– Создали семьи с британцами? Но ведь…

– По-твоему, это невозможно? Считаешь их чересчур смуглыми?

– Ты уже воспитал из них индийцев. – Она с радостью ухватилась за возможность свалить все на воспитание, а не на цвет кожи.

– Вот это ты и поправишь. – Он собрался поцеловать ей руку.

– У тебя даже нет нормальной столовой. А ведь ты знаешь, как важно для британца умение вести себя за столом.

– Значит, устроим столовую и будем каждый вечер вместе ужинать.

– Им придется носить британскую одежду.

– Сегодня же пошлю за дурзи.

– Они почти не знают английского.

– Отныне они будут говорить только по-английски.

– Ты хочешь, чтобы я перевернула вверх дном всю их жизнь? Лишила их всего, к чему они привыкли?

– Я хочу, чтобы ты добилась поставленной цели. Об этом мы и договаривались, не так ли?

Эмма понимала, какая огромная ответственность ложилась на ее плечи.

– Не знаю, получится ли у меня…

– Тебе, дорогая моя Эмма, все по плечу. Если при первом разговоре с тобой у меня еще были сомнения, то теперь от них не осталось и следа. Ты убедительно доказала, что пригодна для решения этой задачи. Ты превратишь моих детей в британцев, а я в благодарность научу тебя быть индианкой.

– В каком же это смысле?.. Он заключил ее в объятия.

– Ты овладеешь индийской наукой чувственных радостей, чудесная Эмма. Если ты не будешь возражать, я научу тебя всем восторгам павильона любви.

– Значит, он у тебя есть! – прошептала она осуждающе, но он не расслышал. – Там такие же рисунки на стене и потолке? Если да, мне придется их замазать, заботясь о нравственности твоих детей.

– Моим детям запрещено туда заглядывать. Но в один прекрасный день я их туда пущу, чтобы они увидели место, где были зачаты.

– В таком случае я бы предпочла оставаться здесь.

– Здесь? Тоже неплохо. Твоя дверь как раз напротив моей. Никто не узнает, что я тебя навещаю, Эмма. Никто так и не заподозрил, что произошло тогда, в палатке. Как ни трудно мне было, я сдержался и не приходил к тебе во время нашего путешествия, чтобы дать тебе возможность все обдумать. Ты уверена, что приняла верное решение?

– О, Сикандер!.. Думаю, да. Именно это мне и нужно. – Эмма прижалась к нему, он стал целовать ее волосы. – Я гадала, почему ты больше не приходишь. Мне хотелось, чтобы ты пришел. А иногда – нет… Мне хотелось сначала увидеть твой дом, твоих детей, получше тебя узнать…

Он немного отстранился, но взгляд его сияющих синих глаз остался ласков.

– Ты увидела мой дом, познакомилась с детьми. Что скажешь теперь, Эмма? Пока что ты молчишь. Позволишь ли ты мне прикасаться к тебе при свете дня, примешь ли как возлюбленного? Или я для тебя… чужеземец? Нечистая кровь?

Горечь его тона была для Эммы невыносимой; она зажала ему рот.

– Не надо, Сикандер. Прекрати клеветать на себя. Ведь сам ты так не считаешь. Полукровка – такой же мужчина, как все остальные, а я, будучи британкой, ничего не выигрываю как женщина. Теперь я ясно вижу, что цвет кожи очень мало что значит. Несравненно важнее твоя нежность, щедрость, любовь, доброта, отвага… Ты заставляешь меня смеяться, благодаря тебе я смотрю на многие вещи совсем по-другому. Ты дал мне почувствовать то, чего я раньше никогда не чувствовала.

– Но достаточно ли тебе этого, Эмма? – Он стоял неподвижно; синие глаза смотрели на нее в упор, заглядывали в душу.

– Да, – прошептала она. – До тебя у меня не было ничего, кроме пустых мечтаний. Теперь, обретя тебя, я не хочу тебя терять. Разве этого не достаточно?

Он схватил ее за плечи и притянул к себе.

– Я не прошу тебя стать моей женой, Эмма. Это слишком большая жертва с твоей стороны!

«А ты попроси! Ты услышишь "да"…»

– Ты не хочешь жениться? – пробормотала она, не сумев скрыть разочарование.

– Давай будем друг с другом откровенны, Эмма. Я буду с тобой честен. Если мы поженимся, ты подвергнешься бойкоту. Я уже испытал на собственной шкуре, что это такое. Тебя не пригласят ни в один английский дом. Разве это не так?

Эмма удрученно покачала головой. Такого замужества ей не простит даже Рози.

– А для меня окажутся закрыты дома моих индийских друзей. Даже Сайяджи, наверное, отвернется от меня.

– Об этом я не подумала, – согласилась она. – Я не догадывалась, что предрассудки существуют с обеих сторон.

– Что поделать! Чтобы преуспеть сразу в двух, да еще таких различных мирах требуется неустанная борьба. Тебе не пришлось такого переживать. Ты не знаешь, насколько это трудно.

«Ради тебя я бы это познала!»

– Мне бы не хотелось, чтобы из-за меня тебя бросили друзья, – сказала она вслух.

– Сам я готов на этот риск, – великодушно продолжил он. – Но я обязан позаботиться о Майкле и Виктории. Их будущее важнее моего настоящего. Всего, что ты тут видишь, я мог бы лишиться в одно мгновение. Мое богатство – земля и дерево; я должен вывозить древесину и вкладывать прибыль в другое – рис, индиго, чай. Пройдет еще не один год, прежде чем мне перестанет грозить разорение. Пока что я должен соблюдать крайнюю осторожность, никому не показывать своей уязвимости, не раскрывать своих карт. Я никогда ни с кем не говорю на эти темы, кроме Сакарама: никому нельзя доверять! Вот какова доля кутча-бутча, Эмма. Теперь ты понимаешь, почему я не делаю тебе предложение. Прости, но это принесло бы нам одно горе.

– Понимаю. Поверь, я все понимаю. Я благодарна тебе за откровенность. Твою честность, Сикандер, я ценю больше, чем что-либо еще. Все прочее перед ней меркнет. Это – главное твое достоинство, за которое я тебя так… я так к тебе отношусь, – Она попробовала рассмеяться, но получился звук, больше похожий на рыдание.

– Эмма… – Он обнял ее. – Эмма… – Казалось, он собирается сказать ей еще что-то важное.

– Что? Ты можешь говорить мне все без утайки, Сикандер.

Поколебавшись, он выпалил:

– Можно я приду к тебе сегодня вечером?

– Вечером? – Она ждала совсем другого – тяжкого, темного, волнующего секрета. Наверное, он передумал.

– Или я слишком тороплюсь? – Ее неуверенность сильно его огорчила. – Наверное, ты очень устала с дороги?

– Нет! Что ты… Просто сначала мне надо принять ванну и найти что-то чистое, чтобы переодеться. Может, кто-нибудь из служанок может одолжить мне сари?

– Я прослежу, чтобы ты получила все необходимое. Женщины помогут тебе вымыться.

– Никаких женщин! Спасибо, я справлюсь сама.

– Может, тебе помогу я? – От его взгляда у нее побежали по спине мурашки. – Увидишь, это будет памятное омовение.

– Вряд ли я к этому готова… – пролепетала Эмма, хотя предложение было захватывающим.

– Ничего, наступит день, когда ты будешь готова и к этому. Подумать только, какой путь ты уже преодолела: ведь ты согласилась на мой вечерний визит!

– Да, я и так слишком далеко зашла.

– Однако тебе еще предстоит учиться и учиться. Кстати, в процессе учения тебе не придется беспокоиться, как бы не зачать ребенка. Это еще одна причина, почему я ждал, пока мы закончим путешествие. Здесь я могу позаботиться, чтобы мое семя не сделало тебя беременной.

Щеки Эммы вспыхнули, словно на них плеснули кипятку.

– Каким же образом? Не понимаю.

– Ты вела затворническую жизнь, поэтому я не жду от тебя таких познаний. Оставь это на мое усмотрение, Эмма, и не волнуйся. Вряд ли мы зачали ребенка в тот единственный раз, когда были вместе…

– Я точно знаю, что этого не произошло. – Ей не хотелось посвящать его в такие тонкости, как начавшиеся у нее спустя два дня после той ночи месячные. Не будучи специалисткой по части беременности и деторождения, она кое в чем все-таки разбиралась, так как внимательно слушала, когда другие женщины, особенно Рози, разговаривали при ней на эти темы.

– Рад твоей уверенности. Но мы больше не станем рисковать.

– Разве это возможно? Если ты придешь ко мне сегодня, то… – Смущение не позволило ей договорить.

– Ты действительно хочешь узнать? Ладно, раз тебе так хочется, я объясню. Есть специальное приспособление, которое мужчина надевает на свой лингам, чтобы его семя не оказалось в женской утробе. Здесь, в Парадайз-Вью, у меня есть такое приспособление, которое я стану применять всякий раз, когда мы будем вместе. Больше тебе не придется беспокоиться, Эмма.