Он мог разглядеть крошечный термитник внизу, простой камушек в паутине огней. Так вот где, должно быть, центр страны вэттеров! Города невероятнее и чудеснее ещё никому из людей не доводилось видеть.

Внизу весь город опоясывала темная полоска живого частокола гигантских деревьев. За нею простиралась темнота, но внутри... Каждый дом, каждая хижина, каждая улица светилась: на земле, на деревьях, на невысоких уступах... и выше, на скалах, и даже у Гэпа над головой, на верхушках огромных деревьев, что росли на этом неприступном плато; а посреди деревьев, вздымаясь на заоблачную высоту, стояла одинокая скала, короной венчая страну вэттеров.

Ни в одной книге не упоминалось подобное место; ни один сказитель, ни один странник не рассказывал о нем, а если бы и попытался — слов все равно не хватило бы.

Гэп попал в сказку, по сравнению с которой родной Нордвоз казался приземленным и обыденным.

Плато раскинулось высоко над пологом леса, как уединенный зеленый сад, где царит неземное спокойствие — особый укромный мирок. Охотники вели двух своих подопечных меж гигантских деревьев, какие не росли больше нигде в Линдормине. Древний мох свисал с узловатой коры; в бесчисленных дуплах селились белки, древесные лягушки, змеи и даже черные хвостатые обезьянки, что как угорелые носились по здешним скалам.

Большая часть толпы осталась позади, многие просто разошлись. Отряд спокойно продолжил путь меж деревьев, под арками из огромных выпирающих корней, пока наконец не вышел к центральной скале.

Внутрь можно было попасть только через огромный, вырезанный в камне туннель. Над входом нависала опускная решетка, изготовленная из железного дерева и заросшая цепким жестколистым вьюнком с крохотными розовыми цветочками. К решетке вел пологий каменный подъем, рядом с которым сидело несколько легковооруженных охотников. При приближении отряда они оторвались от игры в сосновые прутики и долго смотрели вслед, не делая никаких попыток задержать путников.

Вопреки неприступности этого места (или же благодаря ей), Гэп почувствовал некоторое облегчение, оказавшись в темном прохладном укрытии. Его охватило странное предвкушения, смешанное со смирением, какое появляется иногда при входе в храм чужеземного бога. Гэп сам снял обувь, как только вошел внутрь, не дожидаясь, пока его попросят, — он стоял на священной земле в самом сердце страны вэттеров.

Группа направилась вверх по прохладному гладкому камню; эхо шагов мягко отдавалось от стенок туннеля. Проход был освещен бледно-зелеными камушками, которые плавали в чашах с густой жидкостью, испуская странное, пахнущее бузиной пламя и довольно мурлыча. Расположенные в нишах по всему проходу, они высвечивали длинные скамьи вдоль стен. Таких необычных скамей с высокими спинками на юге не делали. Над каждой висело что-то вроде живого гобелена, сплетенного из разноцветных побегов растений. Побеги прорастали в картины сквозь трещины в стенах и складывались в образы, одновременно прекрасные и странные. На одних были изображены вэттеры и их друзья «олени», на других красовались всевозможные лесные обитатели, многие из которых скорее напоминали демонов или ящеров, что вымерли в незапамятные времена. От одного взгляда на эти картины Гэпу становилось не по себе.

Тут была и резьба, и скульптуры из дерева и камня. Среди прочих особенно выделялись две статуи, стоящие по обеим сторонам широкого дверного проема, к которому вели юношу. Они были большие — больше, чем самая крупная лошадь, какую Гэпу доводилось видеть — и стояли гордо, как часовые на посту. Четкость деталей поражала, краски казались живыми. Статуи изображали каких-то вымышленных мифических чудовищ с головой, торсом и руками гигера, насаженными на туловище гигантского оленя. Рога, красующиеся на головах обеих статуй, также были оленьими: ветвистые, с острыми передними отростками и загнутыми, защищающими загривок задними. Длинные хвосты оканчивались булавообразной кистью из костяных шипов.

Гэп не мог отвести глаз от скульптур, поражаясь творческому воображению художников-вэттеров. Юноша мог поклясться, что, когда его повели мимо статуй в помещение, которое те «охраняли», он поймал на себе свирепый взгляд и услышал, как угрожающе щелкнули хвосты.

Гэп стрелой метнулся вперед, сердце стучало как бешеное. Следом — глядя строго перед собой — прошествовал Шлёпп.

Помещение представляло собой огромный колодец с широкими, вырезанными в стенках ступенями, которые поднимались к пятну света, расплывающемуся где-то в вышине. Зеленые камушки освещали отполированные за века, истертые миллионами ног ступени.

Взбираясь по длинной лестнице, Гэп изучал странную настенную выставку. Тут были древние железные шлемы, возможно, некогда принадлежавшие людям, алебарды, коллекции монет из незнакомых эскельцу стран, несколько гигантских черепов неведомых ящеров и — мрачноватое завершение коллекции — ветхие и хрупкие, как пергамент, куски кожи, покрытой боевыми татуировками полгов.

«Трофеи, — решил Гэп, — музейные экспонаты, по которым вэттеры судят о мире снаружи...»

Через каждые несколько ступеней от лестницы отходили площадки и помещения, но отряд шел все выше и выше, пока, наконец, взмокший Гэп не вынырнул из лестничного колодца, щурясь в лучах заката.

Их доставили в самую высокую точку мира вэттеров, на широкую деревянную платформу, опоясавшую коническую верхушку скалы. Казалось, они поднялись на многие мили от земли — лишь солнце и ветер вокруг.

Чарующие нежные трели, многоголосье птичьего хора. Палитра красок, волшебство и восторг. Вот оно, небо — совсем рядом, стоит лишь протянуть руку...

Платформу поддерживали стволы деревьев вокруг скального выступа. То тут, то там виднелись открытые веранды и беседки из полированного дерева, украшенные мозаиками из разноцветных деревянных пластинок и хрустальными бусами.

Сквозь завесу золотисто-зеленой листвы сияли угасающие лучи величественного заката, омывая все вокруг нежным, чистым светом, преломленном в мириадах кристалликов, что свисали с каждой ветки. Гэпа вдруг охватило сильное — до дрожи в коленях — незнакомое чувство, заточенное прежде в тайниках его души. Он охотно позволил себя вести по этим заколдованным поднебесным кущам, дивясь увиденному. Все тревоги этого жуткого дня — дня, когда он чуть было не встретил смерть в подземных глубинах, забылись, гонимые прочь нежным ветерком.

Отряд двинулся к раскидистому дереву, которое возвышалось над западной стороной платформы. Одна из мощных ветвей выступала далеко за край настила, и по верхней ее стороне в коре была вырезана лесенка с перилами, ведущая куда-то в невидимую высь...

Юноша перегнулся через перила, глянул вниз — и живот скрутило от страха. Коршуны и ястребы парили над верхушками деревьев где-то далеко внизу — едва различимые крохотные точки; ещё ниже, подобно беспокойному морю, непрерывно колыхался зеленый полог леса, потревоженный вечерним ветерком.

Лишь перила отделяли Гэпа от падения, и он в панике отшатнулся от края. Неожиданно все здесь показалось ему безумным, невозможным, готовым обрушиться в любую минуту, словно любой скрип, малейший треск старого дерева грозил неизбежной бедой.

Гэп встал на четвереньки; пальцы вцепились в ступени, как подушечки на лапках геккона. Тяжело дыша, он постепенно взял себя в руки и постарался успокоиться.

Охотники остановились, озадаченно глядя на юношу и гадая, что на него нашло.

«Чурбаны бесчувственные!» — возмутился про себя Гэп и встал.

Теперь, когда они уже почти дошли до конца ветки, он увидел впереди, наверху, огромный шатер. Вход охранял ещё один гигер-олень, который пропустил их, лишь злобно покосившись.

Хотя изнутри шатер едва ли напоминал дворец, обстановка ясно говорила, что здесь обитает особа королевских кровей. Разнообразные меха и шкуры увешивали все вокруг, что без сомнения указывало: тут обитает, выражаясь словами Гэпа, «важная шишка».

Они прошли в большую комнату в задней части сооружения. Лучи света, струящегося с открытого балкона, вырисовывали силуэт вэттера. Тот стоял, облокотившись на балюстраду, и глядел на великолепный закат, на пламенеющий солнечный диск, озаривший последними лучами великий лес Фрон-Вуду. Вэттер неохотно оторвался от этой невообразимой красоты и повернулся навстречу гостям.