Навстречу конникам Сузамитры вылетели всадники хазарапата, их было не меньше тысячи. Багофан тоже прекрасно знал свое дело. Его отряд, столкнувшись с воинами Сузамитры, сразу стал отходить, увлекая Сузамитру за собой и одновременно подставляя его воинов под обстрел со стороны пехоты.

Конные сотни Тирибаза, наткнувшись на опущенные копья фаланги, смешались, закрутились на месте, затем отхлынули прочь. На примятой траве перед строем фаланги осталось лежать несколько десятков неподвижных тел, корчились раненые лошади, издавая протяжное ржание.

Митридат видел, как две греческие фаланги разошлись в стороны, отражая фланговые наскоки вражеской конницы. Он повел свой конный отряд с холма на равнину, намереваясь вклиниться в пространство между фалангами, туда, где скопилась легкая пехота.

Мнаситей вовремя оценил грозящую опасность и успел поставить фалангитов общим фронтом против конницы Митридата, соединив две фаланги в одну большую.

Митридат умерил бег своего скакуна при виде многих сотен сарисс, нацеленных на атакующих. Он разделил отряд на две части, собираясь напасть на фланги греческих наемников.

Больше двух часов конница Митридата кружила вокруг железного строя воинов Мнаситея, выискивая малейшую брешь в их монолитном построении, пытаясь отрезать от тяжелой пехоты конников Багофана, которые стойко прикрывали тыл пешего войска. Усилившийся дождь прекратил сражение.

Митридат не считал себя побежденным, но так как он оставил поле сражения, укрывшись за стенами Амасии, Мнаситей и Багофан с полным правом могли утверждать, что победа осталась за ними. Представляя себе торжествующего Мнаситея, Митридат не находил себе места от переполняющей его злобы.

– Завтра дадим новую битву!- объявил Митридат военачаль никам, расставаясь с ними у дверей в царские покои. Военачальники покорно склонили головы.

На следующий день непогода разыгралась пуще прежнего, и Митридат, досадуя на небо, был вынужден ждать прояснения. Оно наступило на другое утро.

Было холодно и тихо, словно воздушные вихри, налетавшие с северо-запада, утомились и забылись сном где-то в горных долинах. Небеса радовали глаз своей чистой и необъятной синевой.

Митридат поднялся на крепостную башню. Он хотел посмотреть, где разбили стан греческие наемники, а также подметить все выгодные и невыгодные места на поле предстоящей битвы.

И снова Митридата постигло обидное разочарование: стана не было. Мнаситей увел войско обратно в Синопу.

– Неудивительно, что Багофан с Мнаситеем убрались восвояси,- заметил вездесущий Тирибаз.- Вот-вот наступит зима, а зимой никто не воюет. К тому же без осадных машин взять Амасию невозможно, а их не было у Мнаситея.

– Они непременно будут здесь весной,- сказал Сузамитра.- Война, начатая нынче осенью, продолжится в следующем году.

Сузамитра сказал это для успокоения Митридата, видя его нетерпеливое желание сражаться. О том же заговорил и Тирибаз, соглашаясь с Сузамитрой.

На Митридата вдруг навалились странное безразличие и усталость; он почти не спал прошедшие две ночи. Не проронив ни слова, Митридат стал спускаться по ступеням внутрь башни, освещая себе путь факелом.

Добравшись до опочивальни, Митридат, не раздеваясь, повалился на ложе и долго лежал на спине, устремив невидящий взор в высокий потолок, разделенный балками перекрытий на большие квадраты. В душе у него царила пустота.

Чувствуя, как тяжелеют веки, Митридат закрыл глаза, покорный охватившему его безволию. Ему захотелось вновь очутиться где-нибудь в горах и чтобы рядом были Тирибаз, Моаферн и Сисина. В конце концов, он теперь никто и может жить так, как хочет…

С этой мыслью Митридат погрузился в глубокий сон. Прошло несколько дней.

Все это время Митридат ни с кем не встречался, уединившись в дальних покоях огромного дворца. Лишь Статира изредка навещала брата, усмотрев в таком его поведении скорее болезнь духа, нежели немоготу тела. Митридат ничего не объяснял сестре, уходил от ее прямых и настойчивых расспросов, ссылаясь на нездоровье и плохое настроение. Однако проницательная Статира чувствовала, что за отмалчиванием Митридата стоит нечто большее, чем неудачное сражение с Мнаситеем и воцарение в Синопе их младшего брата.

Однажды Статира пришла к Митридату и спросила тихим, но требовательным голосом:

– Это правда, что наша мать ждет от тебя ребенка? Распростертый на ложе Митридат после долгого молчания отве тил:

– К сожалению, правда.

Митридат не стал подниматься с ложа, чтобы не встречаться глазами с сестрой.

Статира присела на край постели.

– Это ужасно,- чуть слышно промолвила она.- Как же ты мог, Митридат?!

– Я сам размышляю над тем, как получилось, что судьба уготовила мне жребий царя Эдипа,- сказал Митридат.- Но если Иокаста выходила замуж за родного сына по незнанию, то нас с матерью соединяло на ложе обоюдное желание. Я был просто ослеплен ее телесной красотой, мать до беспамятства влюбилась в меня. Порой мне кажется, что все это произошло во сне. Во всяком случае, я бы много дал, чтобы обратить случившееся в сон. Однако человеку далеко до божества, и каждый из нас обречен влачить на себе тяжкий груз своих ошибок.

– Еще ходит слух, будто ты не брат мне, будто ты его двойник,- сказала Статира и пытливо посмотрела на Митридата.- Ответь мне, так ли это? Я обещаю хранить тайну.

– Увы, не так,- ответил Митридат.- Я твой брат, клянусь чем угодно.

– Почему «увы»?- осторожно спросила Статира.

– Если бы я не был тем, кем являюсь на самом деле, моя связь с матерью не выглядела бы столь предосудительно,- пояснил Митридат с тяжелым вздохом.- Кто распускает эти слухи, Статира?

Статира пожала плечами.

– Не знаю. Мне поведал об этом смотритель дворца, а он узнал об этом в городе.

Спустя еще несколько дней в покои Митридата пожаловали Тирибаз и Сузамитра.

Митридат поднялся с кресла им навстречу.

– Что случилось, друзья?- спросил он.- У вас такие встревоженные лица.

– Он еще спрашивает!- фыркнул Тирибаз.- В Амасии полно лазутчиков Гергиса, которые распускают о тебе гнусные сплетни, порочат твое имя, а ты, скрывшись с глаз, только даешь повод людям сомневаться в истинном положении вещей. Ты или поглупел, Митридат, или считаешь нас глупцами!

– Но все эти слухи- правда,- мрачно нахмурившись, произнес Митридат.- Я спал со своей матерью, и она забеременела от меня.

– Я не про то,- сердито отмахнулся Тирибаз.- Негодяи Гергиса трезвонят повсюду, будто ты не сын Лаодики, ссылаясь на признание самой царицы. Местная знать встревожена. Если вчера твои сторонники, Митридат, пошли за тобой в битву, то, кто знает, обнажат ли они меч за тебя завтра, глядя на твое малодушие. А это завтра скоро наступит, клянусь Митрой. Зима пролетит быстро, Митридат.

– Что я должен делать, по-твоему?

Митридат приблизился к Тирибазу, словно пробудившись от сна. По его глазам было видно, что он готов к действию, но не знает, с чего начать.

– Для начала тебе необходимо пройти обряд посвящения на царство по персидскому обычаю,- сказал Тирибаз.- Это сплотит вокруг тебя персидскую знать. Затем тебе надлежит взять в жены Статиру, поскольку обычай женитьбы на родной сестре освящен богами в персидском царствующем доме. Так повелось со времен Ахеменидов, твоих давних предков. Став царем, Митридат, ты сможешь жить в супружестве даже с родной матерью, ибо по верованиям персов царская власть даруется богами, творцами мира, поэтому царю дозволяется все кроме клятвопреступлений. Возложив на голову царскую тиару, ты имеешь право пресечь любые пересуды самыми суровыми мерами, так как осуждать поступки царя- это все равно что оскорблять его в лицо.

– Митридат, ты можешь взять в жены всех своих сестер, если пожелаешь. И сверх того можешь иметь сколько угодно наложниц, ведь воля царя- закон,- поддержал Тирибаза Сузамитра.