Кроме обыкновенного имени, назначаемого при обливании водой, скандинав получал еще другое, напоминавшее какой-нибудь его подвиг или намекавшее на его свойства. В таких случаях было в обыкновении вместе с именем делать и какой-нибудь подарок. Так, когда Торлейф, сочинивший славную песню в честь Хакона-ярла, прибыл из Норвегии в Данию, Свен Твескегг дал ему прозвание ярла-скальда и подарил ему оснащенный корабль со всем грузом. Также когда Олаф Трюггвасон назвал в шутку скальда Халльфреда Вандрада-Скальдом (Трудный Скальд ― почетное имя между скальдами), скальд спросил его: «Что же подаришь мне, король, если я должен пользоваться таким именем?» — «Вижу, — отвечал король, — тебе хочется почетного имени; так возьми этот прекрасный меч». Тот же король требовал у исландца Торстейна показать свою силу и убить жертвенного вола, такого огромного и дикого, каких никогда не случалось видать Олафу. Вол страшно осерчал и казался раздраженным. Торстейн подбежал к нему и так крепко ухватил за заднюю ногу, что, когда вол отпрыгнул, его оторванная нога осталась в руках Торстейна. С ней поспешил Торстейн к королю и получил в награду имя Уксефота, с перстнем в подарок.

Кроме таких имен, было в обыкновении давать прозвания по какому-нибудь поводу, как и нынче ведется между поселянами. Саги упоминают о Торстейне, которого прозвали Рыбоедом за то, что был неутомимый рыбак; о Бьерне, прозванном Бьерном На Меху, за то, что торговал мехами; об Эйнаре, получившем имя Чаши Радостей, по поводу двух драгоценных чаш, подаренных ему Хаконом-ярлом; о Тормоде, прозванном Черным, как уголь, поэтом (Koldunarskald) pf песню про одну смуглянку в Исландии; о Гуннлауге, которого прозвали Змеиным Языком за остроумие, и т. д.

Подобные прозвания давались разным лицам по различным случаям; оттого отец и сыновья имели свои собственные прозвища или вовсе никаких. Наследственные имена были не в употреблении. Но обыкновенно отцовское имя прибавляли к родовому (aettnamn), собственному имени каждого лица, называвшемуся так оттого, что имя употреблялось в каком-нибудь роде или фамилии; этот обычай продолжался в течение всех средних веков и даже ныне употребителен у поселян; напр., Олаф, сын Харальда, назывался Олаф Харальдсон, т. е. Олаф-сын; Трюггви, Олаф Трюггвасон и проч.

Обливание водой было древним религиозным обрядом, посредством которого ребенок посвящался богам-хранителям страны и рода. С этой минуты почитали его вступившим в родство; убить такое дитя было преступлением.

В отсутствие отца, а иногда и при нем, обязанность обливания и назначения имени ребенку принимал на себя другой; для того обыкновенно избирали значительных и богатых людей; так, по крайней мере, было у знатных.[434] Это обряд полагал начало самым тесным взаимным отношениям между восприемниками и их крестниками и обязывали их к взаимной дружбе и приязни. В Ирландии, во время сражения Хельга Дроплаугсона с Хельгом Асбьерном, не кто Эцур выступил против первого, но этот сказал ему: «Я с тобой не сражаюсь: ты обливал меня водой».

Когда у детей прорезывались зубы, отцы обыкновенно делали им подарки, состоящие из рабов или какой-нибудь драгоценной вещи. Эти подарки назывались Tandfae, собственно зубной скот. До 15-го года дети жили в полной свободе и проводили время с другими своими сверстниками в занятиях, свойственных их возрасту; дочери учились у матерей ткать, шить и другим женским рукоделиям; предусмотрительные матери учили также дочерей понимать руны и исцелять раны. Нигде не встречается в сагах, чтобы отцы жестоко наказывали сыновей; в случае сильного гнева они прогоняли их из своих дворов. Отношения отцов к детям запечатлевались искренним, взаимным уважением. Дети слушались родителей, а отцы больше действовали на них советом, и убеждением., нежели приказаниями, и не редко сами соглашались с желаниями взрослых детей.

Старинный обычай, заменявший совершенный недостаток училищ, состоял в том, чтоб отдавать детей на воспитание умным и рассудительным друзьям. Если кто хотел другому оказать свое уважение и приязнь или еще теснее сойтись с ним, то обыкновенно вызывался взять его сына на воспитание и в знак того, что принимал все отцовские обязанности, сажал ребенка на колени к себе, почему принятые дети назывались в старину Knesetningr. Новый отец его более старался обучить приемыша всем искусствам, и наставить во всем, сообразно с требованиями времени, или, как говорил Бессе Мудрый Дроплаугу, дававшись воспитывать его сына, Хельги: «Я научу его всему разумному, что сам знаю». Матери, лишенные мужей, и отцы, часто отлучавшиеся из отечества, не могли сами воспитывать сыновей, потому считали полезным, удалять их из родного дома и между друзьями и родственниками всегда находили таких, которые брали на себя содержание и воспитание мальчиков, обходились с ними как с родными детьми и добросовестно исполняли все обязанности названного отца. Если у мальчиков не было родных отцов, воспитатели должны были награждать их имуществом и устраивать их счастье. Так, Ньяль доставил названому сыну не только выгодную невесту, но и должность судьи в Исландии; так, пособил завоевать отцовское наследие король английский, Ательстан, своему приемышу, Хакону, сыну Харальда Харфагра. Погубить приемыша или причинить ему какой-нибудь вред почиталось низким делом. В сагах редко встречается что-нибудь подобное. Напротив, читаем в них много прекрасных примеров добросовестности, с которой названые отцы исполняли свой долг, равно и сыновней признательности к ним приемышей. Между мальчиками, вместе проводившими счастливые дни детства в играх и упражнениях, под надзором одного названого отца, просто завязывалась самая искренняя дружба, получившая столь высокое и прекрасное значение под именем названого братства.

Содержание семейства, нередко многочисленного, облегчалось охотой в лесах, изобильных дичью, также рыболовством, у морского берега, очень растянутого в длину, в глубоких шхерах, во многих озерах и реках. Символические изображения в гербах различных областей Швеции указывают на эти промыслы, как на самые первые и долгое время важнейшие для них.[435] Саги упоминают о лове сельди на южных берегах Норвегии; ловля китов и моржем принадлежала к промыслам северного края. Но из всех способов содержания скотоводство было самым главным и значительным: от него поселянин получал свою главную прибыль: многочисленное стадо было для него подспорьем и лучши богатством, почему и всякое имущество в древности означалось словом fаe, скот. Отер,[436] живший далее всех на севере Норвегии, в Халогаланде, рассказывал королю Альфреду, что хотя он и из главных людей в том краю, однако ж, кроме 60 дворовых оленей, имеет не более 20 коров да столько же овец и свиней с лошадьми, на которых пашет. Отзыв Отера о свое стаде, как о незначительном, показывает, что вообще у поселян, а особенно у зажиточных, были стада гораздо многочисленнее.

И в это время Швеция, преимущественно пред всеми другими северными странами, славилась особенно скотоводством. О том извещает нас Адам Бременский; он прибавляет, что во многих местах Швеции и Норвегии пастухи были главными и лучшими людьми, вели патриархальную жизнь и жили трудами рук своих. Прекрасное состояние скотоводства предполагает уже великое множество домашней челяди и рабов, содержимых на дворе поселянами, как для лесных и полевых работ, так и для военных набегов. Обширные и изобильные травой луга, встречавшиеся везде на плохо населенной и возделанной земле, облегчали содержание многочисленных стад. Летом обыкновенно выводили скот на отдаленные выгоны и в деревни с хорошими лугами (что и теперь ведется во многих шведских областях, особливо в северных), почему и дома, поставленные в таких местах, назывались скотными избами, Saetur. Из таких выгонов, отдаленных от главных дворов и с умножением населенности обратившихся в Boland, жилую землю, во многих местах Швеции составились деревни, даже целые приходские округи.