Но она только мило болтала и улыбалась, а потом они расстались. Завтра она начнет поиски того, что еще осталось в ней от прежней Розмари Дауни.

Фрэнсис уже сидела в баре, когда Розмари закончила программу и ушла, из вежливости задержавшись в студии минут на десять. С этого дня наступали рождественские каникулы.

– Может, прокатимся куда-нибудь вдвоем? – спросила Фрэнсис. Она взяла со стойки две чашки кофе, они нашли свободный диван и сели.

– Я не могу оставить маму одну. Вообще-то я надеялась, что ее пригласит Джонатан, но она наотрез отказалась ехать в Бирмингем. Ей плохо приходится в последнее время. Мама так привыкла жаловаться на здоровье, что, когда оно действительно пошатнулось, это застало ее врасплох.

– А что говорит врач?

– Что ей надо отдохнуть. Где-нибудь на юге.

Фрэнсис засмеялась.

– И это он советует человеку, который почти не выходит из дома.

– Вот именно.

Потом Фрэнсис вопросительно посмотрела на Розмари.

– Ну так что же?

– О чем ты?

– Не притворяйся. Во что еще ты влипла?

Она все рассказала Фрэнсис и снова сгорала от стыда. Сначала Розмари с трудом подбирала слова, но потом стала говорить взахлеб в стремлении как можно скорее добраться до конца. Когда она закончила, Фрэнсис только рассмеялась.

– Что тут смешного, черт возьми? Я чувствую себя так, словно сошла с ума.

– И ты никогда раньше не делала ничего подобного? – спросила Фрэнсис.

– Господи, конечно же, нет. Я бы тебе рассказала. Сколько лет мы с тобой знакомы!

– А в ранней юности?

– Нет. Никогда. – Розмари с удивлением взглянула на подругу. – Мне кажется, что на тебя это не произвело особого впечатления. А я думала, ты тут же отвезешь меня домой и уложишь в постель.

Фрэнсис разразилась таким смехом, что на нее стали оборачиваться.

– Радость моя, ты путаешь меня с твоей матушкой. А вот я как-то раз исцарапала машину одного человека, который в это время трахался с моей подружкой. И имя оставила, чтобы месть выглядела более полной.

Розмари искренне поразилась.

– Сколько тебе было? – прошептала она.

– Семнадцать, – заговорщицки подмигнула Фрэнсис. – А ему – двадцать пять. Женатый мужчина и перепробовал весь наш шестой класс.

Розмари задумчиво сказала:

– Ты что, хочешь, чтобы я радовалась тому, что случилось?

– А тебе действительно надо радоваться. Это первое проявление жизни за последнее время.

Они съели по порции спагетти в ночном баре и разъехались по домам.

– Жди меня в сочельник, – дрожа от холода, крикнула Фрэнсис, которая никак не могла найти ключи от машины.

Розмари помахала ей рукой и поехала домой. Джоанна еще не спала, она смотрела телевизор в гостиной. Розмари заглянула к ней.

– Привет, Джо. Кто-нибудь звонил?

– Три раза. Один раз – Элла, а два – ничего не было слышно.

Джоанна выключила телевизор и вслед за Розмари направилась на кухню.

– Теперь вы выглядите гораздо лучше, – улыбнулась она. – Вы, наверное, рады, что можно отдохнуть.

– Я вдруг поняла, что с нетерпением жду Рождества.

Джо села за стол и некоторое время наблюдала, как Розмари бесцельно слоняется по кухне.

– Что говорит Элла? – спросила Розмари.

Джо ответила:

– Передает привет. Она позвонит в первый день Рождества. Я завтра к ней еду, хорошо?

– Конечно.

Наконец поздравления были разосланы, подарки упакованы и перевязаны ленточками, свечи на рождественском дереве укреплены, а букеты остролиста поставлены в вазы – словом, все было готово к Рождеству. В сочельник Розмари привезла мать в Уимблдон, следом приехала Фрэнсис.

Праздник получился мирным, тихим и успокаивал душу.

– Как раз то, что мне было так нужно, – вздохнула Фрэнсис уже ночью. – Год выдался просто кошмарный.

В первый день Рождества, когда Розмари собиралась на вечер к Фрэнсис, из Лос-Анджелеса позвонил Том.

– Я не упел вовремя пожелать счастливого Рождества.

– Но у нас Рождество еще не кончилось, – засмеялась она в ответ. – Мы празднуем по меньшей мере две недели. Я сейчас как раз собираюсь в гости к Фрэнсис.

– Передай ей привет. И скажи, что я надеюсь увидеться с ней весной.

– Ты собираешься приехать?

– Обязательно приеду. В конце февраля.

– Устрой так, чтобы быть здесь первого марта – на мой день рождения.

– Обещаю.

В канун Нового года – самый нелюбимый праздник в году для Розмари (если это вообще можно назвать праздником, не раз говорила она Фрэнсис) – у нее собрались гости. В первый раз за все время со своего дня рождения она принимала в доме столько народу – человек десять. Обед она приготовила сама, а Фрэнсис взяла на себя труд смешивать мартини.

– Розмари, детка, как ты думаешь, можно завтра уже снять все эти украшения? У них такой вид, будто они вот-вот расползутся от сырости, – сказала Фрэнсис, в десятый раз подняв с пола открытку.

– Клей размягчается от тепла, – машинально ответила Розмари. – Господи, я действительно совсем как мама. Я это говорю каждый год.

В двенадцать, как всегда, все стали целоваться и обмениваться банальностями, вроде: «Ну, хуже, чем этот, быть не может». Или: «Попомните мои слова, будет еще хуже». А телевидение, как обычно, возвестило наступление Нового года плохонькой развлекательной программой.

Потом все кончилось – к часу из гостей осталась одна Фрэнсис. Они загрузили посудомоечную машину, заварили чай, выставили на стол бутылки и, зевая, сели перед умиравшим янтарным пламенем камина. От каждого движения с рождественского дерева осыпались иголки, а с остролиста, стоявшего на каминной полке, то и дело падали на пол сморщенные красные ягоды.

– Слава Богу, проехали. – Фрэнсис отказалась от чая и пила бренди.

– По-моему, тебе надо остаться, – предложила Розмари. – Лучше не садиться за руль, ты слишком пьяна.

– Спасибо, радость моя. – Она взглянула на Розмари, потом снова стала смотреть на огонь. Лицо у нее пылало от огня и слишком большого количества съеденного и выпитого.

– Тебе стало лучше? – спросила Фрэнсис через некоторое время. Она сидела вытянув ноги и вертела в пальцах рюмку с бренди. От туфель она избавилась уже давно.

– Лучше? – переспросила Розмари, подняв глаза.

– У тебя это прошло? Я не говорю, что без следа, но все-таки прошло?

Розмари на минуту задумалась, потом ответила:

– Мне стало спокойнее. Но хорошо бы он не появлялся. Я думаю, что не смогла бы сейчас не принять его.

Второго января позвонила Элла.

– Ма, прими мои запоздалые поздравления с Новым годом. Здесь сплошные празднества. Джо завтра выезжает к тебе.

– С Новым годом, дорогая. Много приглашений?

Элла страдальчески промычала:

– Не напоминай мне об этом. Устала до чертиков. Послушай, ма, как ты? – Голос у нее был серьезным. – Я имею в виду насчет Бена?

– О чем ты? Ты опять его видела?

– Просто… Ох, черт, Джоанна считает, что не надо говорить, но я тебя лучше знаю, и мне кажется, что надо.

Спокойствие, которое царило в душе Розмари последние несколько недель, стало ее покидать. Она села и приложила трубку к другому уху. – Конечно, скажи, – попросила она, чувствуя, что голос не выдает ее волнения.

– Там был несчастный случай. В Новый год. Он сейчас уже в Лондоне, в больнице. Это глазная больница в Ист-Энде.

– Что случилось? Какой несчастный случай? И как ты узнала? – Мысли вихрем проносились у нее в голове.

– У него что-то с глазом. Они снимали в павильоне для Би-би-си, и его задело взрывом. Возможно, он потеряет глаз. Я подумала, что надо тебе сказать. Эдакое библейское возмездие – око за око и все такое.

– Элла, это не смешно!

– Извини, ма, я пошутила. Джо меня уже ущипнула.

Розмари снова спросила:

– Откуда тебе это стало известно?

– Он пригласил одну из наших девушек на рождественское шоу, и она мне сказала, потому что знала, что мы знакомы.