Паписты сделались консилиаристами лишь в результате экстремальной ситуации, когда ничего другого им просто не оставалось, когда они под давлением внешних обстоятельств осознали, что нет другого выхода из существующего разделения. Даже через 30 лет после начала раскола многим было чрезвычайно сложно как с юридической, так и с психологической стороны ступить на соборный путь. Лучше всего охарактеризовать сложившуюся ситуацию словами известного православного богослова Христоса Яннараса, что "истина Церкви, в принципе, фальсифицируется, когда ее отождествляют с непогрешимыми институтами и авторитарными структурами" (Elements of Faith. An Introduction to Orthodox Theology).
Итак, оба папы-соперника, заручившись поддержкой европейских монархий, и не думали о примирении. Оба начали лихорадочно наращивать свои структуры. К декабрю 1378 г. они уже создали 38 новых кардиналов (Урбан VI поставил 29 кардиналов, а Климент VII – 9).
В 1380 г. Сорбоннский университет первым опубликовал экспертное мнение, что необходимо созвать вселенский собор, который и определит, кто на самом деле истинный папа. Однако этот призыв поначалу просто не был воспринят. Как вселенский собор может попытаться низложить канонично избранного папу? Он даже не может посоветовать ему отречься от престола. Как может собраться собор для вынесения решения по вопросу, кто является истинным папой, если только истинный папа может собрать такой собор? Юридически ситуация была неразрешимой.
По каноническому праву Римской церкви папы не подлежали никакому человеческому суду. Как заявил в одной из своих проповедей Иннокентий III, "наследник св. Петра, поставленный между Богом и человеком, ниже Бога, но выше любого человека; он судит всех, но не может быть судимым никем". Слов этих никто не отменял. Соответственно, в глазах современников никакой собор не мог судить папу.
Тем не менее в конце концов принцип консилиаризма приобретал все больше сторонников. К 1400 г. многие европейцы стали понимать, что если доктрины о папском верховенстве и свободе от всякого суждения не будут модифицированы, единство никогда не будет достигнуто. Значит, необходимо созвать собор даже без формальной инициации этого процесса со стороны папства.
В 1409 г. обе стороны согласились съехаться на собор в Пизе, который признал, что общее собрание Церкви выше по авторитету самого папы. Однако оба папы – римской линии Григорий XII и авиньонской линии Бенедикт XIII – отказались туда прибыть. 5 июня собор заочно низложил их обоих, а 26 июня избрал нового папу – Александра V (1409-1410; после его смерти его сменил Иоанн XXIII). В результате в западной Церкви стало три папы, ни один из которых не признавал остальных и не желал идти на компромисс. Скандал разрастался.
Нужно было решать, что делать дальше. Даже европейские монархи стали понимать, что ситуация выходит из-под контроля и не служит никому на пользу. Решено было проводить новый собор, который встретился в Констанце в Швейцарии (1414-1418). По римо-католическому счислению он считается XVI Вселенским.
Формально Констанцский собор был созван германским императором Сигизмундом. Приглашение на него направили и византийскому императору Мануилу II, который послал в Констанцу своих представителей. На него прибыл также Григорий Цамблак, митрополит Киевский, из параллельной православной иерархии, в то время существовавшей на территории Великого княжества Литовского.
Папа пизанской линии Иоанн XXIII дал согласие на проведение собора. Иоанн XXIII, по всей видимости, надеялся всех перехитрить и избавиться от своих соперников. Однако собор низложил всех трех пап и 11 ноября 1417 г. избрал четвертого – Мартина V (1417-1431). В конце концов Мартин был признан повсеместно, всеми враждующими сторонами, а его соперники, лишившись политической поддержки, постепенно сошли на нет. Через сорок лет после своего начала Великий Западный раскол завершился.
Чтобы избежать повторения подобной ситуации в дальнейшем и чтобы обеспечить реформу "как в голове, так и в членах", собор опубликовал два важных определения. Одним из них Вселенский Собор был преобразован в постоянно действующий институт Церкви. Следующий собор должен был собраться через пять лет, затем – через семь, после чего – раз в каждые десять лет "для искоренения всякой ереси и раскола". Таким образом, это было попыткой ограничить в будущем претензии папства на неограниченную власть – plena potestas.
Другой документ попытался определить функции и ограничения церковной власти. Объявив, что представительный Вселенский Собор является попечителем и хранилищем церковной власти, отцы собора в Констанце реально преобразовали папу в своего рода конституционного монарха. Такие соборы были объявлены выше, чем папа, не только в делах раскола, но и в вероучительных вопросах. Папа оказывался подотчетен собору, которому он должен был предоставлять отчет о собственном (и своих предшественников) правлении за истекший период:
"Наш священный собор в Констанце… провозглашает… что он обладает властью непосредственно от Христа и что все люди, в каждом звании и должности, в том числе и сам папа, должны подчиняться ему в вопросах, касающихся веры, завершения упомянутого раскола и реформации Церкви в голове и членах. Он также объявляет, что каждый человек, в каждом звании, состоянии и должности – даже папской, – который сознательно откажется подчиняться мандатам, статутам, постановлениям или инструкциям, принятым нашим святым собором либо любым другим законно собранным собором в вышеупомянутых вопросах или в вопросах, связанных с ними, будет, если он не раскается, подвергнут соответствующей епитимье и законному наказанию".
По большому счету, спор между папским истеблишментом и консилиаристами в XV в. сводился к вопросу о власти. Дискуссии относительно конкретного местонахождения высшей юрисдикционной власти в Церкви касались, главным образом, скрытого противоречия между "конституционной" властью собора и "богоустановленной" папской властью. Очень важно отметить, что обе стороны определяли власть исключительно в юридических терминах. Воистину, корни консилиаризма были не в патристической традиции и даже не в раннехристианской истории, а в каноническом праве постгригорианского (гильдебрандовского) папства. В результате тогдашнего процесса создания "имперского" папства канонисты должны были провести различие между сакраментальными или священническими функциями папы, принадлежавшими ему как римскому епископу, и его юрисдикционной властью, на которой, как они видели, основывалось его верховенство в Церкви.
Консилиаристы в XV в. настаивали, что священническая власть папы была дана ему во время хиротонии и ничем не отличалась от власти каждого епископа. Но, с другой стороны, его юрисдикционная власть была независимой от власти любого другого епископа, так как она давалась кандидату в папы через избрание; иными словами, она основывалась на человеческом назначении и утверждении. И именно эта делегированная власть – юридическая, административная и судебная – была главным вопросом рассмотрения консилиаристов, и именно на ней они строили свой церковный конституционализм. Они видели в папе конституционного монарха, в конечном итоге подотчетного Церкви, избравшей его через своих представителей. Настаивая на том, что собор в Констанце обладал властью выше папской, они применяли тот же самый принцип: полнота правительственной власти не находилась исключительно у пап.
Конечно, с точки зрения православного христианства все эти построения выглядят совершенно чуждыми и глубоко непонятными. Западное разделение двух властей было неизвестно на Востоке. По словам о. Иоанна Мейендорфа, "если на Востоке и была твердая экклезиологическая позиция по этому вопросу, то она состояла в том, что такая дихотомия невозможна… Честная экклесиологическая встреча между Востоком и Западом в XV в. никогда не закончилась бы принятием западного консилиаризма на Востоке" (The Council of Ferrara-Florence).
