— А теперь это принадлежит язычникам, — в заключение произнес аббат, боком перемещаясь к компании. Наконец он расположился между Муртогом и Бренной, явно не желая, чтобы рядом сидел нормандец. — Так что же, дитя мое, привело тебя к нам из Донегола?

— Тот ребенок, который родился здесь. Ребенок моей сестры, — ответила Бренна, подтягивая колени и обхватывая их руками. Ее руки предательски дрожали, и она не хотела, чтобы аббат это видел. — Я пыталась забыть о нем, но не смогла. Я хочу узнать раз и навсегда, жив ли он.

Муртог бросил на аббата быстрый взгляд, который красноречиво говорил: «Я и так рассказал слишком много». Упрямо сжав губы, отец Амброзий размышлял.

Наконец, покачав головой, он сказал:

— Нет, лучше оставить все как есть. Ты должна доверять мне, дитя мое.

От Йоранда не укрылось, как болезненно передернулось лицо Бренны. Возможно, этот пухлый церковник и был настоятелем сожженного аббатства. Но теперь стоит ему раскрыть ту тайну, и он не будет иметь над Бренной никакой власти.

Йоранд поднялся на ноги и сжал кулаки. Взгляд аббата помертвел.

— Ты расскажешь ей все, что она хочет знать, и быстро. Иначе тебя никакие боги не спасут от моей ярости.

Неожиданно Бренна вскочила на ноги и уперлась ладошками в его грудь.

— Нет, только не так, — начала умолять она. — Он и гак слишком много испытал.

— Но я даже не приступил, — грозно заявил нормандец.

— Никакого насилия, — безапелляционно потребовала Бренна.

Йоранд испепеляющее смотрел на аббата.

— Тогда обмен, — с явным нежеланием заявил нормандец. — Я называю имя человека, у которого ваша рукопись, а вы говорите Бренне, где ребенок.

Ободренный неожиданной защитой Бренны, святой отец уже увереннее встретил взгляд Йоранда.

— А что даст нам имя этого человека? Неужели вы думаете, что мы будем молиться за этого подлеца, после того что он сделал?

— Неужели ничто не способно убедить вас поверить нам, святой отец? — спросила Бренна.

— Мне кажется, кое-что все же может убедить, — ответил Йоранд, хищно оскаливая зубы.

Бренна нахмурилась и положила руку на предплечье мужа, боясь, что тот может наделать глупостей.

— Ну пожалуйста, святой отец, я не могу возвратиться в Донегол, так и не узнав, что случилось с ребенком Синид.

— Теперь я могу лишь сожалеть о прошлом. Когда малыш родился, ты не захотела даже взглянуть на него, не говоря уже о том, чтобы ухаживать за ним, — сказал отец Амброзии, прикладывая палец к губам. — Но если бы ты могла возвратить Кодекс неповрежденным, это можно было бы расценить как акт раскаяния, достойный награды. Но увы! Кодекс в руках язычников. Как же ты надеешься возвратить его?

— Она не может, — произнес Йоранд. — А я могу.

Как Йоранду хотелось забыть свое прошлое, просто позволить воспоминаниям уйти обратно в забвение. Но зачем же Бог вернул память Йоранду, как не для того, чтобы помочь Бренне?

— Как вы можете сделать это? — спросил Амброзий.

— Я знаю, как зовут человека, который взял книгу. Его зовут Колгрим, — сказал Йоранд.

— Вы вспомнили? — удивленно спросила его Бренна.

— Да, я вспомнил его имя, — ответил Йоранд, надеясь, что такой ответ удовлетворит ее. Больше он сказать ей пока не мог.

Муртог подозрительно смотрел на нормандца, понимая, что он мог быть замешан в набеге на монастырь. Однако аббат поспешил воспользоваться таким шансом, чтобы вернуть свое сокровище.

— Я не сомневаюсь в том, что вы действительно можете знать злодея, — сказал отец Амброзии. — Но мир широк. Как вы найдете его?

Йоранд почувствовал, словно вокруг его шеи затягивается петля.

— Я знаю, куда он возвратится с добычей.

— Ну тогда иди с миром. Благословляю тебя, сын мой… — взмахнул правой рукой Амброзии, забыв на мгновение о происхождении нормандца.

— Оставьте себе свои благословения, — потребовал Йоранд. — Все, что мне надо от вас, — это чтобы вы сдержали свое слово. Вы расскажете Бренне о ребенке сестры, договорились?

Святой отец, немного поколебавшись, торжественно кивнул:

— Я расскажу Бренне о ребенке.

Йоранд развернулся и пошел прочь, злясь на себя за то, что вынужден доверять этому священнику. Но иного пути не было. Сзади он услышал легкую поступь догоняющей его Бренны.

— Куда мы направляемся? — спросила она.

— Мы никуда не направляемся, — ответил он. — Вы остаетесь здесь, а я должен вернуть эту проклятую рукопись.

— Ну пожалуйста, вы не можете оставить меня, — взмолилась Бренна, хватая Йоранда за руку. — Вы можете пострадать.

— Наверное, — ответил Йоранд, подозревая, что она не понимает, насколько все это было опасно.

— Но это касается и меня также. Вы же мне помогаете найти ребенка сестры. И если вы из-за меня попадете в беду… Я же жена вам, Йоранд, и должна быть с вами.

Нормандец остановился. Он знал, что необходимо идти, но почему-то не мог заставить себя оторвать свою руку от ее руки. Бросив на Бренну взгляд, он понял, что совершил этим роковую ошибку. Хотя ее волосы были спутаны, а лицо было черно от сажи, ее душа сияла в ясных и чистых серебристо-серых глазах. Но Йоранд видел, что она не понимает, о чем просит.

— Бренна, — сказал Йоранд, заключая в свои ладони ее щеки. — Будет трудно.

— А когда с вами было легко? — улыбнулась Бренна обворожительной улыбкой, от которой внутри у Йоранда потеплело. Значит, она доверяет ему. Когда она смотрела на него таким взглядом, ему хотелось идти вперед и убивать ради нее драконов.

Но как бы она почувствовала себя, узнав, что таким драконом был он, ее муж?

— Ну пожалуйста, — упрашивала его жена, терзая нижнюю губу аккуратными жемчужно-белыми зубами. — Я не смогу перенести, если вы уйдете один.

Отчаянно обняв Бренну, Йоранд проговорил:

— А я не могу оставить вас, — и крепко поцеловал ее, мечтая впасть в то забвение, которое он нашел в ее любви. Однако она не отставала от него ни на минуту и, отодвинувшись от него, спросила:

— Так куда мы направляемся?

Бренна смотрела на него пристальным взглядом. «В ад», — хотелось ответить ему, но он сказал просто:

— В Дублин.

Обратный путь к берегу реки Шаннон и по воде к морю прошел для Йоранда как во сне. Если бы он тогда сказал ей, что память вернулась к нему, возможно, она еще могла бы принять это. Но теперь, когда прошло столько времени… «Трус!»

Не было и дня, чтобы Йоранд не ругал себя. Каждый день он решал, что уже наступил момент, когда Бренна сможет узнать всю правду. Но она неизменно начинала рассказывать о собственных надеждах и планах, разрушать которые так не хотелось. Соответственно столь важный разговор Йоранд каждый раз переносил на завтра.

Вот и сейчас он то и дело смотрел в карту и на компас, бесконечно поправлял парус. Все, что угодно, чтобы только не думать о том, что ждет их на берегах реки Лиффи. Каждую ночь Бренна обнимала его, а он обнимал ее в ответ, будучи не в силах удержаться.

В любовных утехах он по-прежнему был нежен с ней, отчаянно переживая, что не может предаваться любви со всей своей страстностью — сродни той, которая бывает у дикого зверя. Он хотел наконец почувствовать, что Бренна принадлежит только ему и останется с ним навеки.

С каждым днем они были все ближе к Дублину. С каждым рассветом на один день ближе к правде.

— Посмотрите туда, — сказала сидящая на носу Бренна. — Дым. Неужели Дублин горит?

— Нет, — мрачно ответил Йоранд. — Там готовят пожары.

— Но почему так много столбов дыма? — удивилась Бренна.

Нормандец поморщился:

— Я совершенно забыл, вы же никогда не бывали в городах. В Дублине живет много людей. Наверное, больше пятисот.

Йоранд посмотрел вниз, в грязные воды реки, текущей по торфу, и подумал, что и без дымящихся очагов можно было бы догадаться, что рядом крупное поселение. Эта заиленная река была знакома ему столь же хорошо, как и изгиб талии Бренны. Только вот об этом совершенно не хотелось вспоминать. Спустив парус, Йоранд проворно взялся за руль и повернул лодку к поросшему травой берегу.