— Нет, спасибо, — ответил второй, изо рта его предательски капнула слюна; зубы у него имели такие же особенности.

— Это будет стоить двести миллионов, — то ли шутя, то ли серьёзно сообщил первый.

— Хм. А кто позавчера наловил рыбы, которую ты с удовольствием сожрал?

Светловолосый крепыш с интересом поглядывал в сторону товарища, видимо, ему доставляло удовольствие наблюдать, как у того с каждой минутой возрастает беспокойство.

— Если уж на то пошло, наш любезный друг, то не можешь ли ты припомнить, чьей удочкой ты целые сутки ловил этих головастиков, которых мы ели только из глубочайшего уважения к твоей личности?

— Удочка-то твоя, — согласился мрачный друг, — но когда ты её покупал, ты занял у меня три миллиона. Я хотел бы получить их сейчас обратно.

— Подожди, пока я съем этого превосходно прожаренного зверька. Тогда мы и поговорим, — крепыш облизал пальцы, плечи его тряслись от беззвучного смеха.

— А девять дней назад я угостил тебя кружкой пива, когда мы заглянули в деревню, — продолжала вспоминать мрачная личность.

— То было не пиво, а настоящая тёплая моча.

Тем не менее, когда дикий кот, насажанный на вертел, был готов, мужчина со шрамом поделился со своим младшим и очень мрачным товарищем, причём раздел производился по строгой справедливости.

— Ладно, отдашь три миллиона потом, — смилостивился кредитор, усиленно чавкая и обгладывая буквально каждую косточку. Ему было не так уж трудно быть щедрым: за вышеуказанную сумму нельзя было купить и спичечный коробок, разве только пустой.

После жаркого они достали большую флягу с самодельным вином и утолили жажду, прикладываясь по очереди прямо к горлышку.

Костёр догорал; жестокосердные люди перестали приносить ему в жертву дерево. Но это не очень пугало двух странников: глаза их, имевшие вертикальный зрачок, превосходно видели в кромешной темноте. Усталые люди улеглись, предварительно подстелив на землю свои одинаковые куртки из непромокающего, нервущегося, немнущегося материала; замёрзнуть они не боялись, так как было очень тепло.

Светловолосый крепыш залез в один из карманов и достал потрёпанную и очень пожелтевшую газетёнку. Зрачки раскрылись чуть ли не на весь глаз, и он мог спокойно начать читать:

— Новости медицины. Хирург-самоучка из города N в результате труднейшей трёхчасовой операции…

— О боже! Я слышал это уже раз сто, если не целую тысячу!

Крепыш удивлённо пожал плечами и спрятал газету. Они лежали на спинах и смотрели в тёмное небо с грозно застывшими в неподвижности грудами чёрных облаков. Каждый думал о чём-то о своём, безвозвратно ушедшем в прошлое, а может быть, о грядущем, полном несбыточных надежд…

Костёр, издав прощальный всхлип, потух.

— Спокойной ночи, Алекс, — сказал крепыш.

— Спокойной ночи, Энди, — отозвался мрачный Алекс.

Через несколько минут они крепко спали вокруг умершего костра.

Деревня была совсем небольшой, она имела всего четыре улицы, попарно пересекающиеся друг с другом. Кто-то, наверное, человек с огромной силой фантазии, так и назвал их: Первая улица, Вторая, Третья и Четвёртая. На перекрёстке Второй и Третьей улиц грозно возвышался трёхногий зверь, терпеливо ждущий свою жертву — виселица. Ветер нежно обвевал одиноко покачивающуюся петлю. Посреди деревни стоял добротный деревянный дом с вывеской: «Гостиница», под нею висела табличка: «Есть свободные комнаты. Всегда в продаже свежее пиво». Но вампы и не взглянули на надписи, а сразу вошли внутрь, спасаясь от смертельно раскалённого воздуха. Хозяин гостиницы сидел на стуле, закинув ноги в дырявых сапогах на относительно чистый стол, и глубокомысленно рассматривал фотографию голой женщины в весьма интересном ракурсе. Хозяин был толст, как жирная свинья, а волосы на голове и заплывших щеках мелко курчавились, прямо как у глупого барана. Иногда он почему-то заходился смехом, отчего отвратительный живот желеобразно трясся, а иногда он непринуждённо засовывал указательный палец правой руки в одну из ноздрей, вытаскивая после оттуда… нет, хватит об этом.

— Пиво! — потребовал Энди. — Четыре кружки!

Алекс порылся в карманах, но нашёл лишь пару грязных носков и приятно холодящее руку гладкое тело виброножа.

— У меня нет денег, Энди.

— Я плачу за тебя, — Энди сделал широкий жест рукой, но, увидев, как просиял Алекс, поспешно добавил:

— Будешь мне должен 120 миллионов.

Хозяин с трудом поднял своё жирное тело, наполнил две кружки из бочки и спрятал деньги в стол, служащий ему кассой.

Алекс потерзался сомнениями, с вожделением ощупывая пенящуюся кружку, и всё-таки не удержался, взял её в руку.

Вампы потягивали пиво и посматривали на хозяина, тот, навалившись грудью на прилавок, в свою очередь, пытливо рассматривал их, словно видел впервые.

— Какие новости, Какус? — спросил, наконец-то, Алекс.

Хозяин как будто ждал этого вопроса и сразу ответил:

— Неделю назад здесь был Джадж, так, во всяком случае, он назвал себя. Он искал вас.

— Не знаю никакого Джаджа, — нахмурился Энди, сейчас ему стало не до смеха.

— Я, конечно, не сую нос не в свои дела, но этот Джадж довольно точно описал вас, — хозяин провёл пальцем от глаза к уху, — и он назвал ваши полные имена.

Алекс тоже помрачнел, но радость вспыхнула на его лице, когда хозяин уважительно заметил:

— Мне очень нравится ваша «Милая крошка», Алекс Шоу. У вас очень своеобразный стиль, не чета всем эти бумагомаракам.

Какус повернулся к светловолосому Энди.

— А вы действительно Эндрю Эйнджел? Это вы сочинили «Антидиг кодекс»?

Энди молчал. Хозяин, то ли одобряя, то ли осуждая, продолжал:

— Говорят, что именно из-за вашей песенки так называемые «друзья народа» перебили почти всех дигов. И крэдов заодно, этих безобидных недоумков.

— Кроме тех дигов, которые перешли на сторону Биг-Тага, — тихо сказал Энди, устремив светлый взгляд куда-то вдаль.

— Не только эти диги уцелели, — загадочно улыбнулся хозяин.

— Кроме трёх Биг-Таговских приспешников, все диги сдохли, как собаки, — упрямо сказал Энди.

— Уж лучше бы вы писали в журналы для мужчин, — рассуждал вслух Какус. — Я ухахатывался над твоими строчками, Энди Эйнджел. А ещё лучше — сочинил бы «Антивампа», это принесло бы больше пользы[11].

— Энди, успокойся, — на всякий случай сказал Алекс.

— Я спокоен. Мне просто не нравится, когда мне указывают, о чём можно писать, а о чём нельзя. И я знаю что говорю. Сыграл ли тут роль мой «Антидиг» или нет, но этих заносчивых свиней больше не существует.

Хозяин захохотал, колыхая пузом, и разлил пиво на пол.

— Ты ошибаешься, Энди.

Энди Эйнджел яростно стукнул кружкой по стойке, осколки керамики разлетелись во все стороны.

— Дигов больше нет! — прорычал он, добавив неразборчивое ругательство.

Сверху послышались неторопливые шаги, кто-то спускался с лестницы, этот кто-то фальшиво напевал: «Сегодня ночью мне нужна твоя любовь».

— Кто это? — Энди сделал шаг в сторону двери, но хозяин успокаивающе помахал рукой.

Показались ноги в чёрных ботинках, причём эти ноги ступали по ступенькам весьма нетвёрдо. Вампы с интересом наблюдали за появлением светлых брюк, расстёгнутых в самом интересном месте; пряжка ремня покачивалась из стороны в сторону. На спускавшемся была чёрная рубашка с длинными рукавами, на груди болталась серебряная пуля на цепочке. Энди и Алекс замерли, увидев лицо постояльца гостиницы, его непрозрачные очки, трёхдневную щетину на подбородке и щеках, спутанные волосы, стоявшие чуть ли не дыбом.

— Тайтус! — заорал что есть силы Энди.

Мужчина покачнулся, икнул, почесал под мышкой и глупо улыбнулся, чем совершенно потряс взиравших на него вампов.

— Вы ошиблись, простите. Меня зовут Люпен. Эй, Какус, ты не видел мой чёртов «Юнипак»?