По свидетельству писателя К.М. Симонова, население с пониманием относилось к происходящему:

«Хотя в разговорах, которые я слышал, проскальзывали и ноты симпатии к Рыкову, к Бухарину, в особенности к последнему, как к людям, которые хотели, чтобы в стране полегче жилось, чтоб было побольше всего, как к радетелям за сытость человека, но это были только ноты, только какие-то отзвуки чужих мнений. Правота Сталина, который стоял за быструю индустриализацию страны и добивался её, во имя этого спорил с другими и доказывал их неправоту — его правота была для меня вне сомнений».

Компромиссный вариант был отвергнут. Россия вступила на путь к устойчивому состоянию — созданию государственной экономики.

Разгром «правой» оппозиции обозначил конец НЭПа. В 1929 году В. Молотов и В. Куйбышев сменили Рыкова и Кржижановского на постах председателей Совнаркома и Госплана. Началось усиление централизованного планового руководства экономикой, ликвидация элементов хозрасчёта, рост налогового бремени на частные предприятия. К 1933 году исчезли концессии, предоставленные иностранным предпринимателям (кроме японских на Дальнем Востоке).

Первый пятилетний план развития народного хозяйства (1928/29—1932/33) разрабатывался и был принят с учётом принципов НЭПа и, в частности, был рассчитан на сбалансированное развитие всех основных отраслей народного хозяйства. Но в 1929 году Сталин заявил о необходимости пересмотра заданий в сторону их существенного увеличения, полагая довести их с 21,5 до 45 %.

Для руководства экономикой были созданы новые органы управления. В 1932 году вместо ВСНХ сначала образовали четыре отраслевых наркомата, а к концу 1930-х их количество возросло до 20. Наркоматы были со строгой вертикальной структурой подчинения, доходящей до каждого отдельного предприятия.

С 1929 года капиталистический мир охватил экономический кризис. Это была еще одна причина рассчитывать только на свои внутренние источники накопления средств, и прежде всего на сельское хозяйство. В это время проблема реформ в сельском хозяйстве вышла на первый план, — не случайно начало массовой коллективизации приходится на 1929 год.

Темпы индустриализации были небывало высокими, — а сегодня они кажутся невероятными: с 1928 по 1941 год было построено около девяти тысяч крупных промышленных предприятий. Промышленность по отраслевой структуре, техническому оснащению, возможностям производства важнейших видов продукции вышла, в основном, на уровень развитых стран. Был осуществлён массовый выпуск самолётов, грузовых и легковых автомобилей, тракторов, комбайнов, синтетического каучука и т. д. Стала быстро развиваться оборонная промышленность с использованием оригинальных отечественных разработок.

Это было достигнуто через трудовое и творческое подвижничество всего народа при общем энтузиазме, по силе сходном с религиозным. Вот воспоминания американского студента Джона Скотта:

«…Я выехал на поезде, идущем четыре дня до места под названием Магнитогорск, расположенного на восточных склонах Уральских гор. Я был очень счастлив. В Советском Союзе не было безработицы. Большевики планировали свою экономику и предоставляли молодым людям много возможностей. Более того, им удавалось преодолеть фетишизацию материальных ценностей, которая, как учили меня мои добрые родители, была одним из основных зол нашей американской цивилизации. Я видел, что большинство русских едят только чёрный хлеб и носят один-единственный костюм до тех пор, пока тот не распадётся на части…

Шёл сентябрь 1932 года, и мне было 20 лет…

Мне понадобилось очень мало времени, чтобы понять, что они едят чёрный хлеб в основном потому, что нет никакого другого, и носят лохмотья по той же причине.

В Магнитогорске я был брошен в битву. Я очутился на линии фронта чугуна и стали. Десятки тысяч людей терпеливо выносили невероятные трудности, чтобы построить доменные печи, и многие делали это по своей воле, охотно, с безграничным энтузиазмом, которым с первого дня своего приезда заразился и я.

Четверть миллиона человеческих душ — коммунистов, кулаков, иностранцев, татар, осуждённых саботажников и масса голубоглазых русских крестьян — строили самый большой сталелитейный комбинат в Европе посреди голой уральской степи. Деньги текли, как песок сквозь пальцы, люди замерзали, голодали и страдали, но строительство продолжалось в атмосфере равнодушия к отдельной человеческой личности и массового героизма, аналог которому трудно отыскать в истории».

За короткий срок были решены три задачи: индустриализация страны, коллективизация сельского хозяйства, осуществление культурной революции. Стало возможным создание новой армии.

Главным в этой модернизации было превращение человека с крестьянским типом мышления, восприятием времени, стилем труда и поведения — в человека, оперирующего точными отрезками пространства и времени, способного быть включённым в усилия огромных масс людей. За короткий срок создавался «новый человек».

Запад создавал такого «человека» в течение четырёхсот лет, в основном возложив эту задачу на частного хозяина, который дубил шкуру рабочего угрозой голода. Но и государство действовало на Западе в том же направлении столь жестокими методами, которые России были неведомы (например, законы о бедных и о бродяжничестве). Гражданское общество Запада изобрело для бедных такие типы наказания, которые Россия и СССР не знали. Уважение к собственности вбивалось там вчерашним крестьянам жестокими способами: в начале XIX века в Англии вешали даже детей за кражу на сумму более 5 фунтов стерлингов, а за бродяжничество клеймили с 14 лет.

В СССР на воспитание дисциплинированного, точного и ответственного человека отводилось менее десяти лет, и эта задача была выполнена, естественно, не одной любовью и лаской. Сегодня многие видят в тогдашней жестокости преступный характер Советского государства (или его руководителей). Но нет большей ошибки, чем судить о событиях вне времени и пространства, без сравнения с другими аналогичными явлениями. Главное, что было достигнуто почти невозможное: поколение точных и дисциплинированных людей было воспитано без подавления их духовной свободы и творческой способности. А что это было именно так, показала победа в войне с Германией.

В области промышленности новые показатели первого пятилетнего плана выглядели следующим образом: по чугуну вместо 10 миллионов тонн было утверждено 17 миллионов тонн, по тракторам вместо 53 тысяч штук — 170, по автомашинам вместо 100 тысяч штук — 200. Чтобы обеспечить выполнение производственных заданий, стоящих перед промышленностью, требовалось в таких же размерах подстегнуть темпы развития сельского хозяйства. В ноябре 1929-го была поставлена задача — форсировать темпы-преобразования на селе, а в январе 1930 года был утверждён график коллективизации. В соответствии с ним к концу пятилетки в колхозах должно было находиться не 20, а 80–90 % крестьянских хозяйств. Естественно, достичь этого в столь короткие сроки можно было только с применением административных мер.

В реальности в 1928–1932 годах были достигнуты следующие результаты. Если в 1928 году в СССР было произведено 3,3 миллиона тонн чугуна, то в 1932 — 6,2 миллиона тонн, по тракторам рост составил с 1,8 тысячи штук до 50,8 тысячи, по автомобилям — с 800 до 23,9 тысячи штук. Запланированного не достигли, но всё равно успехи были громадны.

А вот начало реформ в сельском хозяйстве было не очень удачным.

Кризисы хлебозаготовок 1927–1929 годов, сопротивление крестьян насильственному изъятию хлеба требовали срочных решений. В 1929-м, официально провозглашённом «годом великого перелома» — годом массового «вхождения» середняка в колхозы, Сталин взял курс на сплошную коллективизацию сельского хозяйства. В 1930 году в ранг государственной политики было возведено раскулачивание. В ходе массовой коллективизации было раскулачено почти 15 % крестьянства страны. В 1930–1931 годы в отдалённые районы было сослано свыше 380 тысяч семейств «кулаков» и «подкулачников», а к 1932 году 1 400 тысяч раскулаченных находились в спецпоселениях. Меньшая их часть занималась сельским хозяйством, большая — трудилась в лесной и добывающей промышленности.