– Здесь, сударь, мы и передохнем, – сказал Гергё Бокша, спрыгивая с коня. – Лошадей нужно беречь.
Лужайку покрывала пышная трава с примесью желтой люцерны – прекрасное пастбище для коней.
– Вы ничего не чувствуете? – спросил Бокша.
– Ничего, – ответил Эден, не поняв вопроса.
– Даже голода?
– Его я могу, долго сносить.
– Сейчас мы что-нибудь разыщем, в воде всегда что-нибудь водится.
Бокша снял сапоги и, подвернув штаны, залез в воду у самого края островка. Через несколько минут он вернулся со шляпой, полной раков.
– Они особенно вкусны в те месяцы, в которых нет буквы «р».
Бросив раков в вырытую яму, он соорудил над ней костер из суховейника и камыша и с помощью трута зажег сухую траву. Раки, когда с них была соскоблена зола, оказались красными и отлично испеклись.
Гёргё вытащил их из костра, разложил на траве перед Эденом и, подавая ему пример, принялся ими лакомиться.
Эден даже не притронулся к угощению, хотя Бокша на все лады расхваливал раков.
Покончив с едой, он сказал Эдену:
– Нет, так не годится. Предстоит ехать еще целые сутки, пока мы доберемся до места, о котором я говорил, Вы ведь со вчерашнего дня ничего не ели и в дороге выбьетесь из сил. Мне это привычно, я могу питаться дней пять лишь сырыми улитками да болотными орехами. Слов нет, все это малопригодно для желудка знатного человека. Ну, да ничего, я постараюсь помочь беде. К северу, в двух часах ходьбы отсюда, находится Комади. Я проберусь туда, а вы оставайтесь пока здесь и ждите меня. Можете за это время хорошенько выспаться, только подкиньте в костер хворосту, чтобы отогнать комаров. Вы поди уж много ночей не спали? Я раздобуду провизии и вернусь еще до сумерек. А ночью, при лунном свете, тронемся в путь. Согласны?
Эден кивнул головой. Со времени страшного поражения он лишился всякой воли, им владело какое-то безразличие.
Бокша, торопливо взнуздав коня, направился к северу и скрылся в зарослях камыша.
Только с этого момента почувствовал Эден всю тяжесть одиночества. Он был словно за пределами мира. Один-одинешенек на заброшенном островке размером в двадцать квадратных саженей.
Даже дикая растительность этого островка, как бы изгнанная из цивилизованного мира и отягощенная дурной славой, казалось, избегала людных мест и уединилась в глуши.
Тут собрались и ядовитая цикута, и собачья петрушка с синими листьями, и кусты кроваво-красных волчьих ягод, и водяной поручейник с едким, дурманящим запахом, и даже вонючие бешеные огурцы и зловещая черная черемица. Они походили на свору разбойников и тайных убийц, на избегающую человеческого общества банду, преследующую все живое.
А вокруг – замкнутое кольцо необъятных болот.
Плававшие на поверхности воды кожистые, большие листья водяных лилий и их тюльпанообразные цветы говорили о том, что глубина здесь больше сажени. Желтые цветки кувшинок напоминали, что под ними глубокая тина.
Этот заброшенный уголок с одичалой природой казался Эдену Барадлаи тюрьмой, он был здесь так изолирован, словно его заточили в келью со свинцовой кровлей. Если проводник его не вернется, если он заблудится или его схватят, Эден неминуемо погибнет: собственными силами ему из этой трясины не выбраться.
Но чего, в сущности, было ему страшиться? Вскоре солнце начало клониться к закату, и мертвая степь ожила, наполнилась звуками. В воздухе что-то зашуршало – это перелетные цапли пронеслись над головой Эдена, блистая на солнце белым оперением. Где-то вдали послышалось тоскливое, похожее на рев, уханье выпи. Возле своей норы завыла водяная собака. Мириады квакающих лягушек примешивали свой хор к кряканью диких уток и галстушников. Ко всему этому присоединялось доносившееся с левады волчье завывание.
Если бы услышать колокольный звон! Но, видимо, ближайшее селение находилось очень далеко.
Тем не менее Эдену казалось, что сквозь дикий галдеж обитателей водяного царства порою прорывается какое-то громыханье, от которого гудит земля, как от далекой артиллерийской канонады. Вот оно снова повторяется, еще и еще.
Эден невольно вспомнил все, что говорил Бокша.
Уже три дня как последняя боеспособная венгерская часть сложила оружие и прекратила сопротивление. Кто же ведет артиллерийскую стрельбу.
Может быть, действительно союзники обстреливают друг друга!
И, глубоко погрузившись в размышления, Эден, сам того не сознавая, предался безумным мечтам. Лишь с трудом удалось ему очнуться от этих призрачных видений.
«Вот до чего можно дойти! – подумал он. – Неужели человеку так легко сойти с ума от одиночества?»
Наконец он полностью пришел в себя.
Солнце почти закатилось. Эден ощутил голод и озноб – в болотах по вечерам довольно прохладно.
А Бокша все не возвращался.
Что, если он вдруг пропал? Или намеренно бросил здесь своего спутника? Ведь его однажды на глазах у Эдена наказали, выпороли по приказанию Рихарда. Теперь он может жестоко отомстить за это. Стоит ему лишь позабыть среди трясины об Эдене, и тому конец.
Теперь солнце уже совсем зашло. Над противоположным краем болота показался широкий лик луны.
Взглянув на лунный диск, Эден неожиданно заметил в его лучах очертания двигавшейся головы. Кто-то приближался.
То был ворон пророка Ильи, несший своему хозяину хлеб! Среди болота послышался свист. Это Гергё Бокша насвистывал знакомую мелодию: «Эх, только и осталась, что боевая песня!»
Эден разжег посильнее костер, чтобы гуртовщику легче было заметить привал.
Бокша вернулся с туго набитой переметной сумой, В ней было столько провизии, что ее должно была хватить до конца их похода.
– Малость задержался, – стал оправдываться Гергё, еще не успев соскочить с коня. – Но со мной чуть не приключилась беда.
Он тут же снял с лошади сумку, развязал ее и выложил на разостланную сермягу привезенное добро: мягкий хлеб, сыр, ветчину и полную флягу. Из другого отделения сумки он вытащил шерстяную бурку и накинул ее на плечи Эдена.
– В дороге пригодится. А то, как я заметил, теплой одежды у вас нет.
– Благодарю.
– Не за что. Все даром досталось, – заметил Бокша и засмеялся.
– Каким образом?
– Потом расскажу. Давайте сначала перекусим, я ведь и сам еще ни крошки не съел. Только не думайте, я ничего не стащил, ей-богу все приобретено честным путем.
Бокша улегся на траве животом вниз возле разостланной бурки, и по тому, с какой жадностью он набросился на еду, было понятно, что он и в самом деле еще ничего не отведал из раздобытых яств. Он поглощал пищу такими кусками, что едва не подавился.
Но как ни был он поглощен едой, его неудержимо разбирал смех.
– Вот теперь можно и разговаривать, – начал гуртовщик, хлебнув из фляги и передавая ее Эдену. – Ну как не порадоваться, что у меня хватило ума съездить в Комади! Правда, эта вылазка чуть не кончилась провалом. Въехал я в Комади, и, представьте себе, сударь, никто меня не остановил, и я без помех добрался до самой городской управы. Только поравнявшись с рынком, приметил я, что весь город кишмя кишит казаками, комар их забодай! Они выскакивали то из одного, то из другого дома, а городская управа оказалась их штаб-квартирой. Бежать было поздно, – путь повсюду отрезан. Ну, думаю, Гергё, не дай теперь маху, не оплошай. Либо ты их прижмешь, либо они тебя.
– И что же вышло?
– А вышло то, что я их все-таки облапошил. Не спеша подъезжаю прямо к дверям городской управы и прошу одного из казаков подержать поводья моего коня, пока, мол, не вернусь. Потом спрашиваю у караульного, где генерал. По правде сказать, не знаю, был их начальник в самом деле генералом, или нет, но я направился прямо к нему. Я решил, что если он засел в тылу, так далеко от главных сил армии, значит – заготовляет провиант. Я прямо и набросился на него со своей вчерашней распиской. «Сударь, говорю, я продал вам волов, вот расписка. Расплачивайтесь!» Ну, он прямо остолбенел. Сумма огромная. Генерал стал упорно отказываться от уплаты, ссылаясь на то, что главная касса у них в Надьвараде. и посылал меня туда. Но я настойчиво твердил, что деньги мне нужны сейчас, что я не могу забираться в такую даль, что я даже не знаю, где находится этот город да к тому же мне, мол, надо расплатиться с остальными гуртовщиками. В конце концов он все-таки попался на удочку, и мы сошлись на том, что я сброшу с причитающейся суммы треть; он так обрадовался уступке, что даже обнял меня. Остальные деньги он тут же уплатил, вот они, у меня здесь, в кармане. Вот видите, никого я не обманул: я продал стадо, потому что они все равно бы его захватили, а так они получили его за деньги. Да и генерал прикарманил треть суммы, которая, видно, пришлась ему очень кстати. Человек, он, должно быть, семейный, имеет, верно, детишек. Да благословит его бог!
