— Мне нужна свобода, Уилл. Я не вынесу заточения!

— Ты же сильная женщина, Бесс, и вынесешь все, что придется, притом не теряя достоинства.

«Господи Боже мой, как плохо ты меня знаешь, Синтло! Да, я вынесу все, но только не с достоинством!»

Бесс решила взять с собой горничную Сесили. Стражники терпеливо ждали, когда женщины соберут вещи. Бесс не позволила мужу сопровождать ее, понимая, что такое испытание слишком тягостно для него. Уилл дал помощнику деньги и велел вручить их Эдварду Уорнеру, коменданту Тауэра, чтобы тот отвел леди Сент-Лоу лучшее из тюремных помещений.

В Тауэр Бесс вошла в самом нарядном платье, точно смеясь над этим нелепым арестом. Но этой бравадой она прикрывала тайную радость: ее ввели в Тауэр не через Ворота предателей.

Бесс поместили в Колокольной башне, там же, где содержали Ечизавету, хотя и не в той же комнате. Сквозь узкое окно была видна башня Бошана и «аллея Елизаветы» — место прогулок принцессы по стене между двух башен. Три дня Бесс боролась с гневом, но время шло, ее никто не допрашивал, вестей от королевы не поступало, и раздражение сменилось бешенством.

— Возвращайся в Виндзор, Сесили. Здесь ты мне не нужна. Чтобы не сойти с ума, я должна сама заправлять постель и поддерживать огонь. Ты будешь приезжать сюда каждый день и привозить все, что понадобится. Сегодня мне нужны перо и бумага. Я напишу всем, не пощадив никого!

Бесс особенно задевало то, что она томилась в Тауэре напротив Соляной башни, где содержали Хью Дрейпера — человека, отравившего Синтло и ее.

Она отправила письма Елизавете, Сесилу, Робину Дадли и Синтло, но получила ответ только от мужа:

«Милая Бесс, я несколько часов простоял перед королевой на коленях, умоляя пощадить тебя и надеясь на скорое освобождение. Ради тебя я не попросил королеву о свидании с тобой, чтобы лишний раз не раздражать ее. Посылаю тебе уголь для очага и ароматные свечи, которые ты любишь. Скажи Сесили, что еще тебе нужно, и я немедленно пришлю все необходимое. Крепись, дорогая. Рано или поздно мне удастся смягчить сердце королевы. Твой преданный и любящий муж Синтло».

Бесс бросила письмо в огонь.

— Сердце тирана не знает жалости! — Она зажгла свечи, принесенные Сесили, переоделась и отдала горничной белье, чтобы та выстирала его. — Принеси мне завтра зеркало, Сесили.

В тюрьме неуемная энергия Бесс не находила выхода. Она любила вышивать, но просидев три часа над гобеленом, чуть не швырнула его в огонь. Ей оставалось только ждать решения королевы. Временами Бесс жалела мужа больше, чем самое себя. Несомненно, Елизавета запретила ему навещать жену, а он не осмелился ослушаться ее. Бедняга беспомощен во всех отношениях.

В конце сентября Кэтрин Грей родила сына. Ее по-прежнему держали в Тауэре, но комендант тюрьмы, Уорнер, сжалился над заключенной и позволил ее мужу увидеть новорожденного сына. К счастью, и мать, и ребенок чувствовали себя прекрасно.

Октябрь медленно близился к концу, и в сердце Бесс проснулась надежда, что Елизавета освободит ее к Рождеству. Мысль, что придется провести праздники в Тауэре, причиняла ей невыносимые страдания. Бесс писала матери, сестре Джейн и тете Марселле, давала мужу советы, какие подарки выбрать для детей, и вела расходные книги Чатсворта, которые каждый месяц доставлял Джеймс Кромп, управлявший поместьем в отсутствие хозяйки.

Кроме того, Бесс написала сэру Джорджу и леди Пирпонт, еще раз предлагая обсудить брак их сына и ее дочери Френси, но ответа не получила.

В своих ежедневных посланиях Синтло подробно рассказывал о поручениях королевы, которая готовилась к Рождеству и Новому году, а также к важным событиям, намечавшимся на начало следующего года. Он уверял, что каждый день умоляет королеву освободить его жену, а самой Бесс советовал написать ее величеству и просить о снисхождении. Бесс вскипела: уж лучше умереть в тюрьме, чем просить прощения, не зная за собой никакой вины!

Надежды Бесс на освобождение до Рождества угасли в декабре. От королевы по-прежнему не было никаких вестей. Бесс впала в уныние, осознав, что провела в Тауэре четыре долгих месяца. Все чаще Бесс охватывало чувство одиночества, ей казалось, что все близкие забыли о ней. В заточении у Бесс появилось слишком много времени для размышлений.

Ей стали ненавистны письма Уилла со следами слез, расплывшихся по бумаге. Не будь муж таким безвольным, он потребовал бы, чтобы королева освободила Бесс, а не умолял бы ее. «Мне не нужен мужчина, который только и умеет, что стоять на коленях! Уж лучше бы он убил Елизавету! Вот Кавендиш был способен на решительный поступок, а Уильям Сент-Лоу — нет. Она вздохнула. Конечно, на сосне вряд ли вырастут груши! Наконец Бесс призналась себе, что сожалеет о браке с Синтло, как и предсказывал граф Шрусбери.

К концу января у Бесс начались тревожные сновидения, к ней вернулись давние кошмары. Неужели на этот раз она и в самом деле потеряла все? Даже жизнь? Ее гнев сменился смирением, а затем паническим страхом.

Мало-помалу Бесс поняла, что ее отправили в тюрьму вовсе не за то, что совершила Кэтрин Грей. Должно быть, все дело в том, что она слишком многое знала про Елизавету! Мало кому было известно о романе королевы с Томом Сеймуром и почти никому о том, что она, возможно, носила его ребенка. Никто из придворных не догадывался, что, когда Сеймур женился на Екатерине Парр, Елизавета жила в Челси a trois[3]. А те, кто догадывался, уже мертвы!

Роман королевы с Робином Дадли проходил почти на глазах Бесс. Она сама слышала, как Робин предлагал отравить свою жену Эми, чтобы устранить преиятствие к браку с Елизаветой. Заключив Бесс в тюрьму, ее предупреждали о том, что надо держать язык за зубами. Горячо надеясь, что это лишь предостережение, она ни на минуту не забывала о другом более надежном способе добиться ее молчания! Бесс не могла поделиться своими опасениями с мужем и посвятить его в свои тайны: Сент-Лоу не поверил бы, что Елизавета способна на злодейство.

В феврале страх Бесс усилился. Заточение стало невыносимым, когда она вспоминала о приближении весны. Вороны Тауэра в предчувствии весны оглашали воздух громким карканьем. Бесс думала о том, как после подснежников расцветут крокусы, а затем появятся первые нарциссы. Она бы продала душу дьяволу, лишь бы проехаться верхом, ощутить, как ветер треплет волосы. Как давно Бесс не укладывала детей спать, не укрывала их одеялами! Ее тянуло в Чатсворт. Она провела в тесной комнате уже шесть месяцев, а конца ее заточению не предвиделось. Бесс опасалась потерять рассудок.

Возможно, потому, что в воздухе пахло весной, в Бесс пробудились плотские желания. После смерти Кавендиша она ни разу не утолила свою жажду. Махнув рукой на Синтло, Бесс направила всю свою энергию на строительство Чатсворта. Она управляла обширными владениями, служила при дворе, исполняла долг матери и супруги.

Но теперь, когда из-за вынужденного безделья она могла только размышлять и тревожиться, тело предало ее. Сновидения Бесс стали слишком соблазнительными. Вспоминая их в долгие дневные часы, она испытывала острое раздражение и не менее острое желание очутиться на свободе. Страх безумия неотступно преследовал ее. Бесс неуклонно приближалась к тому часу, когда смерть должна была показаться ей желанным выходом.

Лондон, 1562 год

В дверь громко постучали. Тюремщик объявил:

— К вам гость, леди Сент-Лоу.

— Только этого мне не хватало! — бросила Бесс. Она злилась на мужа, не желала его видеть и все-таки мечтала выплакаться на плече у Синтло. Внезапно страх сковал ей горло. А если Уилл принес дурные вести? Явился в Тауэр сам, чтобы смягчить удар?