– И теннис, черт, как мне раньше нравился теннис, помнишь, Кандела?

– Помню, помню…

– А по моему паршивому телевизору я даже не могла разглядеть, куда летит мячик. Экран такой маленький, что чертов мячик просто не виден. Поэтому я перестала смотреть теннис по телевизору, хотя это была единственная возможность увидеть игру.

– Ничего страшного, здесь ты сможешь смотреть.

– Да, конечно… Бедный Пако Гандиа идет и приносит адаптер «Панасоник», потом ставит пленку в потрясающую видеосистему, которая продается со скидкой и у которой огромная мощность. Знаешь, я в этом не разбираюсь, но на меня она произвела впечатление. В общем, я стою там, в магазине Пако…

– Ты уже много раз говорила, Гадор… – устало шепчу я.

– … а на экране появляется этот недоносок Виктор со своими поникшими шарами и в фуражке, как у полицейского регулировщика. И больше на нем нет ничего, Кандела. Стоит нагишом, козел.

– Шш… знаю, знаю.

– У меня все еще перед глазами эта картина, – она тыкает указательным пальцем в переносицу, – особенно та тетка. У нее такой зад… если бы ты видела, ты бы обалдела. Хочу сказать, он просто огромный. Может, ты и видела такие габариты по телевизору, но это был не зад, а стадион.

– С такой трудно соперничать, – признаю я, гладя ее волосы. – Но не беспокойся, такой тип женщин, с такими задницами, уже не в моде. Они остались в прошлом веке. Или даже в доисторической эпохе, до рождества Христова.

– Ты ее не видела, Кандела. Не наблюдала за выражением ее лица. Она наслаждалась. Мне никогда не приходило в голову развлекаться с Виктором в постели. Я бы скорее предпочла круассан, чем его…

– Пенис, – подсказывает Бренди, входя в комнату и осторожно прикрывая за собой дверь. – Что за плач?

– Еще одна! – начинает рыдать Гадор.

– Ты подслушивала? – спрашиваю я, желая вывести Бренди на чистую воду.

– Совсем немного, в самом конце. Начало я слышала из моей комнаты. Странно, что весь квартал еще не в курсе, – отвечает она, кивая на огромное тело Гадор, дрожащее в моих объятиях. – И что сказал Пако Гандиа? – спрашивает Бренди.

– Что он мог сказать, бедняга? – У сестры дергаются губы, она закрывает глаза, снова все вспоминая. – Насколько я поняла, он думал, что там видеозапись первого причастия. Правда, я его предупредила, что это кое-что другое, но на самом деле это нечто – я бы могла брать деньги за показ, такое это было красочное зрелище.

– Боже, Гадор, мне жаль! – Бренди подходит к Гадор и уже ведет себя вполне по-человечески: она гладит руку, в которой Гадор сжимает остатки туалетной бумаги, мокрой от слез и слюны.

Затем на ее лице снова появляется улыбка, и она посылает проклятия нашему бывшему свояку.

– Может, рассказать все Кармине, – предлагаю я, забыв о благоразумии.

– Не будь дурой, хочешь, чтобы она его убила и мы все попали в переплет? – отвергает мое предложение Бренди. – Ты что, не знаешь, какая у нас сестра?

– Мужчины просто отвратительны, – говорю я, думая о вполне конкретных личностях, которые к этому моменту уже наверняка во всем разобрались и пришли к выводу, что если что-то и есть в этом мире в избытке, так это моя ложь.

– Знаете… – Бренди кивает и садится. – Я часто себя спрашиваю, что способен мне дать мужчина такого, чего я не могу сделать сама с помощью большого пальца?

– Ласку? – неуверенно предлагает Гадор.

– Да уж… Сомнительное удовольствие.

– Большой палец? – в свою очередь переспрашиваю я с некоторым сомнением.

– Не знаю, не знаю… – говорит Гадор, – я искренне верила, что мы с Виктором обустроим дом, где когда-нибудь будет если и не мобильный, то хоть обыкновенный телефон. Такой, как в этом доме. Телефон, который всегда висел здесь в коридоре. Я мечтала, что у меня будут трусы с кружевами и крем «Нивея». Даже видео. И ребенок, или даже два, если без этого не обойтись, и они будут ходить в платный колледж, выучатся на инженера или откроют свое небольшое дело…

– Например, видеоклуб.

– Заткнись, не напоминай мне! Тебе всегда нравилось надо мной издеваться, Бренди!

– Извини, извини… – Похоже, Бренди раскаивается. Она снова хватает руку Гадор, которая сначала немного сопротивляется, но в конце концов уступает сестре. – Мне жаль, правда.

– Ты права, Гадор, наверное, здорово иметь страстные и стабильные отношения, счастливые и продолжительные. Быть вместе…

– В высоком смысле этого слова.

– Да, хотя в твоем случае оказалось, что вы вместе катитесь под откос.

– Но он не был вместе со мной. Вернее, он был со мной и еще с той шлюхой с толстой задницей. Они были вместе, с тех пор как мы поженились.

– Откуда ты знаешь? – спрашивает Бренди.

– Когда Пако Гандиа закрыл магазин, он позвонил мне в домофон… ах да, это еще одно достижение техники, о котором я забыла упомянуть. – Она подняла на меня покрасневшие глаза. – Он закончил работу и сообщил мне об этом, потому что я его просила сделать мне одолжение и помочь мне выполнить то, что я задумала. Я хотела, чтобы он меня оставил в магазине, чтобы я могла спокойно просмотреть пленки, когда туда уже не заходят клиенты. В общем, он мне позвонил, я спустилась и посмотрела еще две пленки. Я не могла продолжать, потому что в моем положении я очень чувствительна не только к запахам, но и ко всему на свете, включая порно. На пленках была дата. Пако мне сказал, что, если нажать на одну из кнопок, можно просмотреть все в быстром темпе и не придется долго выносить их стоны, а ты не представляешь, как они стонали, как будто их били. О-о-о, а-а-а, и все такое. Он скромно удалился в свой офис, оставив включенным кондиционер, забрал с собой девочку и развлекал ее играми. Он даже закрыл дверь, чтобы ничего не слышать и чтобы я могла страдать в одиночестве.

– Вот сукин сын – я имею в виду твоего мужа.

– Ты права, потому что это верное название и для его матери, поэтому я согласна, что он сукин сын. Боже, как болит спина! Пленка… – Гадор садится на кровати, скрестив руки на груди, – на одной из пленок которые я видела, стояла дата нашей свадьбы. Мы женились вечером, помните, потом был легкий ужин для гостей, так что, думаю, видео записали утром, потому что там в комнате ярко светит солнце. Можете себе такое представить? Я прихорашиваюсь, крашу волосы, делаю маникюр, примеряю платье, накладываю на лицо вонючую маску, чтобы открыть поры, а он в это время занят ее задницей.

– Он ее туда трахал? – хочет выяснить Бренди, которую всегда интересуют детали.

– Кажется, да.

– А тебя?

– Никогда. А тогда вообще все могло закончиться большим конфузом.

– Так-так-так.

– Колит… Ведь ты помнишь, Кандела, в тот день я так нервничала, что колит мучил меня почти до вечера? Мне даже пришлось наесться таблеток, потому что мы боялись, что, если так пойдут дела, я и двух шагов не смогу сделать, и у меня начнется понос прямо в церкви Святой Элоисы.

– Не напоминай, не стоит. Я никогда не была сторонницей добрачного сексуального опыта, – с иронией замечаю я. – Этот боров мог опоздать на собственную свадьбу.

– Да, я с трудом сдерживалась и чуть не плакала от боли, а он занимался своими опытами. Я даже подумать о таком не могла. У меня так болит спина. – Она массирует себе спину дрожащей рукой. – Понятно, почему он не настаивал на сексе до свадьбы – у него в то время были отношения с другой… Эти проклятые мужчины. Ай, моя спина!

– У нас в клинике есть аппарат, который снимает боль, стимулируя нервные окончания, – сообщает Бренди. – Я могла бы устроить тебе пару бесплатных сеансов.

– Мою боль не облегчит ни один аппарат.

– Ты только что сказала, что у тебя болит спина. С этим я тебе могу помочь.

– Нет, я же сказала, что нет! Разве ты не понимаешь, что я страдаю?

– Из-за спины.

– Бренди, оставь меня в покое.

– Но я только хочу, чтобы у тебя не болела спина!

– Ладно, хватит! – вмешиваюсь я, хлопая в ладоши. – Перестаньте, еще не хватало, чтобы вы принялись за старое и стали ругаться.