Есть масса данных для предположения, что роль США в развязывании войны была решающей. Американский капитал исподволь прилагал усилия для организации столкновения европейских держав с тем, чтобы, гигантски усилившись за счёт военно-промышленных поставок воюющим сторонам, в нужный момент предстать перед ослабевшими конкурентами в качестве «главного распорядителя» в решении международных вопросов.
Прологом к Первой мировой войне стали балканские войны 1912–1913 годов. В 1912-м объединившиеся в результате усилий русской дипломатии Сербия, Черногория, Болгария и Греция начали войну против Турции и нанесли ей поражение. Германия и Австро-Венгрия, рассматривая образование Балканского союза как успех русской дипломатии, предприняли шаги, направленные на его развал, и подтолкнули Болгарию к выступлению против Сербии и Греции. В ходе второй балканской войны Болгария, против которой начали боевые действия также Румыния и Турция, потерпела поражение.
Все эти события существенно обострили российско-германские и российско-австрийские противоречия. Союз Англии, Франции и России — Антанта — укрепился.
После начала Австрией военных действий в Сербии Николай II подписал 16 июля 1914 года указ о всеобщей мобилизации. 19 июля Германия объявила России войну. 3 августа Германия объявила войну Франции. На следующий день Англия, под предлогом нарушения немецкими войсками нейтралитета Бельгии, объявила войну Германии. 23 августа в войну на стороне Антанты вступила Япония. Вооружённый конфликт быстро приобрёл мировой характер.
Хотя державы Антанты по людским и материальным ресурсам существенно превосходили австро-германский блок, по степени готовности к широкомасштабным боевым действиям они отставали. Рассчитывая, как впрочем и все страны-участницы конфликта, на молниеносную войну, Германия предполагала быстро разгромить Францию, а затем всеми силами обрушиться на её восточную союзницу.
Принятые Россией накануне войны программы развития армии и флота могли быть выполнены примерно к 1917 году. Экономика страны развивалась хоть и быстро, но с отставанием от Европы, а особенно от Германии. По артиллерии русская армия уступала немецкой; винтовок хватало только на общую мобилизацию. К ноябрю 1914-го недостаток в них достигал уже 870 тысяч, в то время как ежемесячно планировалось производить лишь 60 тысяч штук.
В воспоминаниях героя войны А.А. Брусилова мы находим подтверждение того, что «смычки» элиты и народа не произошло. Война не стала «делом» народа, хоть и обращался к нему государь с просьбой о «консолидации» в своём манифесте по поводу начала войны: «В грозный час испытаний да будут забыты внутренние распри. Да укрепится ещё теснее единение Царя и Его народа и да отразит Россия, поднявшаяся, как один человек, дерзкий натиск врага…»
Ничего этого народ не понимал. Вот что сообщает А.А. Брусилов:
«…Даже после объявления войны прибывшие из внутренних областей России пополнения совершенно не понимали, какая это война свалилась им на голову. Сколько раз спрашивал я в окопах, из-за чего мы воюем, и всегда неизбежно получал ответ, что какой-то там эрц-герец-перц (австрийский эрцгерцог Франц Фердинанд. — Авт.) с женой были убиты, а потому австрияки хотели обидеть сербов. Но кто же такие сербы — не знал почти никто, что такое славяне — было также темно, а почему немцы из-за Сербии вздумали воевать, было совершенно неизвестно. Выходило, что людей вели на убой неизвестно из-за чего, то есть по капризу царя».
Уже 26 июля 1914 года при голосовании в IV Государственной думе (она начала работать в ноябре 1912-го) по вопросу о предоставлении военных кредитов правительству фракция эсдеков (социал-демократов) выступила со следующей декларацией о войне:
«Настоящая война, порождённая политикой захватов, является войной, ответственность за которую несут правящие круги всех воюющих теперь стран. Пролетариат, постоянный защитник свободы и интересов народа, во всякий момент будет защищать культурные блага народа от всяких посягательств, откуда бы они ни исходили — извне или изнутри. Но когда раздаются призывы к единению народа с властью, мы, констатируя, что народы России, так же как и все народы, вовлечены в войну помимо своей воли, по вине их правящих кругов, считаем нужным подчеркнуть всё лицемерие и всю беспочвенность этих призывов к единению».
О присоединении к этой декларации социал-демократов подумывал и лидер трудовиков А.Ф. Керенский, но раздумал.
«Конечно, в проявлениях энтузиазма — и не только казённого — не было недостатка, особенно вначале, — писал позже кадетский лидер П. Милюков. — Рабочие стачки — на время — прекратились. Не говорю об уличных и публичных демонстрациях. Что касается народной массы, то её отношение, соответственно подъёму её грамотности, было более сознательное, нежели отношение крепостного народа к войнам Николая I, или даже освобождённого народа к освободительной (русско-турецкой. — Авт.) войне 1877–1878 гг., увлекшей часть нашей интеллигенции. Но в общем набросанная нашим поэтом картина—в столицах «гремят витии», а в глубине России царит «вековая тишина» — эта картина оставалась верной. В войне 1914 года «вековая тишина» получила распространённую формулу в выражении: «Мы — калуцкие», то есть до Калуги Вильгельм не дойдёт».
У общества не было единства, а у армии не было техники. В тех же воспоминаниях Брусилова читаем: «…по сравнению с нашими врагами мы технически были значительно отсталыми, и, конечно, недостаток технических средств мог восполняться только лишним пролитием крови…»
В предвоенное пятилетие в России сложился своеобразный симбиоз казённой и вновь созданной частной военной промышленности. Казённые заводы в основном принадлежали министерствам — морскому (Адмиралтейский, Балтийский, Ижорский, Обуховский, а также мастерские Амиралтейства и портов) и военному (Тульский, Сестрорецкий, Ижевский оружейные, Пермский орудийный и сталелитейный, патронные, пороховые, трубочные, снарядные, снаряжательные и т. д.).
Почти исключительно на военные нужды работали уральские горные заводы. Велика была сеть казённых железных дорог. Казна владела миллионами гектаров земли.
Получая регулярно военные заказы, казённые заводы то в пожарном порядке расширяли производство, то свёртывали его ниже экономически допустимого уровня, но не прогорали, так как казна не могла допустить их банкротства. И несмотря на то, что правительство решило отпустить на реконструкцию и новое строительство своих заводов около 200 миллионов рублей, казённая промышленность не смогла выполнить военные программы, ежегодно утверждавшиеся в 1910–1914 годах.
Частная военная промышленность была создана в те же годы российскими банками, вложившими в новую отрасль около 100 миллионов рублей. К началу войны были возведены или находились в стадии строительства стапеля для линкоров, эсминцев и подводных лодок, оснащённые новейшим оборудованием, и крупнейшие в Европе артиллерийские, пороховые и снарядные заводы.
Однако всё это не разрешило проблему вооружения армии. Производимых в стране артиллерийских снарядов не хватало для уровня среднемирового (не говоря уже о германском) обеспечения артиллерии. Винтовок (5 миллионов штук) не хватало для обеспечения в случае полной мобилизации военнообязанных первой очереди (7 миллионов человек). С самого начала боевых действий русская армия ощущала «снарядный», «ружейный» и т. д. голод.
Кроме того, почти половина солдат были элементарно неграмотны. Исследование, проведенное в 1911-м, показало: в русской армии на каждую тысячу новобранцев свыше семисот были неграмотны, в германской армии — один.
С началом боёв действовавшие против Германии и Австро-Венгрии русские армии образовывали два фронта: Северо-Западный и Юго-Западный. Когда осенью 1914 года в войну на стороне австро-германского блока вступила Турция, возник еще один фронт — Кавказский.
Итоги кампании 1914 года оказались для Германии и её союзников неутешительными: война становилась затяжной, а это позволяло Антанте реализовать свой перевес в ресурсах.
