Эмма встала и приготовилась достойно встретить наступивший день. Видимо, Сакарам только этого и ждал, потому что, выждав из деликатности некоторое время, он хлопнул в ладоши, сообщая о себе, после чего осведомился, готова ли она выпить чаю. Отодвинув парусину, Эмма улыбнулась насупленному индусу в безукоризненном белом одеянии.

– Вполне готова, Сакарам. Благодарю за все, что вы для меня делали и делаете. Очень вам признательна.

Лицо Сакарама осталось непроницаемым.

– Я стараюсь, мэм-саиб, хотя мои старания не всегда приходятся вам по вкусу.

– Еще как приходятся! Простите меня за вчерашнее. Усталость и неудобства в пути сделали меня капризной.

– Ничего страшного, мэм-саиб.

Сакарам щелкнул пальцами, и уродливый человечек в набедренной повязке и грязном тюрбане пополз, как краб, за использованной Эммой ночной вазой, чтобы убежать с ней и выплеснуть ее содержимое за противоположный борт. Она поняла, что это уборщик – представитель низшей касты, в обязанности которого входит опорожнять ночные горшки, убирать с глаз дохлую скотину и выполнять прочие неприятные обязанности. Сакарам относился к нему как бог, снисходительно терпящий рядом простого смертного, что не могло не злить Эмму. Она тем не менее продолжала улыбаться, решив, что не будет третировать Сакарама так, как он сам третирует стоящих ниже его.

– Доброе утро, мисс Уайтфилд! – Рядом с Сакарамом внезапно вырос Кингстон. – У вас отдохнувший вид, прекрасный цвет лица, щечки розовые, и эта белая вещица… – Он указал на рифленую блузку с высоким воротом, которую она надела к темно-синей юбке. – Она очень вам идет. Белое подходит вам больше, чем ваши излюбленные темные тона, хотя я обрадовался бы еще больше, если бы увидел вас в чем-то ярком, радующем глаз.

Эмма не знала, что ответить. Его слова больше всего походили на комплимент.

– Я действительно хорошо выспалась, мистер Кингстон. Наверное, мне на пользу речное путешествие.

– Прекрасно! Будем завтракать и любоваться видами.

Он подал ей руку и повел обратно к креслу, спинку которого Сакарам уже успел привести в вертикальное положение. На Кингстоне были вчерашние сапоги и бриджи, зато свежая рубашка. Он еще не успел прикрыть голову топи. Эмма тоже пока оставалась с непокрытой головой. Сапоги Алекса были начищены до блеска – Сакарам, по ее разумению, должен был посвятить им по меньшей мере половину ночи; на желтых бриджах не было ни пятнышка. Сакарам и впрямь был первоклассным слугой.

Был подан изысканный завтрак: бараньи отбивные, почки на тостах и маленькие слойки с карри, которые Эмма уже успела полюбить. Она заметила, что их трапеза была выдержана в европейском стиле, и решила, что Сакарам стремится представить своих хозяев важными персонами и тем самым поднять собственный статус.

Завороженная зрелищем, живописных берегов Ганга, Эмма не замечала, как бежит время. Внимание ее привлекла высокая жесткая трава высотой в десять – двенадцать футов; стебли ее были увенчаны белыми пушистыми шапками. По словам Кингстона, трава называлась мунге, или джеплассе; местами она росла настолько густо, что издали походила на снежный покров.

Жара еще не погубила цветы, и древние могилы и храмы были увешаны разноцветными венками. Кое-где водная гладь была покрыта бесчисленными лепестками. Местами джунгли подходили к самой воде; кое-где на прогалинах можно было увидеть оленей, окруженных молодняком. По ветвям прыгали многочисленные обезьяны. Устав смотреть на берег, можно было отвлечься на саму реку. В ней кишели крокодилы и водяные змеи, однако Эмма пока что не заметила среди ее обитателей индийских крокодилов-людоедов и тупорылых гавиалов. Сюрпризом стали для нее речные дельфины и множество птиц неизвестных ей разновидностей.

– Если приглядеться, то у берега можно различить зимородков, скоп, ибисов, аистов и много кого еще, – подсказал Кингстон. – В местах впадения в Ганг притоков, особенно вокруг Сандарбана, живут огромные стаи. Это мангровые заросли, настоящие непроходимые джунгли.

– Как бы мне хотелось это увидеть!

– Как-нибудь увидите. Если получится, я вас туда отвезу.

От этого обещания Эмме стало жарко. Возможно, он просто старается быть учтивым; но вдруг он говорит серьезно? Как же ей хотелось, чтобы это было так!

Эмма была способна восторгаться не только дикой прибрежной природой, но и обжитым ландшафтом. Они плыли по населенному штату Уттар-Прадеш, изобиловавшему городами с впечатляющими причалами и всевозможными архитектурными диковинами. У Эммы то и дело возникали вопросы об истории этого штата, его религии, о нравах и обычаях местных жителей. Про себя она уже составляла список городов, где обязательно должна будет побывать. Ее восхищал контраст между густонаселенными, кипучими городами и окружавшей их девственной дикой природой. Как бесконечно разнообразна была эта страна!

Вечером Эмма уснула, переполненная впечатлениями. Ей снился катер немногим больше их барки, тащивший за собой плавучую кухню, залитые солнцем заросли на прибрежных скалах, проглядывающий среди ветвей индуистский храм, россыпи хижин, развалины форта, полусожженное тело, сталкиваемое в реку с ритуальной пристани, греющиеся на солнышке крокодилы, грациозные индианки, несущие на головах огромные кувшины с речной водой…

За один день она увидела больше, чем другие видят за целую жизнь. Проснувшись на следующее утро готовой к новым впечатлениям, она уже знала, что влюбилась в Индию, а возможно, и в человека, открывавшего для нее эту страну.

Утро началось прекрасно, но потом плавание утратило прежнюю беспечность. Кингстон отказался от завтрака из-за поломки рулевого механизма барки. Эмма поняла, что дело серьезно, услышав на корме спор Сакарама и Кингстона с капитаном лодки. А когда забегали люди, подгоняемые Кингстоном, она встревожилась не на шутку. Призвав себя к спокойствию, Эмма подошла к Кингстону и предложила свою помощь.

– Нет, мисс Уайтфилд! – услышала она в ответ. – Был бы вам весьма признателен, если бы вы не мешали нам устранять возникшую проблему.

– Разумеется, я не хочу быть вам в тягость. Просто я не могу оставаться в стороне. – Эмма обиженно отошла, но недалеко, чтобы прийти на помощь в случае необходимости.

Прошло совсем немного времени, и она с ужасом увидела, что Кингстон начал раздеваться. Нисколько не стесняясь, даже не глядя в ее сторону, он стянул рубашку, сапоги и уже взялся за бриджи. Тут к ней вернулся дар речи.

– Мистер Кингстон! Что вы себе позволяете?

Кингстон уже наполовину стянул штаны. Под ними белело белье. Эмма была слишком ошеломлена, чтобы позволить своему взгляду спуститься ниже его пупка. С нее хватило зрелища обнаженного мускулистого торса Кингстона. Кожа у него была смуглая, волосы покрывали грудь и спускались клином на плоский живот; соски были по-мужски плоскими, плечи широкими, руки мускулистыми. Весь он был очень гладкий, очень красивый, идеальный мужчина… Но как он посмел раздеться у нее на глазах?

– Что вы себе позволяете? – повторила она. Теперь все, включая его, смотрели на нее.

– Не желаете смотреть – так ступайте на нос и отвернитесь. Мне придется нырнуть, чтобы проверить днище. Не могу же я прыгать в воду одетым! Я снимаю с себя все, кроме того, что приличие требует оставить на себе. Если для вас это оскорбление, сделайте так, как я посоветовал: отвернитесь!

– Вам нельзя прыгать в воду! Там крокодилы-людоеды, водяные змеи, обугленные трупы, и вообще…

– Я не просто решил поплавать. Это вызвано необходимостью. Минута – и я снова здесь.

– Не ждите, что я буду любоваться пейзажами, пока вы рискуете жизнью. Скажите, чем я могу помочь? Что-то с баркой? У нас течь? Пожалуйста, объясните, что случилось?

– Ровным счетом ничего, мисс Уайтфилд. По крайней мере пока. Кое-какие трудности с рулевым механизмом. Кажется, я знаю, как это исправить, хотя у нас тут на этот счет возникли разногласия. В Индии от саиба ждут решения всех проблем. Поэтому мой долг – нырнуть и взглянуть, что произошло.