Как только Аркадий стал приближаться, вор свернул с дороги в сторону сосен ржавого цвета, радиоактивного леса, и потом выскочил на холмистую местность с радиационными указателями зарытых домов, легковых автомобилей и грузовиков. Мотоцикл Аркадия попадал в ямы, буксуя, выбирался из них и проваливался снова, а тем временем вор виртуозно преодолевал все эти препятствия. Каждый раз, когда Аркадий сворачивал, вор оказывался все дальше и дальше, так продолжалось до тех пор, пока незамеченная канава не схватила переднее колесо мотоцикла Аркадия и не перекинула его самого через руль. Аркадий вскочил, но погоня закончилась. Вор исчез в направлении Чернобыля, а горизонт побелел и задрожал, после чего раздался удар грома, возвестивший наконец о начале грозы.

Тучи извергли свое содержимое, и огни города потонули в потоках воды. Аркадий ехал медленно, мокрые волосы прилипли ко лбу. Он миновал заманчивые огни кафе, услышав царящую за его дверьми какофонию музыки и пьяных выкриков. Окна запотели. Никто не видел, как проехал Аркадий. Под шум дождя он промчался мимо общежития, места для стоянки машин. Пригнул голову под согнувшимися ветками. Представил себе Виктора, пережидающего грозу в киевском летнем кафе в компании с голубями. Мокрый камуфляж плотно облепил грудь и плечи. Мимо проехал грузовик со сломанными «дворниками», и Аркадий удивился, как водитель умудряется ехать при нулевой видимости.

Он свернул на спускавшуюся к реке дорогу и увидел развернувшуюся во всей красе панораму грозы. Под дождем от воды поднимался густой туман, но Аркадий разглядел, что Хоффман и Яков вместе с машиной исчезли с пристани яхт-клуба. Вспышки молнии освещали обломки судов. Противоположный берег был похож на эскиз пейзажа – осины и тростник, подернутые Дымкой тумана. Вверх по течению слабо светились окна домов, в которых жили работники станции. Аркадий хорошо видел при свете молний и поэтому не включал фару. Он пересек мост и проехал между кирпичными зданиями по грунтовой дороге, которая заканчивалась тупиком, если не считать трамвайного пути, который шел вдоль того, что, возможно, когда-то было спортивным полем, а теперь представляло собой заросли рогоза и папоротника.

Аркадий заглушил мотор и, огибая тенистую группу деревьев, стал толкать мотоцикл по дорожке к гаражу из листов гофрированной стали. Двери были закрыты на висячий замок. Они заскрипели, когда Аркадий, быстро вскрыв замок, распахнул их. Но при таких раскатах грома можно было услышать разве что взрыв бомбы. Аркадий обвел внутренность гаража пальчиковым фонариком. Гараж был тесным, но содержался в порядке: на полках скобяные изделия в банках, вдоль стен ряды инструментов. Посреди гаража стоял белый «Москвич» Евы Казки. Сбоку от машины стоял мотоцикл «сузуки» с еще теплым мотором; с другого – мотоциклетная коляска, накрытая брезентом. Аркадий вынул из кармана отражатель, который сорвал с заднего крыла мотоцикла похитителя икон, и прикрепил его к металлическому выступу на заднем крыле мотоцикла Евы. Все сошлось.

Печной дым вел к домику, заросшему со всех сторон сиренью. Веранда была превращена в комнату. В окно Аркадий мельком увидел фортепьяно и огонь, поблескивающий сквозь щели печки. Он постучал в дверь, но гром загрохотал, как осадные орудия, заглушая все остальные звуки. Аркадий открыл дверь, когда позади него блеснула молния, осветив интерьер веранды – коврик, плетеные стол и стулья, книжные полки и картины. Комната снова погрузилась в темноту. Он шагнул внутрь, когда небо над головой раскололось и как прожектором осветило комнату. Ева шагнула на середину комнаты, держа в руке пистолет. Босая и в халате. Пистолет был девятимиллиметрового калибра, и было ясно – она умеет с ним обращаться.

– Уходите или буду стрелять, – бросила Ева.

Дверь от порыва ветра со стуком захлопнулась, словно прогремел выстрел. Ева запахнула халат свободной рукой.

– Это я, – тихо сказал Аркадий.

– Знаю.

Словно в забытьи, Аркадий приблизился к Еве, осторожно отогнул воротник халата и поцеловал тот самый шрамик на шее, который заметил раньше. Ева приставила дуло пистолета к голове Аркадия, когда он распахнул халат. Груди ее были холодны, как мрамор.

Аркадий услышал, как опускается курок. Почувствовал, как дрожь пробежала по ногам Евы. Она прижала пистолет плашмя к голове Аркадия, страстно обнимая его другой рукой…

В печке уютно потрескивали дрова. Как они оказались в постели, Аркадий не помнил. Иногда тело берет верх. Два тела в данном случае. Когда Аркадий вошел в Еву, она стала раскачиваться сверху, откинув голову назад. Вокруг ее глаз пролегли глубокие тени. Потное тело ее сильно напрягалось, как при прыжке, словно все безумие, которое Аркадий обнаружил в ней прежде, превратилось теперь в ненасытную похоть. Аркадий чувствовал то же самое. Они пили из единого источника…

Ливень сменился моросящим дождем. Ева и Аркадий сидели на противоположных концах кровати. Свет керосиновой лампы выхватывал из темноты черные глаза Евы, ее волосы, пистолет.

– Готовишься выстрелить? – спросил Аркадий.

– Нет. Наказание только прибавит тебе храбрости. – Она оглядела царапины и синяки взглядом профессионала.

– Некоторые получены из-за тебя.

– Жить будешь.

– Именно так я и думал.

Ева взглядом указала на кровать как на поле битвы:

– Это ничего не значит.

– А для меня значит многое.

– Ты застал меня врасплох.

Аркадий подумал: «Нет. Это было неизбежно».

– Магнетическое притяжение?

– Что-то вроде этого.

– А ты видел игрушечных собачек с магнитом? Как они притягивают друг дружку? Это совсем не означает, что сами собачки этого хотят. Так что ошибочка вышла.

За кругом света от лампы, в тени, Аркадий разглядел беспорядочно валяющиеся подушки, книги и пледы. Фотография в рамке запечатлела пожилых супругов перед домом. Присмотревшись, Аркадий узнал развалюху, в которой Ева прятала свой мотоцикл. Афиша концерта «Роллинг Стоунз» в Париже. Заварной чайник и чашки, хлеб, варенье, нож, доска для резки хлеба и крошки. Все как у всех, обычное жилище.

Аркадий кивнул на пистолет:

– Если хочешь, могу разобрать и собрать вслепую. Это единственное, чему научил меня отец.

– Здорово.

– Он тоже так считал.

– У тебя с Алексом много общего.

То, что объединяло их, было перед глазами, но Аркадий понял, что Ева имеет в виду не себя, а нечто большее.

– И что же это?

Ева покачала головой. Она не собиралась развивать эту тему и устало произнесла:

– Алекс был уверен, что это обязательно случится.

– Алекс – человек умный.

– Он безумец.

– Неужели это ты довела его до безумия?

– Переспав с другими мужчинами? Их было не так уж и много. Страшно хочется курить.

Аркадий отыскал пару сигарет и пепельницу.

– Что ты знаешь о самоубийстве? Кроме трупов, у тебя что-нибудь есть? – спросила Ева.

– О, я положил начало целой цепочке самоубийств. Мать, отец… Считаешь, что на тебе все закончится, но нет…

– И ты?..

– Неудачно. Во всяком случае, здесь, в Чернобыле, мы делаем то же самое. И по-моему, очень стараемся. А ты пробовала покончить с собой?

Она снова переменила тему, не давая Аркадию возможности направлять разговор:

– Как продвигается твое расследование?

– Туго, но безнадежно. Миллионеров в основном убивают из-за денег. Я не уверен, что здесь тот самый случай.

– Что-нибудь еще?

– Да. Приехав, я сразу же предположил, что смерти Иванова и Тимофеева как-то связаны между собой. Я и сейчас так думаю.

– Загадка. А что ты делал сегодня в деревне?

– Побывал на кладбище в деревне Романа и Марии и все задавался вопросом, имелись ли официально зарегистрированные случаи смерти в деревнях зоны в результате аварии. Тогда бы я узнал их имена – на крестах. Мне это не удалось, но я обнаружил четыре детские могилы без крестов.

– Внуки Марии. Скончались по разным причинам, возможно, не связанным с Чернобылем. Бывает, что родные погибли и некому их похоронить, кроме бабушки и дедушки. Никто не ведет статистики. Официально зарегистрированы сорок один человек, погибшие в результате аварии, и полмиллиона неофициально. Самый полный список погибших достиг бы луны.