– Наши соседи. – Мария обвела взглядом кладбище. – Уверена, что и они сделали бы для нас то же самое.

– Ухожено, – сказал Аркадий и подумал: «Удобная приемная Небес».

Мария улыбнулась, показав стальные коронки:

– Мы с Романом всегда боялись, что для нас не найдется хорошего места на кладбище. Теперь можно выбрать.

– Понятно. – Снова стальная улыбка.

Мария подняла голову.

– Грустно все-таки. Деревня умирает, и это похоже на конец книги. Вот так-то, и говорить тут нечего. Мы с Романом, может быть, последняя страница.

– Вам не так уж и много лет.

– Зажилась я на свете, однако спасибо.

– Я все хотел узнать, что здесь за милиция.

– Да мы их мало видим.

– А самоселов?

– Ни одного.

– На кладбище, случайно, нет могил Ободовских?

Мария покачала головой и сказала, что знает все семьи из окрестных деревень. Никаких Ободовских. Она бросила взгляд на мешок:

– Простите, мне надо отнести зелень, пока не засохла. А вы должны зайти к нам и пропустить стаканчик.

– Нет-нет, спасибо. – Аркадия бросило в жар от одной лишь мысли о самогоне.

– Уверены?

– Да. В другой раз, если можно.

Он подождал, пока Мария уйдет, а затем мысленно вернулся ко Льву Тимофееву. Знал Аркадий немного. Тело нашли лежащим вниз лицом в грязи у ворот кладбища – перерезано горло, отсутствовал левый глаз, на волосах и рубашке ни одного кровавого пятна, зато в носу имелись сгустки крови. Аркадий все еще был далек от разгадки вопроса «почему». Ему только и оставалось, что задаваться вопросом «как». Сам ли Тимофеев доехал до деревни или его кто-то привез? Убили на кладбище или привезли к воротам уже труп? Тащили мертвого или живого? Окажись тогда на месте происшествия знающий сыщик, нашел бы он следы шин, крови и ботинок перетаскиваемого трупа? Нашел бы он грязь на подошвах или по крайней мере следы ног? В протоколе сообщалось о волчьих следах, а почему нет ни слова о человеческих? Если уже дошло до вопроса «почему», то умышленное это убийство или этот «лакомый кусочек» случайно попал в руки милиционера Катамая?

Аркадий снова начал с деревенского майдана, поскольку там вероятнее всего можно поставить машину. Оттуда дорога на кладбище сужалась до тропинки. В одном из домов колыхнулась занавеска, но краем глаза Аркадий успел заметить Нину на костылях, соседку Марии. Неужели что-то могло ускользнуть от внимания этих настороженных выживших? И тем не менее все они утверждали, что ничего не видели.

Шагая по тропинке, Аркадий через каждые несколько шагов останавливался, чтобы отвести в сторону листву и поискать отпечатки или следы крови. Он делал уже подобное десятки раз, и каждый раз безуспешно. Аркадий остановился у ворот кладбища и представил себе Тимофеева в разных видах – во весь рост, на коленях, лежащего на спине. Да уж, фотографии, сделанные сразу после обнаружения трупа, могли пригодиться. Или схема, или рисунок. В этом смысле Аркадий был не лучше собаки, пытающейся найти что-то по запаху. И все-таки всегда что-то остается. Посетители холмов Бородина все еще чувствовали дыхание французских и русских стрелков, погребенных под землей. А вдруг остался и какой-никакой след последнего мгновения жизни Тимофеева? Где сейчас души похороненных в этой деревенской земле? Эти люди вели простую жизнь, проходила она среди полей и садов, и были они далеки от остального мира, как прошлый век.

Аркадий открыл ворота. Кладбище было словно второй деревней – только из могил и крестов, разделенных железными оградами. Некоторые могилы были зажаты оградами «соседей», зато кое-где имелись даже стол со скамейкой. Никаких солидных склепов или памятников здесь не было – богатство почти не играло роли в жизни или смерти сельских жителей. Мария аккуратно прибрала вокруг крестов своих односельчан, а на принадлежавших ей могилах, без крестов, стояли четыре стеклянные банки с анютиными глазками, каждая у изголовья едва заметного холмика. Было так темно, что Аркадий встал на колени, чтобы рассмотреть их поближе. Четыре детские могилки, не бросающиеся в глаза из-за отсутствия крестов. Незаконные могилы. Какое страшное преступление скрывали они?

Ева сказала, что Тимофеев был белым, словно выжатым. Вид замороженных трупов был, конечно, обманчив, но Аркадию хотелось верить, что Ева повидала немало насильственных смертей, и взгляд уцелевшего глаза Тимофеева сквозь пленку инея, должно быть, напомнил ей скорее Чечню, чем вызвал предположение о сердечном приступе. Вот только куда же девалась кровь из перерезанного горла? Если Тимофеев стоял или лежал, то она должна быть на рубашке. Если был перевернут вниз головой, то на волосах. Оказавшиеся только в носу сгустки крови наводили на мысль, что Тимофеева перевернули вверх ногами, а затем лицо и волосы вымыли. А глаз? Неужели им полакомился волк?

Могли подвесить за ноги, а потом вымыть волосы. Тем не менее на затылке все же имелся кровоподтек, но это могло быть и ото льда морозильника.

Аркадий стоял, положив руку на ворота. Вдруг мимо него быстро мелькнуло что-то, словно вырвавшись на волю, и Аркадий торопливо пошел прочь, преследуемый дробью дождевых капель, слабым предвестием ливня.

В соседней «черной» деревне вообще не было жителей, ее кладбище заросло куманикой и сорняками. Аркадий надеялся, что, сравнив два кладбища и две деревни, получит хоть какую-нибудь подсказку, но увидел лишь печальное зрелище разваливающихся изб. Запах поганок соперничал здесь с приторным духом гниющих яблок. В том месте, где дикий кабан выкапывал грибы, дозиметр в кармане Аркадия дал о себе знать. Аркадий услышал движение в ближайшем доме и подумал, кто быстрее домчится к мотоциклу – человек или кабан? Он пожалел, что нет у него под рукой охотничьего ножа капитана Марченко или, что еще лучше, пистолета Якова.

Внутри дома раздался рев, и из двери выехал маленький одноцилиндровый мотоцикл. Проскочив заваленный хламом двор и хилый частокол, мотоциклист в шлеме и камуфляже на мгновение остановился, чтобы опустить забрало. У мотоцикла отсутствовала коляска, икону не спрятать, зато имелся номер. Это был синий «сузуки», у которого не хватало отражателя с заднего крыла. Этот отражатель лежал в кармане Аркадия.

– Все ищешь и крадешь иконы? – обратился к мотоциклисту Аркадий.

Вор посмотрел на Аркадия, словно говоря: «Опять ты?» – и включил зажигание. Когда Аркадий добежал до своего мотоцикла, вор был уже далеко от деревни.

Мотоцикл у Аркадия был больше и сильнее, но его хозяин оказался не на высоте. Вор выехал от деревни на узкую тропу, проложенную для заготовки дров. Там, где ветви были надломаны, он уворачивался, ловко огибая завалы. Аркадий продирался сквозь кусты, когда его выбила из седла незамеченная ветка дуба. Мотоцикл уцелел, и это было главным. Аркадий встал и прислушался к звуку удаляющегося «сузуки». По листьям стучал дождь. Березы раскачивал поднявшийся ветер. Вора и след простыл.

Аркадий принялся толкать вперед мотоцикл с выключенным мотором и при такой смешной скорости вдруг обнаружил на мокрой листве следы другого мотоцикла. В месте разветвления тропы Аркадий сознательно двигался метров пятьдесят по ложному следу, а потом выбрался через лес на нужную тропу и увидел вора, остановившегося за блестящей от влаги завесой елей. Настил из мокрых иголок был мягким, и двигался Аркадий бесшумно. Но тут стальные челюсти капкана выпрыгнули с земли и громко лязгнули, сомкнувшись возле ноги Аркадия. Вор быстро обернулся на звук и тут же сорвался с места.

Вор продолжал мчаться впереди Аркадия, но не исчезал из поля зрения. Пока Аркадий видел маленький мотоцикл впереди, он старался объезжать все препятствия. Аркадий рисковал, хотя в нормальном состоянии он никогда бы на это не пошел. Он несся за асом, выполняя прыжок за прыжком, тормозя на мокрых листьях, чтобы свернуть с тропинки и проскочить между сосен, пока они оба внезапно не ворвались обратно в деревню. На дальнем ее конце начиналось лесничество с выросшими по грудь молодыми деревцами. Вор проезжал между ними, как слаломист, наклоняясь то вправо, то влево. Выигрывая время, Аркадий ехал прямо по саженцам.