– Как вас зовут?

– Лен. Ленни. А вас?

– Донна.

Узнав имя Донны, Ленни не стал обходительней.

– Ленни. Очень милое имя.

– Моего дедушку звали Ленни. Меня назвали в его честь.

– Да ну? И что, вы живете в отеле? И как там?

– Хорошо, хорошо. Ну, вы знаете, как оно там бывает. Они все одинаковые, – Ленни попытался выглянуть в окно. Донна дотронулась до его руки.

– Я только один раз была в отеле, когда мы поехали в Орландо. Посмотреть на Микки,[13] знаете? В Новом Орлеане была один раз.

Ну и на этом все, моя полная приключений карьера путешественника закончилась. Но здесь я бываю постоянно. Детей привожу, знаете, с соседскими детьми иногда приезжаю. Фрустрированная домохозяйка. Я всегда думаю: интересно, комнаты в этом отеле похожи на номера в Орландо?

– Видимо, точно такие же.

– Посмотреть бы.

– Посмотреть бы куда?

– На комнату взглянуть. У вас в номере есть мини-бар?

– Ага.

– Водка там есть?

– Должна быть.

– Пойдем проверим? Ленни отвел глаза. – Я…

– Что? Хотите остаться здесь и поглазеть на пожарные машины?

– Нет, я…

– Ленни, бросьте! Я просто хочу посмотреть на ваш номер. Просто посмотреть! У вас там женское белье, что ли, разбросано?

– Нет, это они убирают – в смысле, в номере прибираются каждый день.

– Правда? – Донна не отводила от Ленни глаз. Он смущенно отворачивался, как нехороший мальчик. По-любому оба получат удовольствие.

– Ага.

Донна заговорщицки спросила:

– Свежие простыни?

– Ага.

– Тогда пойдем.

Ленни поискал глазами официантку – кого угодно, кто мог бы ему помочь.

– Ладно. Посидите здесь секундочку, мне надо отлить. Потом можем пойти наверх. Видимо. Вы уверены?

– Да конечно же! Возвращайся скорее. Я пока тут послежу за пожарными вместо тебя.

Ленни выскользнул в холл, к туалетам. Донна сомневалась, что еще раз сегодня увидит его, и неохотно наблюдала за пожарными машинами. У нее бывали эротические фантазии с пожарными – вот они точно умеют осчастливить женщину. И как следует выпить тоже, наверное, не дураки. Они вообще, наверное, умеют кучу всего разного.

Джефф решил перейти четырехполосное шоссе, отделяющее его от ярко освещенного торгового агентства «Джип-Крайслер». Надо было добраться до этих машин, так идеально выстроившихся по линеечке. Он жаждал порядка: яркий свет прогонит все плохое.

Джефф внимательно следил за проезжающими машинами, изучая их движение, приливы и отливы. В обычных условиях переход улицы не составлял труда, но сейчас Джефф не мог вспомнить, как это делается. Он обнаружил зазор на своей стороне и начал переходить. В это самое время поток транспорта на противоположной стороне стал еще плотнее. Он обнаружил, что застрял на середине, а машины проносятся мимо в обе стороны. Безумие перестало бурлить во всем его теле, лишь когда он оказался в безопасности, на той же стороне, с которой начал. «Я полагаюсь на первобытный ум, а мой первобытный ум не может вникнуть в суть дорожного движения», – подумал он. Джефф взглянул направо и увидел пятачок, где сидел всего несколько часов назад. Здесь не так давно он разговаривал с копом, этим, со светлыми усиками. С мертвым копом.

Машина «Скорой помощи» – может, именно в ней лежало тело этого копа – промчалась вверх по пандусу, сирены громко причитали. Джефф увидел со стороны, как он глядит на мигающую огнями «скорую», а та пролетает мимо, и он на мгновение заблудился в пространственно-временном континууме. Он снаружи «скорой» или внутри? А что, если это он – коп со светлыми усиками? А что, если это он умер?

На него снизошло откровение. Можно подойти к светофору и перейти там. Так он и сделал.

Джефф безо всяких проблем шел по переходу и восхищался удивительным изобретением под названием светофор. Простое такое изобретение, вкл/выкл. В эту сторону поток двигался, в ту – стоял. Для этих горел красный, для тех – зеленый. Для тех и других одновременно не мог гореть красный, и зеленый для тех и других не мог гореть одновременно. Или – или. Прямо как двоичный код в компьютере. Прямо как в жизни. Ты же не можешь одновременно быть в двух местах. Ты – это или ты, или не ты, но одновременно и тем, и другим быть невозможно.

Джефф пока не чувствовал, что уже кем-то стал, так что надо было выбирать, в какую сторону идти. Жизнь состоит из бесконечной череды выборов, каждый выбор закрывает одни двери и открывает другие, каждый лепит из него то, чем он постепенно становится. Не в том смысле, что он не может себе представить, кем в конце концов станет, а просто ему хватает ума сообразить: невозможно предсказать, куда его приведет следующий шаг. Он исследует. Он еще не сформировался. Будущее – это Адель? У него вообще есть будущее? Он застрял, пытаясь перейти дорогу своей судьбы.

Вроде бы остальные гораздо лучше представляют себе, кто они такие. У них твердая позиция, они действуют в соответствии со своими принципами. Беккет знает, кто он такой. Адель знает, кто она такая. Адель сильно отличается от того, что навоображал себе Джефф. Поэтому совершенно логично, что его любовь к ней оказалась безответной. В сущности, безответной любви не бывает, потому что невозможно любить кого-то, кто тебя не любит. Если они не видят, кто ты на самом деле, они совершают ошибку, которая не дает им полюбить по-настоящему. Ну, типа того.

Джефф перешел дорогу, но застрял перед офисом, пытаясь вычислить, каким именно образом страсть коррелирует с двоичной системой. Ему грозил паралич. Огни здесь были в десять раз ярче, чем на стоянке у торгового центра. Такие, бело-голубые, они отбрасывали электрический отсвет на блестящие ряды разноцветных автомобильных близнецов. Тихое жужжание фонарей наполняло белый воздух, словно невидимая мошкара.

Мысль Джеффа икнула. Может, это все наркотики виноваты, но вот вспышка и затянутые в узел мозги расплелись. Джефф стоял и озирался, не совсем понимая, как он сюда попал. Час был поздний, в офисе никого. Менеджеры сидели дома с пивом и смотрели финальные подачи в бейсболе. Завтра они вернутся сюда – очередной рабочий день, заполненный толкотней, грязными шутками и выдуванием из ноздрей дыма «Мальборо».

Джефф прошел через стоянку. Сегодня вечером у полиции дел по горло, его тут никто не заметит. Джефф услышал выстрелы со стороны торгового центра. Его передернуло.

Дверная ручка «ле-барона» – без единого пятнышка, цвет «красный металлик», – поманила Джеффа. Он дернул ее, механизм с удовольствием щелкнул, и дверь распахнулась. Какова была вероятность того, что машина не заперта? Джефф не мог прямо сейчас все это вычислить, так что он просто нырнул внутрь, сел и вдохнул теплый запах пластика. Ключей у него не было. Радио он включить не мог. Вести машину не мог. Но все вокруг него двигалось. Вот это мой истинный разум, или мой истинный разум – тот, которым я пользуюсь, когда не под кайфом? Ответ очевиден. Но очевидность сейчас не была очевидной.

Какая разница, думаю я или не думаю? Мы – просто мешки с плотью, и еще у нас есть специальные чувствилища, сконструированные для того, чтобы мы считали себя очень важными. А стоит стать одноразовым, как все идеи о собственной значимости улетучиваются. Я – одноразовый.

А что если у меня в голове так пусто, потому что я попал в какую-нибудь страшнейшую аварию, и мне отрезало руки-ноги, и я ослеп, но пока об этом не знаю? Если бы меня кормили и поили, но в голове у меня бы не было ни единой мысли, я лежал бы в коме, и кто-нибудь обо мне заботился бы. Я бы жил, хоть и не знал бы об этом. Ну и никакой разницы – ни для меня, ни для мира. А мне все это было бы по фигу. Вряд ли я могу что бы то ни было дать этому миру, и, если со мной случится что-то плохое, никто скучать по мне не будет.

Моя жизнь остановится. Я буду непродуктивен, как камень, и каждый день будет в точности как предыдущий. Никакого прогресса, но что есть прогресс? Новая жилетка с начесом? Больше уюта? Совершенствование приемов скейтбординга? Покупки в торговом центре побольше? Все это относительно. Правда ведь?