— Я тоже так считаю, — согласился герцог, — хотя и не могу отрицать, что она ужасно поступила, сбежав с человеком, пообещавшим купить ей шелковое платье и безделушки.

— Да, в приюте, куда ходил мой сын узнать, нет ли у них каких-либо известий о ней, сказали, что ее отец был распутным человеком, это и повлияло на нее, — просто объяснила миссис Мадгли. — Она была плодом любви. Я бы солгала вашему сиятельству, если бы сказала, что очень хочу видеть ее женой моего сына. Но я просто не могу без боли смотреть на него с тех пор, как он потерял ее. Она перестанет шляться, как только у нее появятся дети и свой собственный дом, и я позволю себе сказать, что смогу образумить ее, она ведь увлеклась работой на ферме, да и в приюте ее научили стряпать!

— Да, — улыбнулся герцог, оглядывая стены. — Она будет счастлива здесь. В доме моей невесты она несчастна. Там ей непривычно, и она побаивается старую леди Эмплефорд. Она часто вспоминала о вашем сыне и о вас. — Он улыбнулся. — Вы были добры к ней, она рассказывала мне об этом, и ей казалась странной ваша доброта.

Это тронуло сердце хозяйки.

— Бедная девочка! Приведите ее ко мне, сэр, и пусть она не боится, что я буду ругать ее. Что толку ругать красивую и глупую девчонку!

На дверной проем упала чья-то тень, герцог увидел, как вошел крепко сложенный парень в бриджах и сапогах, рукава его рубашки были закатаны по локоть. На флегматичном лице были широко расставленные серые глаза, глядевшие прямо в глаза герцогу. Хозяйка вскочила со стула и бросилась к сыну, ворча на него, что он не помыл руки и не одел пиджак перед тем, как войти в дом, но тот отстранил ее.

— Мистер Моффат сказал мне, что его сиятельство имеет новости о Белинде, мама.

— Да, да, но поклонись же, Джаспер! — умоляла она его. — Его сиятельство так добр, ты и не поверишь!

— В самом деле? — недобро переспросил мистер Мадгли.

— Джаспер, следи за своими манерами. Что подумает о тебе его сиятельство, глядя на то, как стоишь ты неотесанный что твой чурбан?! Его сиятельство дает пятиакровое поле Белинде в приданое.

Складки вокруг рта мистера Мадгли обозначились резче.

— Какое мне дело до этого? — произнес он. — К тому же я не знаю, по какой причине он вздумал это сделать, мама.

Герцог встал.

— Совсем не из-за того, о чем вы подумали, мистер Мадгли. Нам лучше поговорить наедине.

— Я согласен, — спокойно сказал мистер Мадгли и посторонился, давая герцогу выйти из кухни.

— Ох, дорогой мой! — обратилась миссис Мадгли к входящему на кухню Моффату. — Как бы Джаспер не обидел его сиятельство! Вы же знаете, если он что-то вбил себе в голову, его уже не переубедишь! Что с нами будет, если он скажет что-нибудь такое, на что его сиятельство обидится?

— Его сиятельство не обидится, — улыбнулся Моффат. — Он не такой заносчивый, как его дядя. Я знаю его с пеленок, я снимал его с деревьев, когда он сам не мог слезть, я учил его обращаться с ружьем, у него очень мягкий нрав, я знаю, что говорю. Они вышли пройтись потому, что его сиятельство хочет посмотреть вокруг, и я уверяю, что после их разговора Джаспер будет в хорошем настроении, а иначе я сильно удивлюсь.

Моффату не суждено было испытать удивление. Погуляв по тропинке туда-сюда и заставив поволноваться миссис Мадгли, герцог и Джаспер вернулись в дом, и было видно, что они уже обо всем договорились к взаимному удовольствию. Миссис Мадгли заметила, что с лица Джаспера исчезло мрачное выражение, прежде не покидавшее его, и расплакалась, тут же спохватилась и быстро вытерла слезы, объяснив при этом, что не может понять: сон это или явь. Такое поведение было малопонятно всем троим мужчинам, и они успокаивали ее, каждый по-своему Джаспер похлопывал по плечу, Моффат повторял «Ну будет тебе плакать, будет уже», а герцог объяснил, что он вместе с леди Хэриет вызволит Белинду из лап Филлинг как можно скорее.

Затем миссис Мадгли налила всем вина, сама с героическим усилием выпила свою порцию, и после этого герцог попрощался с хозяевами и поехал обратно в Бат, почувствовав, что у него гора с плеч свалилась.

Когда, наконец, он добрался до «Кристофера», то обнаружил, что его кузен уже уехал в Чейни. Герцог поднялся по лестнице, где его встретил Нитлбед, который принял шляпу и перчатки герцога, и предложил ему немного передохнуть, прежде чем переодеваться.

— Да, пожалуй, я так и сделаю, — сказал герцог, зевая. — Что это? — Он взял письмо со стола и увидел, что оно написано почерком лорда Гейвуда и адресовано ему.

— Человек лорда Гейвуда принес это письмо для вашего сиятельства, полчаса назад, — отозвался Нит-лбед пренебрежительно — Он сказал, что не будет ждать ответа. Жулик он, удивляюсь, как лорд Гейвуд терпит его.

Герцог вскрыл конверт и развернул письмо. Оно было коротким:

«Дорогой Сейл!

Не беспокойтесь больше о своей милой подопечной, ибо я теперь сам позабочусь о ней. Было бы величайшим грехом связать судьбу такого совершенства, как она, с каким-нибудь неотесанным мужиком из Сомерсета. Можешь наговорить Хэриет что тебе будет угодно и верь мне. Чертовски обязанный тебе, твой Гейвуд.»

В первую минуту после прочтения послания герцогу захотелось умыть руки, сбросив в себя неимоверную тяжесть устройства чужих дел. Но затем в нем начала расти холодная и непривычная ярость, и когда он поднял глаза от письма, старый слуга с удивлением заметил в них знакомое выражение, не раз виденное им у отца герцога во время редких приступов ярости. Нитлбедудаже показалось, что перед ним стоит не юный герцог, а его отец.

Герцог смял письмо в комок, его губы сжались. Взглянув на Нитлбеда, он отрывисто сказал:

— Карету и четырех хороших лошадей.

Нитлбеду был хорошо знаком этот тон, хотя никогда раньше он не слышал его из уст юного герцога. Нитлбед почувствовал страх, но его преданность заставила его попытаться возразить:

— Но, ваше сиятельство…

Однако вспышка гнева в нахмуренных глазах герцога заставила замолчать старого камердинера.

— Вы слышали? — спросил герцог.

— Да, ваше сиятельство!

— Карета должна быть готова через двадцать минут. А сейчас я поеду на Лора-Плейс, найдите мне экипаж.

Нитлбед наивно подумал, что леди Хэриет лучше, чем он сам, сможет отговорить герцога от какой-либо безумной затеи, и сказал:

— Да, ваше сиятельство! — после чего поспешил выйти из комнаты.

Герцог приказал кэбмену подождать его во дворе дома на Лора-Плейс, взбежал по ступеням парадного входа, швейцар распахнул двери и проводил герцога вверх в гостиную, где сидела у камина леди-вдова, сжимая черную трость руками в черных перчатках. Ее шляпа была украшена страусиными перьями, изгибавшимися над локонами жемчужно-серого парика. За письменным столом у окна сидела леди Хэриет, одетая для выхода, и взволнованно писала на листке почтовой бумаги. Когда швейцар объявил о прибытии герцога, она быстро повернулась, привстала со стула и воскликнула слабым голосом:

— О, Джилли!

— Ради Бога, девочка, — прикрикнула на нее леди Эмплефорд, — давай не будем изображать обморок, умоляю тебя! Можно подумать, наступил конец света! Сейл, ты пришел вовремя! Эта твоя очаровательная дуреха нашла другого бездельника, который свихнулся из-за ее голубых глаз.

— Джилли, я оказалась недостойной твоего доверия! — сказала Хэриет, мучаясь от угрызений совести. — Я так подавлена и боюсь, что заслуживаю самого страшного порицания!

Он быстро подошел к ней, взял ее руки в свои и поцеловал сначала одну, потом другую.

— Нет-нет, я никогда так не подумаю, — прои нес он. — Мне не следовало взваливать на тебя непосильное бремя!

— Вот именно! — буркнула старая леди.

— Ты все знаешь, Джилли? — спросила Хэриет, глядя ему в глаза.

— Да, знаю. Белинда снова сбежала.

— Я как раз писала тебе письмо об этом. Я ненадолго выехала с бабушкой, а когда мы вернулись, то обнаружили… Джилли, кто это — Чарли?