаться своим телом, как любой из нас распоряжается своим. Если даже боги совершают неблаговидные поступки, то что говорить о людях.

– Речь идет не о царице Лаодике,- пробовал защищаться Гергис.- Я говорил про измену Стефана…

– И об этом довольно!- отрезала Антиоха, ясно давая понять, что властвует здесь она.- Мнаситей проиграл сражение и теперь ищет, на кого бы свалить вину за это. Мне кажется, это неблагородно. А ты как считаешь, братец?

– Я согласен с тобой, сестра,- промолвил Митридат, который был готов поверить во что угодно, только не в измену своего обожаемого дяди.

Поняв, что своими обвинениями он ничего не добьется, Гергис попросил позволения удалиться.

– Ступай, друг мой,- сказал юный царь.

– Мы ценим твою преданность,- с улыбкой добавила Антиоха. Гаушака отвесил прощальный поклон, пряча неприязнь во взгляде.

Всю зиму обитатели дворца в Синопе жили ожиданием вестей из осажденного Трапезунта. Слухи оттуда доходили крайне редко и были малоутешительны: в городе царил голод, Мнаситей властвовал в Трапезуйте как тиран, подавляя силой любые попытки горожан завязать переговоры с самозванцем.

От Трапезунта до Синопы по морскому побережью можно было добраться за пять дней, а верхом на коне и вовсе за два дня. Опасная близость войны изводила страхом Митридата-младшего. Если Мнаситей, столь блестящий полководец, не сможет одолеть рвущегося к трону самозванца, то кто тогда сможет его одолеть!

Вдобавок Антиоха раздумала выходить замуж за него, хотя многое позволяла ему в своей спальне.

Свой отказ своенравная девушка объяснила так:

– Еще неизвестно, как все обернется. Вдруг наш старший брат разобьет Мнаситея и захватит Синопу. Тебя, братец, он скорее всего казнит, может и меня казнить, если узнает, что я твоя жена.

– Ты и впрямь веришь, что самозванец- это наш старший брат?- часто задавал Антиохе Митридат-младший один и тот же вопрос.

Ответ Антиохи был неизменным:

– Дядюшка Стефан не мог ошибиться. Да и я сама достаточно общалась с нашим братом до моего отъезда в Диоскуриаду, чтобы убедиться, что это не чужой человек. А утверждение нашей мате ри- всего лишь попытка избавиться от злоязыкой людской молвы, только и всего.

– И тебе нисколько не жаль меня?- чуть не плача, спрашивал сестру юный царь.- Значит, ты не любишь меня, если так спокойно говоришь о моей смерти от руки родного брата!

– А разве ты пощадишь своего старшего брата, если он попадет в твои руки?- резко парировала Антиоха.- Вы делите не корзину фруктов, а царский трон! Сколько царей умерло, так и не добившись своего, сколько отправилось в Аид, уже сидя на троне,- таких наберется многие сотни за все прошедшие времена в разных частях земли. Везде происходит одно и то же, поверь мне, братец: трон за жизнь и жизнь за трон!..

Весной Синопу переполошил слух о том, что воины «самозванца» ворвались в Трапезунт.

Правда, Мнаситею удалось посадить часть наемников на корабли и отплыть к городу Керасунт. Вскоре и Керасунт оказался в осаде.

Диофант во главе вновь набранного войска выступил на помощь Мнаситею. Вместе с. ним отправился Гергис, возглавивший отряд конницы.

Диофанту удалось потеснить войско «самозванца» и соединиться с Мнаситеем. Стычки под Кераеунтом следовали одна за другой.

Наконец воинам Митридата с помощью хитрости удалось проникнуть в Керасунт, где в течение двух дней продолжались отчаянные уличные схватки.

Мнаситей и Диофант, понеся большие потери, все же сумели прорваться под покровом темноты в город Котиору, колонию Синопы в земле тибаренов.

Митридат до конца лета осаждал Котиору, от которой до Синопы было не более трех дней пути.

Осенью в Синопе объявился Гергис во главе горстки всадников, измученных долгой скачкой.

Гергис вошел в царские покои с видом посланца богов, перед которым открываются все двери.

Митридат-младший поднял на вошедшего испуганный взгляд, забыв на время про денежные счета, над которыми он сидел вместе с грамматевсом Дионисием.

– Что хочет передать мне мой верный Мнаситей?- обратился к гаушаке юный царь.

– О царь, твой верный Мнаситей пал в битве, и войско его рассеяно,- нарочито громко и развязно ответил Гергис.- Диофант и его сыновья сдались в плен вместе со всеми синопцами, находившимися в войске Мнаситея. Котиора взята твоим старшим братом и разграблена. Твоя конница почти вся перешла на сторону самозванца. Мне удалось увести всего двадцать всадников. Город Фарнакия открыл перед самозванцем ворота. Что будет дальше- ведают только боги.

Митридат несколько мгновений взирал на Гергиса широко раскрытыми глазами. По его лицу растекалась мертвенная бледность, затем он вскочил и стремглав выбежал из комнаты, столкнувшись в дверях с дядей Стефаном.

На недоумевающий вопрос Стефана: «Что случилось?» Митридат прокричал, убегая:

– Все кончено, дядюшка! Все пропало!..

Антиоха, узнав от брата последние новости, живо созвала служанок и стала собираться в дорогу.

– Я возвращаюсь в Амис к маме,- заявила она Митридату.- Мне кажется, там сейчас самое безопасное место.

– Ты бросаешь меня в самый трудный момент,- стал упрекать сестру Митридат.- Стало быть, твои чувства ко мне, твои ласки и поцелуи были сплошным притворством. Ты совсем не любишь меня! Ты лживая и двуличная, как наша мать!

– Ну что ты раскричался!- набросилась на брата Антиоха.- По-твоему, я должна вверить тебе свою жизнь и все свои надежды? Тебе?!

Да ты о себе-то позаботиться не в состоянии, не то что обо мне. Или ты ожидал, что я с готовностью разделю твою печальную участь? А может, ты полагал, что я возглавлю войско и встану на твою защиту?

Антиоха нервно расхохоталась и оттолкнула Митридата, который хотел в знак примирения обнять ее.

– Время лобзаний прошло, братец,- сказала она.- Насту пило время перемен. Оставь меня, я тороплюсь!

Юный царь ушел от Антиохи, еле сдерживая слезы.

Город Амис нравился царице Лаодике не меньше Синопы, поэтому она и выбрала его местом своего изгнания. Тихие залы старого дворца, возведенного в городской цитадели еще царем Фарнаком, были хорошо ей знакомы. Лаодика когда-то подолгу жила здесь с мужем, который считал Амис наравне с Синопой столицей своего царства.

С недавних пор Амис стал особенно дорог Лаодике: ведь тут у нее родился Махар, плод ее безумной страсти и пламенной любви.

Мальчик рос здоровым и резвым. Лаодика, не доверяя кормилицам и нянькам, почти все свое время посвящала ребенку, в котором души не чаяла.

Досуг царицы, жившей затворницей, окрашивали лишь всевозможные повседневные заботы и прогулки под пальмами в широком внутреннем дворе. Иногда один местный рыбак, приносивший во дворец свой улов, катал царицу на своей юркой лодчонке вдоль береговых скал. Море и солнце, как в далеком детстве, радовали сердце и взор Лаодики, давая ей отдохновение от печальных дум.