Когда же знание рун мало-помалу стало общеизвестным и они постепенно освободились от облекавшей их таинственности, тогда получили начало те замысловатые роды рун, о которых мы говорили; в волшебных обрядах они заступили место обыкновенных, потому что верование в силу рун укоренилось глубоко, волшебная таинственность, в которую знатоки рун умели облекать все свои действия, притом значение этих запутанных рун в глазах толпы, подозревавшей в них великие тайны, — все это поддерживало старинное народное верование в возможность чудесных действий и чрезвычайных вещей для тех лиц, которые посвящены в таинства рунической письменности. Отсюда волшебные руны и тайное руническое чародейство, о чем так часто говорят саги. Долгое время, в средние века, как и в пору язычества., руны были орудием различных суеверий в умах народа нелегко изглаживаются всякие внушения древней его религии; притом человеческая природа так любит подозревать какие-то невидимые, таинственные силы

Народы, в своем младенчестве не постигая законов природы и внутренней связи между предметами, всегда подозревали участие живых существ везде, где замечали действующие силы, и олицетворяли природу. И древние норманны, подобно пифагорийцам, наполняли весь мир особенными духовными существами. Моря, реки, ручьи населялись богами и нимфами, земли, области, дворы, племена, семейства, отдельные лица имели своих Vatten, хранительных духов, более или менее сильных, которым вообще приписывались те же свойства., какие греки давали своим демонам. В народных верованиях норманнов еще жили те враждебные силы и первобытные обитатели страны, с которыми готы и асы вели большие войны, и они продолжали оставаться с ними в особенных отношениях, как с мифическими лицами. Загнанные могучим Тором в леса и пустыни, йотунские племена., враждебные асам, обратились, в народных верованиях, в чудовища и привидения, которые боялись дневного света и жили в ущельях гор и глубинах земли, как сверхъестественные лица, причинявшие людям великое зло. В недрах земли жили злые эльфы, чернее смолы, и пещерах и каменных расселинал обитали карлы.[403]

Эти сверхъестественные существа, духи и привидения занимают важное место в сагах древнего Севера. Им приписывали все внезапные случаи и все явления природы, ьпричины которых не знали и не умели объяснить. Сильная продолжительная буря, противный ветер толковались как злые действия невидимых духов. Если делали промах в ударе на сражении, то думали, что они заговорили оружие; всякий необыкновенный случай зависел от их влияния. Самые неприязненные из них, обитавшие под землей, в лесах, водах и горах, только и искали случая, чтобы посмеяться над людьми и делать зло им; их замыслы считали тем опаснее, что сами они оставались невидимыми и никакое оружие им не могло вредить. Их благосклонность был непостоянна, а ненависть непримирима. Редко сдавались они на просьбы; но волшебными песнями и другими средствами можно было принуждать их; думали, что некоторые люди знают искусство повелевать этими существами

Отсюда многие волшебные действия, чародейства и заговоры. В старину думали, что люди, посвященные в тайну волшебных наук, могли на других людей напускать злых духов, отнимать у них зрение, притуплять оружие и подвергать разным другим несчастьям. Эти же люди могли делать себя и своих друзей невредимыми от всякой раны и оружия и сообщать чародейную силу своему оружию; могли поднять сильную бурю и грозу, переменить ветер, гасить огонь, вызывать из могил мертвых, пророчить будущее совершать другие чудесные дела. Все это делали посредство волшебных рун, волшебных песен (Galdrar, от gala — петь) и зелья — самого сильного средства из всех чаровании.

Руны с большой таинственностью и с волшебными кривляниями вырезались на полках, мисках и другой домашней утвари; каждая руна имела свою тайную силу и требовала особенного искусства при вырезании, потому что малейшая ошибка в соединенных с тем обрядах легко могла произвести действие совсем противное,

Волшебные песни, употребляемые для заклинания подземных сил, были, может быть, отрывками или искажением старинных песнопений во славу богов. Но зелье (Seidc, произвол, от sida, seida, sioda (sieden) — варить), вероятно, простой отвар из трав для какого-нибудь врачебного употребления, получало волшебное свойство оттого, что целебная сила некоторых трав для других оставалась тайной, и невежды врали, что вредные и полезные свойства сообщались подобным лекарствам таинственными существами.

Внутренние болезни случались редко; но никогда не было недостатка в людях, умевших пользоваться суеверием иневежеством толпы и действовать таинственными приготовлениями на ее воображение; потому и зелье почиталось сильнейшим волшебным средством. Усиленное рунами и волшебными песнями, оно производило разные неотразимые действия на всех, кто не знал хорошо таких рун, какими можно было бы обратить волшебство на гибель самим волшебникам. Одна старинная песня сохранила нам описание напитка забвения (отворотного зелья). Его приготовили для Гудрун и поднесли ей для того, чтобы она полюбила Атли, о чем сама она рассказывает в следующих стихах:

Гримхильда мне из кубка пить дала:

То был напиток горький и холодный,

Я вышла и ненависть забыла;

Там силой чародейной налита.

Была холодная вода забвенья.

Никак я не могла растолковать,

Что за фигуры странные на кубке!

А цвета все багровою, как кровь. .

То будто жало длинное змеи,

То словно пасть раскрытая у зверя.

То будто колос, на полях растущий.

А в кубке много вредного такого!

Из разных лесов травы, желудь,

Роса, упавшая, случайно на очаг,

И внутренности жертвенных зверей,

И печень борова сварены вместе:

Все это гонит ненависть из сердца.

Всякая религия в древности имела свои таинственные обряды, посредством которых мир духовный приводила и соприкосновение со здешним миром. Азия — первобытная родина всяких верований в предсказания, ворожбу заклинания. Отличительное качество Севера в этом отношении состоит в том, что здесь волшебной наукой занимались преимущественно женщины. Особливо ворожба посредством зелья была их исключительным занятием, которое, может быть, потому казалось опасным для мужчин что причиняло болезни, лишало сил, рассудка и вообще имело вредное влияние на тело; притом его приготовление соединяло в себе столько гнусного, что мужчины старались заниматься таким делом. Такие ворожеи называл Seidkonor или Galdrakonor, но, кроме них, многие знатные по званию и происхождению женщины знали тайны волшебства, умели при случае пользоваться ими и передав свои знания дочерям и другим, кому это нужно было. Считали необходимостью сколько-нибудь знать эти тайны, чтобы предостеречь себя от них и, в крайнем случае, чтобы отразить чарами.

Были и мужчины, занимавшиеся тем же ремеслол времена Харальда Харфагра; число их до того умножилось в Норвегии, что Харальд, ненавидевший всякую ворожбу велел сжечь разом 80 волшебников,[404] и в числе их своего родного сына, Рагнвалъда… Олаф Трюггвасон сжег их тоже много. Чем ближе к полюсу, тем чародейство зловреднее и чудь (под именем которых в старину разумели и лапландцев), по общему мнению, превосходили всех в волшебных знаниях. Они могли ездить в другие земли с душой человека и узнавать от нее разные тайны, между тем как его тело оставалось неподвижным, как труп, и никто не смел тем нарушать страшный покой его. Замечательно, что вера в волшебство и способы ворожбы у норманнов своим резким сходством напоминают то же самое у шаманов в Азии, в Гренландии и в других полярных странах.