Марта выглядела очень оживленной, рассказывая об открытии, и в голову Джейн вдруг закрался вопрос, который она почему-то никак не решалась раньше задать.

– Марта, – перебила она ее, – скажи, а вот прямо сейчас… ты делаешь какие-нибудь фрагменты?

Раньше они никогда не говорили о практике, так что Марта удивленно подняла брови и усмехнулась.

– Делаю.

– Один или больше одновременно?

– Больше.

– А какие?

– Не скажу. – Мягко закрыла тему Марта, и сразу же вернулась к митохондриям, давая понять, что она действительно не скажет.

– Как ты знаешь, число митохондрий в клетке непостоянно. Их особенно много в клетках, в которых потребность в кислороде велика. Сильно варьируются и их размеры, и форма. Они способны менять свою форму, они могут перемещаться в места, где выше потребность в энергии. А во многих клетках митохондрии и вовсе соединены друг с другом, образуя один или несколько больших комплексов – митохондрионы. И деятельность эта настолько удивительно согласована, что естественно возникал вопрос – кто и как регулирует все эти процессы. Никаких химических "почтальонов", которые бы переносили именно эту информацию от одной митохондрии к другой, ученые не нашли, и тогда – скорее для того, чтобы окончательно отказаться от этой странной идеи, нежели для того, чтобы ее подтвердить, решили попробовать проверить – не общаются ли митохондрии с помощью электромагнитного излучения. Проблема, естественно, в том, что излучение это, если оно и есть, должно быть исключительно слабым – таким, что чтобы его зарегистрировать, требуется либо уникальное оборудование, которого у нас нет, и, судя по всему, не только у нас, либо требуется уникальная голова, которая сумеет придумать нечто такое, что могло бы усиливать эти излучения, не искажая, так, что мы могли бы и уловить его и "расшифровать". Ну, а кто у нас гений электричества, ты знаешь:)

– Поль, конечно?

– Конечно. Ты, может, и поймешь устройство его прибора, поскольку сама в этом собаку съела, ну а от меня радиофизика, увы, несколько далека, но держись – я уже работаю над этим.

– А Суджан почему переехал к генетикам?

– Та же причина. Ведь есть целая группа наследственных заболеваний, связанных с дефектами в функционировании митохондрий, которые приводят к нарушениям энергетических функций в клетках эукариотов, в том числе и у человека. Генетические и биохимические дефекты митохондрий приводят к нарушениям тканевого дыхания. А вообще эффекты митохондриальных заболеваний очень разнообразны. Из-за различного распределения дефектных митохондрий в разных органах, мутация у одного человека может привести к заболеванию печени, а у другого – к заболеванию мозга. Ну а Суджан – хоть и "гео-", но еще и "-медик", и ему это очень интересно, хотя и с другой стороны – раз митохондрии общаются между собой с помощью электромагнитного излучения, то нельзя ли, давая им нужные команды на языке излучения, заставить их правильно работать, перестроиться на правильный ритм, так сказать? В общем, многих зацепила эта тема, Поль со своим прибором буквально пошел по рукам:), нарасхват, так сказать. Биологи из Кхумджунга – помнишь их?

– Конечно! Особенно Кунгу помню:), – рассмеялась Джейн.

– Вот Кунга-то и уговорила Поля поработать немного с ее подопечными. Кто ж ей откажет, такой ежатине…

– Она там с цветочками какими-то занималась?

– И с цветочками, и не только, – Марта сделала задумчивый жест, который, видимо, должен был выражать мысль о том, что бог знает – чем там еще может заниматься Кунга. – В данном случае она подсунула Полю гусениц.

– Гусеницы – клевые, я их люблю:)

– Да… так вот они вдвоем взяли и доказали, что и гусеницы передают информацию друг другу с помощью излучения, таким образом быстро приспосабливаясь к мутациям разных паразитирующих на них наездников и мух. Они с помощью излучения меню себе составляют!

– Меню?

– Да, они постоянно пробуют разные лекарственные травы, точнее те травы, которые именно для них оказались бы лекарственными, и если находят что-то интересное, передают информацию соседям.

– Гусеницы лечатся лекарственными травами??

– А ты думаешь, только люди так поступают? Это было бы странно. В гусеницах, взятых для исследования и зараженных личинками паразитической мухи, обнаружили примерно в два раза большее количество алкалоидов, в частности пирролизидина, нежели в незараженных. А эти токсины содержатся в растении Sanguinaria, например, и в других, которыми активно питаются эти неглупые гусеницы, когда на них нападают мухи. В результате в первом поколении до взрослого состояния доживает примерно на двадцать процентов больше зараженных мухами гусениц по сравнению с больными гусеницами, которые не жевали лекарство, а потом их иммунная система сама начинает справляться с вторжением, так что мухам приходится в свою очередь искать что-то новое, и я не удивлюсь, если и они общаются между собой на какой-нибудь радиочастоте…

– Интересно, что же является генератором излучения в митохондрии, например, или в инфузории! – Удивилась Джейн.

– Вот ты и подумай, ты же физик. Мы, естественно, тут же проверили и хлоропласты и оказалось, что они тоже общаются между собой в ультрафиолетовом диапазоне.

– Чтобы думать, мне надо иметь то – над чем именно думать, – пробормотала Джейн. – Мне надо очень хорошо представлять внутреннее устройство бактерий или тех же инфузорий, вплоть до пространственной ориентации составляющих их молекулярных групп, а то и отдельных молекул, чтобы попробовать найти то, что является передатчиком и приемником, а что – генератором волн. Если ты говоришь, что хлоропласты общаются в ультрафиолетовом диапазоне… ультрафиолет ведь есть в солнечном свете, и солнечный свет давал бы шумы, которые подавляли бы передачу. Тогда можно предположить, что передачи ведутся только в темное время суток или в других таких условиях, когда ультрафиолетовый фон исчезает – я бы проверила это экспериментально.

– Проверим, – кивнула Марта.

– И еще можно предположить, – продолжала увлеченно Джейн, – что хлоропласты создали в себе такие молекулы, у которых внешние электроны очень чувствительны именно к ультрафиолетовому спектру. Когда в них попадают фотоны, электроны переходят на более высокие энергетические уровни, а когда солнце заходит, они начинают возвращаться обратно, испуская фотоны той же самой частоты, и если они научились управлять этим испусканием… ну хотя бы ставить фильтр из химических молекул, которые могут поглощать ультрафиолет… открываешь щель – излучение уходит, закрываешь – поглощается.

– То есть они могут общаться азбукой Морзе?!

– Во всяком случае, я могу представить себе такой молекулярный механизм, он был бы сравнительно простым, но может они смогли придумать и что-нибудь посложнее…

– Хорошо, будем изучать, в общем. Хочешь быть в курсе, не забывай читать наши отчеты, – бросила напоследок Марта и исчезла.

И снова уже знакомое состояние разрывающих желаний накатило на Джейн. Хотелось успеть всё – и изучать генетику, и микробиологию, и физику, и геологию, и медицину, и строить новые приборы для исследования излучений простейших и насекомых, и следить за тем, как продвигаются строительные работы в глубине холма. И конечно хотелось добиваться ВТО и ОСов, накапливать фрагменты и искать сплавы. Хочется как можно скорее научиться путешествовать в разных мирах, интегрировать восприятия живых морд вместе с Томасом. Хочется заниматься дзюдо, большим теннисом, карате, плавать, играть в футбол и бадминтон. Хочется читать книги по истории и художественные книги, учить языки и писать курсы для малолеток, общаться с ежами, хочется трахаться и ласкаться, хочется всего этого и еще много чего ещё, и совершенно ясно, что за всем всё равно не успеть. И поднималось что-то болезненно-горькое, какое-то нездоровое отчаяние от осознания того, что в принципе, ни при каких обстоятельствах невозможно за всем успеть. Вокруг бурлила жизнь, она стремилась во все направления, она брызгала во все стороны новыми исследованиями, лабораториями, открытиями, событиями и переживаниями, и никто никогда не успеет везде, как бы ему этого ни хотелось, проживет он сто или тысячу лет.