— Эй, ты! — Джадж помахал тринадцатидюймовым лезвием.

— Я?! — на Софи было жалко смотреть, по лицу её текли слёзы и сопли.

— Да, ты! Возьми с песка наручники и сцепи этих двоих вампов друг с другом! — распорядился Джадж.

Софи, всхлипывая, выполнила приказ, не замечая подмигиваний Энди.

— А теперь иди сюда. И быстро! — Джадж спрыгнул вниз, подняв кучу песка, и поманил к себе Софи. Когда девушка приблизилась, он немилосердно двинул ей в височную область головы. Софи упала, как мешок с картошкой.

— За что, Джадж?! — завопил Алекс, когда Джадж подошёл к ним ближе, не опуская, однако, арбалета. Тело убитого грязнокасочника покачивалось на волнах и билось головой о ногу Энди.

— Вы украли мой бинокль, — Джадж был мрачен, как никогда.

— С чего ты взял, что в этом виноваты мы? — спокойно спросил Энди, пока Алекс лихорадочно вспоминал события той ночи, когда они устроили в Университете небольшой пожарчик.

— Я узнал об этом от своего кота. Тимоти сообщил мне, что это были вампы, то есть вы.

— Джадж, но это же смешно: какому-то блохастому коту ты веришь больше, чем нам, своим лучшим друзьям! — чуть ли не рыдал Алекс.

Джадж угрюмо молчал. Энди под прицелом арбалета достал из кармана новую пачку сигарет с развратной картинкой на коробке и глубоко, от души закурил, ведь это могла быть последняя сигарета в его жизни.

— Тимоти — хороший кот, — глаза Джаджа постепенно наливались кровью и от этого становилось всё страшнее. — Это был бинокль фирмы «Кейс» с пятидесятикратным увеличением, с просветлённой оптикой. Его купил ещё мой дед… Merde[9]!

— Джадж, Джадж, мы подарим тебе новый бинокль, ещё лучше старого, — пытался найти выход из положения Алекс. Палец крысника на спусковом крючке дрогнул.

— Джадж, у тебя за спиной Чистильщик! — Алекс пустился на хитрость, но Джадж лишь покачал головой и страшно улыбнулся. Нормальный человек вряд ли смог бы так искривить рот, крысник же улыбался только подобным образом.

Энди сделал глубокую затяжку, закрыл глаза и с ледяным спокойствием (если бы на нём в эту минуту были чёрные очки, он был бы неотличим от дига) произнёс:

— Джадж, я скажу тебе правду: бинокль взял Алекс.

Алекс от возмущения сначала чуть не проглотил язык, но в следующее мгновение взорвался:

— Жалкий лжец! Джадж поверь мне: это сделал Энди.

Гнусная улыбка змеилась на губах крысника.

— Я всё равно убью вас обоих, — совершенно обыденно, как будто приглашая их на совместный обед, уведомил Джадж. — А потом, — он взглянул на сверкающее острое лезвие, — я позабавлюсь с вашей подружкой.

Вампы лихорадочно обшаривали глазами окрестности пляжа, но безрезультатно. Как раз в это время в центре города произошла стычка между озлобленными, вооружёнными камнями и палками смоукерами и защищающими законопослушных торговцев стражами порядка. Вскоре небольшой инцидент перерос в кровавую бойню: нормики хватали похожих на мутантов людей, мальчишки били все окна без разбору, смоукеры и другие, кто посообразительней, разворовывали прилавки, трайкеры давили всех подряд, набежавшие сектанты-скатописты радостно разбрасывали по сторонам какую-то вонючую гадость, вампы без лишних стеснений сосали кровь у подвернувшихся им под руку прохожих, крысники проворно пускали стрелы куда ни попадя, Чистильщики махали белоснежным знаменем, пока оно наконец не окрасилось в багровый цвет. В общем, начался самый настоящий конец света, и над всем этим насмешливо сияла единственным глазом комета; её уже было видно даже днём.

Джадж зажал в зубах запасную стрелу и невнятно провозгласил:

— Презренные вампы, узрите Смерть во всём её великолепии!

Алекс упал на колени, наручник глубоко врезался ему в запястье. Наверное, металл причинял боль и Энди, но белокурый вамп, опять закрыв глаза, флегматично докуривал сигарету. Больше он не произнёс ни слова, да ему и нечего было сказать. Алекс, взяв себя в руки, поклялся:

— Джадж, даю слово: я отомщу тебе даже на том свете! Будь уверен, я не успокоюсь, пока ты сам не пройдёшь через всё то дерьмо, что устроил нам!

Джадж ещё шире растянул губы в улыбке. Он не боялся угроз, но не потому, что считал их безосновательными, а потому, что чувство страха было чуждо его психике.

— Ave Satan[10]! — Алекс поднялся, широко расставил ноги и, мучительно стиснув зубы, скомандовал:

— Стреляй, гад!

Джадж, никогда не испытывавший пустых сомнений (за редким исключением), поковырял в зубах ножом, сплюнул на раскалённый солнцем песок и взял арбалет наизготовку. Прицел остановился как раз посредине между Энди и Алексом…

Весной 49 года Республику сотрясли мощные народные восстания. Поводом для них, по мнению историка Некера, послужило недовольство смоукеров (генетических курильщиков). После значтельного повышения цен на сигареты смоукеры, вооружившись камнями и палками, пошли выразить протест. К ним присоединились другие недовольные, начались грабежи, поджоги и беспорядки. Несколько дней улицы разных городов Республики полыхали огнём. Особенная жестокость проявлялась к тем, кто не был похож на других — мутантам, или нэнам. Были безжалостно перебиты все шаггеры, почти все диги, хайеры и вампы. (Как это ни парадоксально, но каратели, то есть, простите, истинные патриоты, особенно полюбили песню «Антидиг», призывающую истребить дигов и написанную никем иным, как вампом Эйнджелом). Так или иначе, Верховный Консулат дискредитировал себя, так как в отдельных регионах против безоружных людей было применено лучевое оружие, и власть взял в свои руки Генеральный Секретарь Службы Государственной Безопасности Биг-Таг, объявивший себя полномочным Диктатором. Биг-Таг пообещал в скором времени навести порядки и покарать тех, кого следует. В какой-то мере он выполнил своё обещание. В частности, был введён строжайший генетический контроль рождаемости. Нэны перестали пополнять измученное общество. Также была узаконена безвозмездная охота на мутантов («Истребим всех выродков к новому столетию!»). Судьба же двух вампов, начиная с установления Диктатуры Биг-Тага, покрыта мраком. Они появлялись в разных местах, порознь и вместе, их безуспешно за какие-то прегрешения искали власти, а также охотники за головами — Чистые Братья, но…

Костёр весело трещал, с аппетитом поедая положенные в него сухие ветки и сучья, а стоило потревожить его трапезу палкой, как он сердито вскидывал в ночное небо целые снопы искр. Возле костра сидело двое, а вокруг них господствовала бесконечная ночь, полная своих особенных звуков. Звёзд почти не было видно, а лунный серп был так тонок, что его можно было не принимать во внимание. Костёр горел в самой глухой и непролазной части леса, но люди не боялись опасностей. Один из них, широкоплечий, светловолосый насадил на металлический прутик тушку какого-то мелкого животного и аккуратно поджаривал её на жарком огне; на лице его блуждала непонятная меланхолическая улыбка. Когда он повернулся на какой-то подозрительный шорох, осветился старый обезображивающий шрам, тянущийся от угла глаза до верхней части уха. Второй мужчина застыл в неподвижности, положив руки на колени. Он был немного моложе, с тёмными ершистыми волосами. Смуглый цвет кожи, печально опущенный нос и остекленевший взгляд веяли ощущением мрачности и полной безысходности. Иногда он поглядывал на мясо, приготавливаемое его другом, и тогда ему приходилось украдкой сглатывать слюну.

— Ну что, угостить тебя жарким? — тихо засмеялся крепыш, в огненных отсветах блеснули его не совсем обычного строения зубы: клыки верхней и нижней челюстей выделялись из общего ряда и имели поразительную для нормального человека длину и остроту.