Отсюда взгляд непременно обращался к реакторам. Цепи и колючая проволока окружали то, что являлось огромным предприятием, состоящим из охлаждающих башен, цистерн с водой, топливных складов, охлаждающих прудов и рядов опор линий электропередачи. Здешние четыре реактора ранее производили половину электроэнергии Украины, а теперь только сами ее потребляли для поддержания рабочего состояния. Три реактора выглядели фабриками без окон. Четвертый реактор, однако, был заключен в десятиэтажный саркофаг из свинца и стали. Этот могильник наводил ужас, особенно по ночам, напоминая стальную маску великана, зарытого в землю по шею. Символом Санкт-Петербурга является «Медный всадник», и у Чернобыля свой символ – Четвертый реактор. Если бы глаза великана вдруг открылись, а плечи начали стряхивать с себя землю, Аркадий бы, наверное, совершенно не удивился.

В десяти километрах от атомной электростанции находился контрольно-пропускной пункт, ворота его представляли собой железную полосу с противовесом из шлакобетона. Поскольку Аркадий был русский, а охранники украинцы, они без особого энтузиазма пропустили его.

За пропускным пунктом находились «черные деревни» и поля, где вместо пугал стояли на высоких шестах знаки, предупреждающие о радиации. Раскачиваясь на заскорузлых колеях грязной дороги, Аркадий одолел зубодробительную сотню метров вокруг хаотично разросшихся кустов и деревьев и проехал к скученным одноэтажным домикам. Считалось, что жители всех этих домиков эвакуированы, и большинство выглядели разоренными, но другие, даже в лунном свете, предательски выдавали, что в них живут: починенный частокол, сани для заготовки дров, легкий дымок из трубы. Одеяло и свеча делали окно красным или синим.

Аркадий проехал через поселок и поднялся еще на сотню метров по дорожке, идущей между деревьями, до участка земли, огороженного низким забором. Мотоцикл, фыркнув, затих, и Аркадий прошел к могильным крестам из железных трубок, выкрашенных в белый цвет и украшенных искусственными цветами – розами и орхидеями. С момента аварии все захоронения запрещались – земля была слишком радиоактивной, чтобы ее тревожить. Именно у кладбищенских ворот спустя неделю после самоубийства Паши Иванова и нашли мертвым Льва Тимофеева.

Первый милицейский протокол был лаконичным – никаких документов, денег, часов на трупе, который обнаружил неустановленный местный самосел, а в качестве причины смерти фигурировал сердечный приступ. Несколько дней спустя причина смерти была пересмотрена и констатирована как «пятисантиметровый разрез поперек шеи острым лезвием, повредивший трахею и яремную вену». Позднее милиция объяснила неувязку примечанием, в котором говорилось, что тело было истерзано волками. Аркадию захотелось узнать, так ли это на самом деле.

Мимо тихо пролетела сова, и раздался мягкий шлепок, который, вероятно, означал оброненную мышь. Вокруг шелестела листва. Природа брала свое, несмотря ни на что.

Схематично Чернобыль можно было представить как мишень с реакторами в центре и концентрическими кругами с радиусом в десять и тридцать километров. Мертвый городок Припять располагался в пределах внутреннего круга, а старый город Чернобыль, который дал имя реакторам, находился дальше, во внешнем круге. Вместе оба круга составляли запретную зону.

Пропускные пункты блокировали дороги на расстоянии в десять и тридцать километров. Хотя чернобыльские дома считались покинутыми, здесь жили военные. Городская столовая являла собой средоточие общественной жизни зоны. Столовая выглядела как времянка. Человек двадцать расположились со всеми удобствами, остальные пятьдесят – кое-как, но и те и другие наслаждались сушеной рыбой, леденцами, орешками и чипсами. Аркадий взял арахиса и пива, скользнул в угол и стал наблюдать за парами, танцующими не то хип-хоп, не то польку. Все мужчины были в камуфляже – так называемом камо, а женщины – в свитерах, за исключением нескольких молоденьких секретарш, которые хотели выделиться из серой массы, несмотря на то что здесь такая беда. Кто-то отмечал день рождения, тосты с шампанским и коньяком следовали один за другим. Табачный дым был такой густой, что Аркадий почувствовал себя как на дне бассейна.

Ученый по имени Алекс протянул Аркадию коньяк.

– Ура! Сколько времени вы уже здесь, Ренко?

– Спасибо. – Аркадий опрокинул содержимое стакана в желудок и задержал дыхание, чтобы прийти в себя.

– Вот это правильно. Тут все стараются напиться. Не будьте педантом. Так сколько времени?

– Три недели.

– Три недели, и так нелюдимы?! Сегодня день рождения Евы, и вы обязаны подарить ей не меньше поцелуя.

Ева Казка была молодой женщиной с черными волосами, которые были похожи на шерсть мокрой кошки.

– Я знаком с доктором Казкой. Мы с ней пожали друг другу руки.

– Она была не слишком любезна? Это потому, что ваши коллеги из Москвы оказались кретинами. Сперва они лезли куда ни попадя, а потом боялись даже шаг ступить. К тому времени как вы приехали, отношения были изгажены. – Алекс был высоким мужчиной с широкими плечами пловца и длинным носом циника. Он просиял, когда в помещение вошел капитан милиции с двумя сержантами в камуфляже и вязаных шапочках. – Ваши сторонники. Они просто в восторге от ваших действий, которые тем не менее усложняют им жизнь. Вы самый непопулярный человек в зоне, знаете?

– Я?

– Обжалованию не подлежит. Вам надо оторваться от своего расследования и наслаждаться жизнью. «Где бы ты ни был, там место твое», как говорят в Калифорнии.

– Мы с вами не в Калифорнии.

– Хорошо сказано. Обратите внимание на капитана Марченко. С усами и в форме он похож на посредственного актера провинциального театра. Труппа уехала, оставив ему только костюмы. И сержантов, братьев Воропаев, Димитра и Тараса. Сдается мне, что эти парни скорее всего занимаются скотоложством.

Аркадию пришлось согласиться, что у капитана классический профиль. У Воропаев были мясистые и не по возрасту прыщавые лица и широкие, как коромысло, плечи. Отвернувшись от Аркадия, они хохотали с капитаном.

– Почему Марченко проводит время с ними? – спросил Аркадий.

– Здешний спорт – хоккей. Капитан Марченко – тренер, а Воропаи – два его фаворита. Привыкайте. Вы у всех на виду. Говорят, что вы в ссылке и московский шеф собирается держать вас здесь вечно.

– Хорошо бы мне распутать дело.

– Но у вас это не получится. Подождите, я хочу послушать это.

За соседнем столиком запели величальную Еве Казке, и лицо именинницы сделалось блаженно-тупым. Местных аналитиков описывали Аркадию по-разному – то как лучших из лучших в науке, то как неудачников, но всегда изображали дураками, потому что они были добровольцами. Алекс ненадолго вернулся к друзьям, чтобы повыть волком и стащить бутылку коньяка, а затем вернуться к Аркадию.

– Люди считают вас сумасшедшим, – продолжил он. – Вы ездите в Припять. Проклятое место. Едете через лес на мотоцикле, который светится в темноте. Вы знаете хоть что-то о радиоактивности?

– Я прошелся дозиметром по мотоциклу. Он чистый и не светится.

– Скажу вам по секрету: никто не собирается его красть. Итак, следователь Ренко, что вы ищете в этом самом заброшенном месте планеты?

– Самоселов. В частности, того, кто обнаружил Тимофеева. Поскольку фамилии я не знаю, то опрашиваю всех, кого встречаю.

– Шутите. Неужели серьезно? Вы сумасшедший. Кого у нас только здесь нет – браконьеры, сборщики утиля, самоселы.

– В милицейском протоколе говорится, что труп обнаружил местный самосел. Это говорит о том, что этот человек здесь появляется и милиционер видел его раньше.

– Какие милиционеры в Чернобыле? Взгляните на Воропаев. Они с трудом могут написать свою фамилию, а уж о протоколе и говорить нечего. Вы женаты? Дети есть?

– Нет. – Аркадий подумал о Жене, но мальчика вряд ли можно было назвать членом его семьи. Для Жени Аркадий являлся всего лишь сопровождающим в парк. Кроме того, за ним временно присматривал Виктор.