Моя собеседница нахмурилась. Почему это меня интересует? Просто любопытно, ответила я. Мне интересны судьбы всех узниц, но вот ее история...

— Вы сами знаете, что она чуть необычнее других.

Это лишь кажется, ответила Селина, немного помолчав; если б я тоже была спириткой и вела свою жизнь среди медиумов, я бы не нашла в ней ничего любопытного.

— Загляните в отдел объявлений спиритской газеты, и вы поймете, насколько я заурядна! Вам покажется, что спиритов больше, чем духов на том свете.

Нет, сказала она, в ней не было ничего необычного, пока она жила с тетушкой и со спиритами в Холборне...

— Но потом произошла встреча с миссис Бринк, которая поселила меня в своем доме, и вот тогда я стала необычной, Аврора.

Она заговорила тише, и я подалась вперед, чтобы расслышать. Однако, услыхав это глупое имя, я покраснела.

— Что же было такого в миссис Бринк, что изменило вас? — спросила я. — Что она сделала?

Миссис Бринк пришла к ней, когда она еще жила в Холборне.

— Вначале я приняла ее за обычную пациентку, но, оказалось, ее направили духи. У нее была особая цель, для которой подходила только я.

И что за цель?

Селина прикрыла глаза, а когда вновь открыла, они казались чуть больше и по-кошачьи зелеными. Она заговорила так, словно рассказывала о каком-то чуде.

— Миссис Бринк хотела, чтобы я вызвала одного духа, которому предоставила бы свое тело.

Селина не сводила с меня взгляда, а я краем глаза заметила, как что-то темное юркнуло по полу камеры. Тотчас возник яркий образ голодной узницы, которая срывает с жука панцирь, высасывает плоть и грызет извивающиеся лапки.

Я тряхнула головой.

— Значит, эта миссис Бринк держала вас у себя и заставляла исполнять спиритические фокусы.

— Она свела меня с моей судьбой, — ответила Селина. — Я точно запомнила ее слова. — Привела к моему «я», которое дожидалось меня в ее доме. Отвела туда, где могла состояться встреча с духами, которые меня искали. Она привела меня...

— К Питеру Квику! — договорила я за нее.

Помешкав, Селина кивнула. Я представила все намеки и недомолвки судейских, когда они говорили о ее дружбе с миссис Бринк.

— Она отвела вас туда, где мог найти он, — проговорила я. — Чтобы по ночам вы тайком его приводили?..

Взгляд Селины изменился; похоже, мои слова ее ошеломили.

— К ней я никогда его не приводила! — воскликнула она. — Я никогда не вызывала Питера Квика для миссис Бринк. Я была нужна ей не ради него.

Не ради него? А ради кого?..

Селина не ответила и лишь покачала головой, глядя в сторону.

— Кого же вы приводили, если не Питера Квика? — наседала я. — Кто это был? Муж? Сестра? Ребенок?

Селина прикрыла рукой рот, потом наконец тихо сказала:

— Это была ее мать, Аврора. Она умерла, когда миссис Бринк была еще маленькой. Мать говорила, что не уйдет насовсем, что непременно вернется. Однако не вернулась, ибо за двадцать лет поисков миссис Бринк не нашла медиума, способного ее вызвать. А потом она отыскала меня. Ей было видение во сне. Она увидела, что мы с ее матерью схожи, между нами какая-то... сродность. Миссис Бринк привезла меня к себе, отдала мне вещи матери, и через меня та стала являться. В темноте она приходила к своей дочери и... утешала ее.

На суде Селина об этом ничего не говорила, и я видела, что ей стоит немалых усилий поведать о том мне. Казалось, ей не хочется рассказывать дальше, и все же я чувствовала — есть что-то еще, и она бы не возражала, если бы я сама догадалась, что это. Я не могла догадаться. Даже не представляла, что это может быть. Возникла лишь малоприятная мысль: странно, что такая дама, какой я вообразила себе миссис Бринк, могла разглядеть в семнадцатилетней Селине Дауэс тень своей покойной матери и склонить к ночным посиделкам, дабы призрак обрел плоть.

Но об этом мы не говорили. Я лишь снова расспрашивала о Питере Квике. Значит, он приходил только ради нее самой? Да, только ради нее. А зачем он приходил? Как зачем? Он ее опекун, хранитель. Ее связник.

— Он приходил, и что я могла поделать? — просто сказала Селина. — Я принадлежала ему.

Она побледнела, а на щеках проступили красные пятна. Я почти завидовала возбуждению, которое в ней росло и будто пропитывало затхлый воздух камеры.

— Когда он к вам приходил, на что это было похоже? — тихо спросила я, но Селина покачала головой: о, разве объяснишь? Ты словно теряешь свое «я», которое с тебя сдергивают, как платье, перчатки или чулки...

— Звучит ужасно! — заметила я.

— Так оно и было. Но вместе с тем — изумительно! В том была вся моя переменившаяся жизнь. Я сама, будто дух, перенеслась из одной скучной сферы в другую, лучшую.

Я нахмурилась, не понимая.

Ну как же объяснить! — воскликнула Селина. Ох, словами не выразишь... Она огляделась в поиске наглядного примера, и взгляд ее остановился на полке.

— Вы говорили о спиритических фокусах, — улыбнулась Селина. — Что ж...

Она подошла ко мне и протянула руку, словно предлагая ее взять. Я вздрогнула, памятуя о медальоне и записи в блокноте. Все так же улыбаясь, Селина тихо попросила:

— Заверните рукав.

Я не понимала, что она задумала. Взглянув на нее, я опасливо оттянула ее рукав до локтя. Селина перевернула руку, показывая внутреннюю сторону предплечья — белую, гладкую и еще теплую от одежды.

— Теперь закройте глаза, — сказала она.

Я чуть помешкала, но просьбу исполнила и глубоко вздохнула, готовя себя к какой-нибудь странности. Но Селина только потянулась и что-то взяла из мотка пряжи, лежавшего на столе за моей спиной. Потом она отошла, и я услышала, как она что-то берет с полки. Затем наступила тишина. Глаз я не открывала, но веки мои трепетали, а потом задергались. Чем больше длилась тишина, тем беспокойнее мне становилось.

— Еще секунду, — сказала Селина, заметив, что я ерзаю, и через мгновенье разрешила: — Все, можно смотреть.

Я осторожно открыла глаза. Почему-то пришло в голову, что она взяла тупой нож и порезала себе руку. Однако ее гладкая рука была целой и невредимой. Селина держала ее передо мной, хотя не так близко, как прежде, и чуть в тени, тогда как раньше рука была повернута к свету. Наверное, если б я вгляделась, то рассмотрела бы на коже легкую потертость и красноту. Но Селина не дала мне присмотреться. Я еще промаргивалась, когда ладонью другой руки она крепко провела по оголенному предплечью. Сделала это раз, потом другой, третий, четвертый, и я видела, как с каждым движением ладони на коже проступает слово, написанное корявыми темно-красными буквами, довольно блеклыми, но вполне разборчивыми.

Когда оно целиком проявилось, Селина убрала руку и, глядя на меня, спросила, считаю ли я это хитростью. Я не знала, что ответить. Селина вновь поднесла мне руку и велела ее потрогать; я подчинилась, и тогда она сказала, чтобы я лизнула свои пальцы.

Я нерешительно оглядела свои подушечки. Казалось, они покрыты беловатым налетом, и я подумала об эфире — веществе духов. От мысли лизнуть пальцы меня чуть не затошнило. Селина это заметила и рассмеялась. Затем показала, чем она занималась, пока я сидела с закрытыми глазами.

Для фокуса требовались деревянная вязальная спица и солонка: спицей чертишь слово, а затем натираешь руку солью, отчего буквы краснеют.

Я взяла ее за руку — слово уже исчезало. Вспомнилось, что спиритская газета объявила сей трюк подтверждением дара Селины, и все в это поверили — и мистер Хитер, и, пожалуй, я сама.

— Значит, так вы разыгрывали несчастных людей, которые искали у вас поддержки в своем горе? — спросила я.

Селина пожала плечами и, убрав руку, медленно опустила рукав. Без таких знаков горе людей не уменьшится, ответила она. Разве духи станут менее достоверны, если иногда натереть солью руку или в темноте уронить на колени дамы цветок?

— Ни один медиум из тех, что дают объявления в газете, не побрезгует этаким трюком — уверяю вас, ни один.