Это была действительно она, и казалось, что она никуда не собирается уходить. Вид голого Андрея оставил ее безучастной – она просто шагнула вперед, и он невольно отошел, пропустив ее в комнату. Пройдя, она снова подошла к кровати и снова на нее села. Взгляд ее хоть и не был таким же пронзительно яростным, как вчера, но и глупышку она из себя уже не изображала.
– Предлагаю контракт, – вдруг заговорила она.
– Как, еще один? – Рассмеялся Андрей, вспомнив вчерашнее. – Вчера мне уже предложили контракт, и знаешь, мне понравилось! Никогда еще меня так классно не ебали.
И он посмотрел на ее лицо, выискивая на нем признаки смущения от того, что он говорит так откровенно о сексе.
– Я кое что дам тебе, а ты кое в чем поможешь мне, – совершенно невозмутимо продолжала она.
– Ты тоже трахнешь меня каким-то совершенно невъебенным способом? – Продолжал он, нарочито грубовато выпендриваясь, чтобы почувствовать себя уверенней.
– Мне нужен подопытный кролик.
– Ха.
Андрей подошел и сел рядом, снова обратив внимание, что ее кисти рук и ступни с бронзовой шкуркой выглядели очень пупсовыми.
– Но я не кролик, я человек…
– Я буду делать с тобой кое что, что тебе будет несколько неприятно, но взамен ты получишь частичный иммунитет к подобным неприятностям в будущем, а кроме того, я помогу тебе получить навыки в осознанных сновидениях, – продолжала она так, словно вообще не слышала того, что говорит ей Андрей, так что его попытки каким-то образом уравновесить ее явное доминирование были пока что напрасны.
– Осознанные сновидения? – Оживился он. – Это интересно! А какого рода… неприятности я буду испытывать?
– Ты узнаешь это в процессе – таковы условия.
– Но это…, это несколько неопределенно.
– Ты преподаешь детям?
– На курсах? Да.
– Зачем?
– Как зачем?
Вопрос удивил его неожиданным сочетанием простоты формулировки и сложности, которую он испытал, пытаясь найти на него ответ.
– Сначала я просто работал за деньги – работы было мало, деньги платят неплохие, ну и интересно – интересно возиться с такими детьми, которых что-то интересует.
– Сейчас ты можешь неплохо зарабатывать своим телом, ты прекратишь работать на курсах?
– Телом… да, кажется, я неплохо заработал:)
Андрей подошел к столу, взял пачку долларов и пересчитал их.
– Три тысячи. Два месяца моей работы на курсах. Но ведь не каждый день будут попадаться "арабские друзья".
– А тебе и не надо каждый день – раз или два в месяц тебя вполне устроит.
– Согласен. Нет, преподавать на курсах не перестану – может буду делать это пореже, но совсем прекращать не хочу.
– А если тебе перестанут платить, бесплатно будешь работать?
– Да, думаю что буду. Если будет другой источник легкого заработка, то точно буду и бесплатно работать.
– Значит, деньги здесь играют вторичную роль, и главное здесь для тебя – общение с детьми, возможность влиять на их развитие, так?
– Да.
Андрей пока не понимал, куда она клонит, но тем не менее отвечал правдиво. Несмотря на страх, который всё равно мистическим образом продолжал возникать перед ней, в целом ему казалось, что она не представляет непосредственной угрозы.
– А что ты знаешь о том – как дальше складывается жизнь тех детей, которых ты учишь?
– Практически ничего.
– Неинтересно?
– Не думал просто об этом. Вообще интересно.
Андрей перебрал в памяти несколько пацанов и девочек, которые ему особенно запомнились, и ему и в самом деле захотелось сейчас узнать – что с ними происходит, как они живут.
– Я могу тебе сказать. Хочешь?
– Сказать что? Как складывается их жизнь? Скажи.
– Их стараются сломать и убить. И как правило своей цели достигают.
– Кто??
– Ты что, идиот?
Андрей помотал головой.
– Ты имеешь в виду родителей?
– Конечно.
Андрей помолчал.
– Насколько я понимаю смысл курсов, они предназначены для того, чтобы дать детям опыт того – как можно жить…
– Ты можешь мне не рассказывать, я знаю, для чего они предназначены, – перебила его девушка. – И я также знаю, что меня это не устраивает. Ты даешь этим детям опыт того, как можно жить, прекрасно. Затем эти дети возвращаются в свою прежнюю жизнь, так как возвращаться им больше некуда, и попадают снова в полное и безграничное рабство. Родители, столкнувшись с тем, что дети как-то странно теперь смотрят на мир, и как-то странно проводят свое время, читая книжки, приходят в бешенство, и чем успешнее твоя работа, чем в большей степени тебе удается повлиять на ребенка, тем более ожесточенное изнасилование он получает впоследствии.
При слове "изнасилование" что-то приятно откликнулось в глубине попы, но Андрей вернул себя к теме разговора.
– Насколько я понимаю, тут нет выбора, – начал он. – Родители и в самом деле имеют полную власть над детьми, и мы не можем отнять у них их собственность. Поэтому мы делаем то, что возможно – рассчитываем, что многие дети смогут, подчинившись, не сломаться, вырасти более самостоятельно мыслящими и озарено чувствующими людьми, и, получив в будущем независимость, вести несколько иной образ жизни, чем тот, который они вынуждены были бы влачить, если бы не то влияние, которому они подвергались на наших курсах.
– Звучит гладко, – кивнула девушка.
– Но неверно?
– Но неверно.
– Что именно неверного в моих рассуждениях?
– Беспочвенность. Ты рассуждаешь обо всем этом, опираясь на некие представления, которые ты не потрудился сопоставить с реальностью. А я потрудилась.
– Ты тоже преподавала на курсах?
– Нет, но это неважно. Я проследила за судьбой наиболее интересных пупсов, в отличие от тебя. Для этого я прикинулась обычной женщиной, – она провела рукой по своему платью, – которую никто не мог заподозрить в симпатиях к мордо-культуре, и сближалась, как будто по воле случая, с семьями, в которых жили эти дети.
– Интересно!
– Да, интересно, – кивнула она. – Интересно было увидеть, как этих детей попросту раздавили. Я думаю, тебе будет особенно интересно, если я скажу тебе о судьбе кое-кого, кто знаком тебе лично.
Андрей насторожился.
– Я смотрю, ты неплохо подготовилась к нашей встрече, – пробормотал он.
– Я всегда хорошо готовлюсь к тому, в чем намерена добиться результата, – отрезала она. – Будь то маркетинг, или война, или постройка культуры в окружении враждебных культур, или шахматы – законы почти идентичны, и это, обобщенно говоря, закон войны, так что если ты не хочешь быть неудачником, учись воевать – читай Лао Цзы и Клаузевица, Тита Ливия и Алёхина, Займана и Гитлера, Пастера и Сэссон. Учись на их победах и поражениях. Ты можешь быть великодушным, если хочешь, или не очень, но по сути выбор перед тобой невелик – ты или побеждаешь, или проигрываешь, и проигрыш остается проигрышем несмотря на то, что ты закрываешь на него глаза.
– Ты имеешь в виду, что мы на самом деле проигрываем на своих курсах, но закрываем на это глаза, делая вид, что все хорошо?
– Я имею в виду то, что говорю. Сукир, глазастая девочка из Куала-Лумпура, курсы географии, три месяца назад, помнишь ее?
– Помню! Очень клевая девочка… а что?
– Ничего. Ты научил ее думать, попутно рассказывая географии и других странах, и она додумалась до того, что если в других странах девушки могут ходить без паранджи, то и она может.
– И…? – Андрей непроизвольно сжался, предчувствуя что-то нехорошее.
– Я не буду вдаваться в детали, чтобы не травмировать твою детскую психику. Просто можешь больше не рассчитывать, что она когда-нибудь напишет тебе или проявится каким-либо другим образом. Проще будет считать, что она умерла в результате несчастного случая. Саида – маленькая девочка из Тернате, ты учил ее математике полгода назад. Помнишь?
– Саида из Тернате, помню…
– Ее избили до полусмерти, и она стала инвалидом. С точки зрения ее родственников, это было единственное, что им оставалось, так как она категорически не хотела становиться хорошим человеком, хорошей женой.