Туман на Флит-стрит был таким густым, что его не в силах были развеять факелы, освещавшие магазины и дома. Аджетта быстро бежала сквозь туман. Крепко прижимая к себе «Неморенсис», она чувствовала, что книга становится горячее и тяжелее, сильно оттягивая ей руки, словно призывая бросить ее. Девочка ощущала, как таинственная сила книги наполняет ее голову странными мыслями, как будто книга хотела, чтобы она остановилась, чтобы лица прохожих, тени и переулки вызвали у нее такой ужас, что она, не раздумывая, бросила бы «Неморенсис» в канаву.

— Прекрати! Прекрати! — кричала Аджетта, пробегая мимо толпы стариков, которые что-то пили на углу. Старики засмеялись, а один даже попытался схватить ее за волосы своей костлявой рукой. Аджетта была уверена, что книга взывала ко всем, кто попадался на пути, она просила задержать девочку. С каждым ее шагом «Неморенсис» становился все тяжелее и тяжелее, а жар начал опалять ей кожу. «Еще один шаг! Всего один», — подумала Аджетта, подбегая к двери.

Она прыгнула с грязной мостовой на недавно вычищенные ступеньки постоялого двора. Внезапно «Неморенсис» сделался тяжелее втрое. Аджетта, не удержавшись, упала на крыльцо, стукнулась о деревянную дверь, та распахнулась, и девочка вкатилась в холл.

— Бандит! — позвала она, пытаясь встать и поднять книгу с пола. Но пса не было.

— Отец, помоги мне!

Ей никто не ответил. В доме не было слышно ни звука.

Оставив книгу лежать у камина, она бросилась на кухню. Кадмус Ламиан спал в своем кресле у почти погасшего камина. Аджетта подбежала к нему, схватила за плечи и затрясла, чтобы он проснулся.

— Проснись, отец! Мне нужно кое-что тебе показать, — быстро сказала она.

Кадмус пробормотал в ответ что-то невразумительное и смахнул ее руку со своего плеча, как бабочку. Аджетта заметила у него на поясе ключи от мансарды. Немного подумав, она наклонилась, отстегнула их и опустила в свой карман.

— Помогите мне! Кто-нибудь! Пожалуйста! — закричала она.

В эту минуту дверь в кухню захлопнулась. Аджетта вдруг поняла, что она здесь не одна. Повернувшись, она разглядела в темноте Дагду Сарапука, который сидел в кресле-качалке.

— Никто тебе не поможет. Просто-напросто потому, что никто не может тебе помочь. Они все заколдованы. Весь дом спит под действием моего заклинания и Руки Славы. — Сарапук указал на отрубленную, покрытую воском руку, которая стояла на каминной полке. На кончике каждого пальца горел слабый синий огонек. — Этой руке очень много лет, ее отрубили у висельника. Когда-то у меня были две таких руки — правая и левая, но потом я подарил правую одному другу. Меня всегда удивляет ее сила, она никогда не подводила меня. Все будут спать до тех пор, пока я не задую огоньки на пальцах. Тогда они проснутся как ни в чем не бывало. — Сарапук качался в кресле, тихо хихикая себе под нос.

— А почему ваше заклинание не подействовало на меня? — спросила Аджетта, оглядывая кухню и думая о том, как бы отсюда сбежать.

— Тебя здесь не было, когда я произносил заклинание. Я не зашел к тебе в комнату, потому что мы с твоим отцом были заняты одним гостем в мансарде.

— Тегатус! Что вы с ним сделали? — воскликнула Аджетта.

— Так ты знаешь об ангеле? Не переживай: пока он еще жив. — Сарапук пнул огромный черный мешок у своих ног, который оказался очень легким и мягким. — Перья. Мы раздели его, вывернули ему крылья и ощипали, как рождественскую индейку, и я собираюсь продать каждый золотой волосок, каждый локон и каждое перышко. Из них приготовят различные снадобья, сиропы, мази. Припарки для молодых, примочки для слепых, не будет таких болезней, от которых нельзя было бы вылечить при помощи этих лекарств. А продавать их буду я. — Сарапук улыбнулся. — Потом я измельчу его кости, чтобы сделать ангельскую пыль, и исследую внутренности в поисках души, и если я не найду ее у ангела, то на что надеяться тогда нам, смертным?

— Ты собираешься убить его из-за такой ерунды? — спросила Аджетта, ища глазами то, что можно было бы использовать в качестве оружия.

— Я убил бы его и из-за меньшего. Все те годы, когда я грабил могилы и вскрывал мертвецов, ища человеческую душу, я просил — нет, молил, — чтобы мне попалось такое существо. — Сарапук замолчал. От волнения у него стучали зубы. Он посмотрел на девочку, и на его длинном бледном лице проступила слабая улыбка. — А ты не хочешь присоединиться ко мне в моих поисках? Мне всегда нужен был помощник, а ты такая красивая, радуешь глаз.

— Что я получу от такого союза? — осторожно спросила Аджетта.

— Я сделаю из тебя настоящую леди, тебе больше никогда не нужно будет работать. У тебя появится собственный слуга, который будет исполнять все твои поручения. «Доктор и миссис Сарапук дома, они отдыхают…» — Сарапук весь засветился от радости, представив себе такое. — Мы жили бы в новом Лондоне. У меня есть друзья, которые занимают высокие посты, а скоро займут посты еще выше.

— Твоих друзей вздернут на виселице в Тайбурне — вот какие посты они займут, куда уж выше! У тебя такие грандиозные планы, а толку от них никакого.

— Скоро в мире многое изменится. К нам летит комета, которая принесет с собой новое будущее. Лондон будет разрушен, об этом мне рассказали друзья вчера вечером. Было решено построить новый золотой город, великий, могущественный, свободный от крыс и невежественных людей. — Сарапук потер руки. — И меня в свои планы включили. Ты только представь: старый доктор Сарапук сидит за одним столом с такими людьми!

— У твоих друзей плохой вкус. Я бы не разрешила тебе есть из одной тарелки с моей собакой, — резко сказала Аджетта.

Сарапук потер подбородок:

— А кстати, где твой пес?

— Убежал. Он часто убегает, но всегда возвращается назад, — взволнованно сказала она, и по ее лицу можно было понять, что она чувствовала на самом деле.

— Ну что ж, если это так, то мне нечего бояться. Твой отец спит, пес убежал, и я могу делать с тобой все, что захочу… сколько душе угодно. — Сарапук встал с кресла и направился к ней.

Аджетта ухватилась обеими руками за стол и опрокинула его на Сарапука. В воздух взвились белые клубы муки из мешка, который упал на пол. Сарапук перегнулся через перевернутый стол и попытался поймать Аджетту, но она быстро юркнула за кресло, в котором спал отец, а когда Сарапук побежал к ней, с силой толкнула в него это кресло, и он упал. Из кресла вывалился спящий отец — прямо на Сарапука, пригвоздив его к холодному каменному полу. Аджетта бросилась к двери, но Сарапук схватил ее за щиколотку. Он держал ее так крепко, что ей казалось, будто его ледяные пальцы глубоко впились в ее ногу.

К счастью, Аджетте удалось дотянуться до дверной ручки, и она попыталась вырваться. Но Сарапук не ослабил хватку. Скрежеща зубами, он старался вытащить из-под Ламиана свою вторую руку.

— Я не пущу тебя! — проговорил он, задыхаясь, и еще сильнее сжал пальцы на ее ноге. — Сдавайся, девочка! Перестань мне сопротивляться! — Сарапук пополз к Аджетте по полу, потянув за собой ее отца.

Кое-как Сарапуку удалось высвободить другую руку, и он схватил Аджетту за голень. Ей пришлось отпустить дверную ручку. Теперь ее ногу сжимали две руки. Она дотянулась до маленькой коричневой бутылочки, стоявшей на каминной полке, и выплеснула ее содержимое в лицо Сарапуку. Сарапук закричал: уксус обжег ему глаза. Он отпустил Аджетту и попытался стереть его с лица, а девочка побежала к двери.

— Надеюсь, ты будешь гореть за это в аду, Сарапук! — воскликнула она, захлопнула за собой дверь и, задыхаясь, встала посреди холла. Потом вернулась к двери, поднялась на цыпочки и, достав из-за притолоки большой железный ключ, заперла им дверь.

«Неморенсис» по-прежнему лежал в холле, впитывая в себя жар, который исходил из догорающего камина. Аджетта быстро подошла к книге и попыталась оторвать ее от пола. Но «Неморенсис» был такой горячий, что обжег ей кожу. Она услышала, как на кухне Сарапук борется со спящим отцом. Аджетта заглянула в столовую. На каждом стуле спал постоялец, некоторые уронили голову в тарелки с едой, как будто сон сморил их прямо за ужином, другие свернулись калачиком на полу, как кошки, наевшиеся мышей. Мистер Манпурди сидел за столом. Бинты, прикрывавшие его стигматы, размотались и упали на пол. Аджетта увидела, как из раны на тыльной стороне его ладони появилась большая красная капля, она потекла по руке и сорвалась с пальца.