Ди Фалько: Кажется, ты не очень убежден в том, что утверждаешь, и это меня радует.

С удовольствием отмечаю, что образ либертина-нигилиста побледнел.

Бегбедер: Я говорю, не имея опыта, так что все лишь предположительно. Я хорошо сознаю, что проглотить пилюлю было бы непросто.

Мы уже затрагивали вопрос верности в главе про общество, но я на мгновение вернусь к нему, чтобы подчеркнуть реалии, на которые не стоит закрывать глаза. В нашей цивилизации эфемерных желаний нет ничего невозможного в том, чтобы пресытиться телом, продолжая все же любить человека, и искать встреч с кем-то на стороне. Можно ведь представить себе потребление двух продуктов одновременно. Йогурт и крем-брюле, вместе или по очереди. Понимаю: так говорить ужасно, однако это реальное положение вещей. В наши дни любовь становится все более мимолетной, пары легко расстаются, и я убежден, что желание – тот же скоропортящийся продукт: со временем оно ослабевает.

Бог, кажется, создал нас по своему образу. Так будем пользоваться нашим телом – божественным, прекрасным, не превращаясь тем не менее в его рабов. А если секс может укрепить любовь, тем лучше!

Ди Фалько: Достойно сожаления, что смешиваются любовь и желание, и меня поражает, что ты говоришь о «другом» как о предмете удовольствия. Человек не вещь.

Ты играешь выражением «человек – образ и подобие Божие» как аргументом, хотя всем известно, что смысл этой метафоры не имеет отношения к назначению тела.

Некоторые пользуются своим телом так же, как животное, которое хочет спать и спит, хочет есть и ест, реагируя только на инстинктивные побуждения. Человек – это все же нечто большее! У нас есть понимание, разум, контроль.

Бегбедер: Может, нам стоит поменьше морализировать и легче мириться с животным началом в себе?

Ди Фалько: Это «животное начало» (оставляю за тобой выбор выражения, которое мне не нравится), погоня за удовольствием во что бы то ни стало – удовольствием, а не счастьем, – удаляют людей от Бога… если только не наоборот: отдалившись от Бога, люди возвращаются в своем поведении к животному состоянию. Торговля телом, которое рассматривается как товар, обретает сегодня неслыханные масштабы. Проституция никогда не достигала такого размаха, как теперь, с вовлечением все более юных существ, нахлынувших с Севера, Востока, из Африки. Может быть, раньше та христианская мораль, против которой ты выступаешь, защищала молодых людей менее богатых стран, чем наша.

Бегбедер: Я против этого рабства, против торговли девушками, и если я все же поддерживаю открытие публичных домов, то дело в том, что таким образом проституцию легче контролировать, как происходит в Голландии, Германии и т. д., а вместе с тем уменьшается опасность для девушек попасть в зависимость от сутенеров. Я за то, чтобы разрешить любые сексуальные действия между взрослыми людьми при условии добровольности. Точно так же я поддерживаю порнографию и секс-шопы. Относительно довода, суть которого в том, что телевидение и специализированные магазины превращают секс в банальный факт, а в результате появляются новые буйные душевнобольные, то, не будучи криминологом, можно утверждать и обратное. Если маньяки удовлетворяют свои порочные склонности, созерцая изображения в видеофильмах категории X, быть может, это удерживает их от перехода к действиям.

Ди Фалько: Все же мне представляется, что пятьдесят лет назад серийных убийц было меньше.

Бегбедер: Тогда не было такой широкой информации о происшествиях… Я выдвигаю всего лишь интуитивные гипотезы. Не выдаю себя за специалиста. В чем я не сомневаюсь, так это в том, что сокрытие истины за непроницаемой стеной безнравственнее, чем нынешний эксгибиционизм. По-моему, молчание опаснее, чем полная прозрачность.

Возьмем для примера гомосексуализм: множество мужчин и женщин переживали тяжелые психологические проблемы, подавляя или со стыдом скрывая свою любовь к лицам того же пола. К счастью, сегодня в Европе и те и другие могут свободно раскрывать свои возможности, занимать важные общественные посты, избираться мэрами, депутатами, сенаторами, назначаться министрами. Это показывает, насколько развилась способность принимать другого с его отличиями.

Ди Фалько: Это правда, и я добавлю, сколь важно обличать враждебность к гомосексуалистам. Смущает меня вот что: демонстрация боевой активности и стремление убедить общество в том, что разнополые и однополые пары ничем не отличаются.

Семью составляют мужчина и женщина, а не двое мужчин или две женщины. В природе царит взаимодополнительность, в ней – источник жизни. Союз подобных бесплоден. Гомосексуалисты не выбирали своего естества и не заслуживают, чтобы их в чем-либо ущемляли или относились к ним агрессивно.

Бегбедер: Значит, ты отрицаешь их право любить друг друга, жить совместно, вступать в брак?

Ди Фалько: Кто я такой, чтобы отрицать его? То, что представители одного пола могут любить друг друга, нравится это кому-нибудь или нет, – реальность. Однако несколько аспектов мешают мне принять «весь пакет» целиком – совместную жизнь, PACS,[76] брак и в особенности усыновление детей… именно этот пункт прежде всего вызывает у меня вопросы. Можно понять, что люди хотят воспитывать детей, что от прежних гетеросексуальных отношений у них есть дети, которых они растят до совершеннолетия. Однако я по-прежнему думаю, что для гармоничного развития ребенку необходимо иметь рядом с собой мать и отца, а не двух женщин или двух мужчин. Мы говорим о праве, но что мы делаем с правами ребенка? У нас еще нет достаточной временной дистанции, позволяющей утверждать, что никакие последствия не угрожают психологической уравновешенности ребенка, воспитанного однополой парой.

Что касается брака, не будем о нем говорить. Рассуждения политиков, которые его поддерживают, представляются мне демагогией. Возможно расширение области действующих законов с тем, чтобы оградить от преследований лиц, пожелавших жить совместно. Но не следует говорить о браке, который имеет совсем иной смысл и в обществе, и в Церкви.

Бегбедер: Что до ребенка, думаю, он как-нибудь выпутается из трудностей, лишь бы его любили. В этом отношении я настроен более оптимистически, чем ты. Но если говорить о желании однополой пары воспитывать детей, усыновлять их, заключать контракт о совместной жизни, тут я воздерживаюсь, подобно тебе, но, возможно, по другим причинам. Мне непонятно, почему геи, которые представляют движение скорее оппозиционное, хотят жить буржуазной семьей, по образцу классического «гетеро»-брака. Остается предположить, что тут замешаны экономические, фискальные, пенсионные или наследственные интересы. Но это уже совсем не так романтично. Жан Жене перевернулся бы в гробу от таких новостей![77]

Я прекрасно знаю, что они способны любить друг друга, а при взаимной любви люди хотят идти дальше вместе, строить жизнь вдвоем. Если это принесет им счастье, я ничего не имею против. И мне жаль, что Церковь их отталкивает.

В конце концов, наблюдая испокон веков губительные последствия разнополых браков, мы должны, быть может, дружно поддержать браки гомосексуалистов?

Ди Фалько: Церковь не отвергает лиц гомосексуальной ориентации. Однако она не признает PACS, а тем более – однополый брак. Кроме того, мы придаем разный смысл понятию «брак». Что касается определения групп людей по признаку сексуальной ориентации, оно упрощает сложность человеческой личности.

Бегбедер: У англикан ведь есть епископ-гомосексуалист. Заключаются церковные браки между гомосексуалистами.

Ди Фалько: Действительно, иногда мы сталкиваемся с деликатными ситуациями, особенно когда они касаются детей. Поясняю: как-то один человек (из среды моих внецерковных знакомых) попросил разрешения поговорить со мной конфиденциально. Он объяснил, что живет с другом и они хотят усыновить ребенка. Поскольку для однополой пары это не разрешено законом, он осуществил задуманное самостоятельно. «Я христианин, верующий, – сказал он, – и хотел бы, чтобы мой ребенок был крещен, так как собираюсь дать ему христианское воспитание».