Она провела программу. Никаких срывов. В десять она начала прощаться.

– Вам понадобится машина? – спросил продюсер.

Прошли те времена, когда со студии увозили в роскошных лимузинах. Появилось много телевизионных компаний, меньше денег тратится на престижную мишуру. Телевидение стало совсем другим.

– Нет, Джордж, спасибо, – улыбнулась она. – Я сегодня на своей машине.

Она вывела с подземной стоянки седан, дала чаевые смотрителю и, не в силах думать ни о чем другом, поехала по направлению к Стоквеллу, положив на сиденье рядом с собой раскрытый дорожный справочник.

Она нашла улицу и многоквартирный дом. Квартира 12а была на первом этаже. В деревянном ящике под окном клонились мертвые герани, к застекленной двери вели несколько ступенек. Она развернула машину, остановилась на противоположной стороне улицы напротив дома, выключила мотор, погасила фары и стала ждать. Было почти одиннадцать – Джоанна, наверное, недоумевает, почему ее так долго нет. Может быть, она решит, что Розмари пригласили куда-нибудь на ужин.

Она ждала, не сводя глаз с квартиры Бетси, гадая, кто там внутри. Окна были освещены. Она представляла себе квартиру – маленькая, тесная. Может быть, Бетси делит ее еще с одной девушкой. Там ли Бен? Часто ли он здесь бывает?

Около полуночи подъехало такси, из которого вышли две девушки. Розмари всматривалась и, несмотря на скудно освещенную улицу, узнала Бетси. Она расплачивалась, а другая уже спускалась по ступенькам. Дверь открылась, изнутри квартиры послышался мужской голос. Бетси радостно взвизгнула, сбежала по ступенькам, дверь закрылась, снова на пустынной улице наступила тишина. Потом из соседнего дома послышалась музыка – громкая, джаз. Вдруг из-за облаков показалась луна, осветив улицу. Там, на другой стороне дороги, у дома Бетси, стояла машина Бена с заляпанными грязью номерами. Она смотрела на нее, вжавшись в сиденье, дрожа, желая, чтобы это была не его машина или чтобы он сейчас появился, крикнув «до свидания», и уехал отсюда, от Бетси, уехал в Уимблдон. «Мне нужна только ты, Рози, только ты».

Луна снова скрылась. Она вышла из своего седана, бросилась через дорогу к «метро». Она стояла у машины, трогала ее, даже сквозь закрытые дверцы ощущая запах Бена. Она всматривалась внутрь, ища какого-нибудь знака, что Бен все еще принадлежит ей… Она дрожала на холодном декабрьском ветру. На другой стороне улицы, в окне дома, сияла огнями рождественская елка. Но венка на дверях, как это принято, не было. Она вспомнила, как они с матерью однажды купили фуксию и повесили кашпо на террасу. Они лишь выпили кофе и налили воды в лейку, а когда вернулись на террасу, чтобы полить новый цветок, он уже исчез, и только хлопнула садовая калитка. Мать была в ярости…

Розмари совсем замерзла, но не смела отойти от машины, ей так хотелось, чтобы он почувствовал ее присутствие и появился на пороге. «Делай со мной что хочешь, Бен, мне теперь все равно. Я согласна делить тебя с кем угодно. Я здесь, неужели ты этого не чувствуешь?» Но никто не вышел из дома, дверь не открылась. Только музыка, фонари, холод и одиночество лондонского пригорода… Был час ночи. Музыку выключили, люди легли спать. Бен и Бетси, вероятно, занимались любовью за этой дверью. Теперь она стояла у перил, стараясь что-нибудь услышать, но внутри дома было тихо. Светилось только одно окно, скорее всего – кухня. Она так надеялась, что они просто едят, разговаривают. Что они не прикасаются друг к другу, что Бетси не извивается под тяжестью его тела, не стонет, как стонет она сама… А может быть, он говорит Бетси, что любит ее, может быть, они целуются, не могут отвести друг от друга глаз, полных страсти.

Она наклонилась через перила и коснулась руками гераней, без труда вырвала холодные мертвые цветы, бесшумно, настороженно ступая, разбросала их по ступенькам, под окнами.

Закрыв перепачканными землей руками лицо, Розмари с удивлением поняла, что плачет. Она побрела обратно к машине. Высокий каблук застрял в водосточной решетке, туфля соскользнула с ноги и там и осталась. Ей часто приходило в голову, какие удивительные эпизоды человеческой судьбы могут стоять за брошенной на улице обувью. Теперь вот здесь остался кусочек ее собственной истории: туфля, которую выбросит в мусорную кучу дворник или, может быть, подберет ребенок по дороге в школу или церковь. «Мам, смотри, что я нашел!» – «Немедленно выбрось. Мало ли кто ее носил».

Потом она вернулась к машине Бена. Какое послание, какой знак могла она ему оставить? «Бен, я была здесь. Я чувствовала тебя с ней, ваши, сплетенные воедино тела. Это я должна была быть на ее месте». И, в одних чулках сидя на корточках на грязной мостовой, Розмари проколола ему все шины. Так ведет себя неразумный подросток, которого недовольство жизнью толкает на злую шалость.

Было два часа. Она поехала домой. Онемевшая от холода, онемевшая от горя.

Джоанна на кухне говорила по телефону с Эллой. Когда появилась Розмари, она застыла с открытым ртом. На другом конце провода Элла испугалась:

– Что случилось, Джо? Почему ты молчишь?

Джоанна, провожая взглядом Розмари, которая плюхнулась на стул, ответила в трубку:

– Это твоя мама. Ничего страшного, но похоже, что она где-то упала… Розмари, это Элла. С вами ничего не случилось?

Розмари взяла трубку.

– Что случилось, ма?

– Ничего. Просто я сломала каблук и упала. Ничего особенного. – Она передала трубку Джоанне.

– Я во всем разберусь, – заговорила Джо. – Позвони мне завтра, ладно? Приеду на уик-энд. Я передам твоей маме, что ты сказала о Бене. – Она повесила трубку.

Розмари нахмурилась.

– О Бене? Что сказала Элла о Бене?

Джоанна включила чайник.

– Приготовлю чай. – Потом, немного погодя, объяснила: – Элла случайно встретила его в Глазго. Он там снимается. Кажется, для Би-би-си. Она вам завтра сама расскажет.

Розмари в изумлении уставилась на нее.

– Бен? В Глазго? Но я думала… – У нее прервался голос.

– Что? – спросила Джоанна.

Розмари замотала головой.

Джоанна, как вежливая девушка, не настаивала. Она приготовила чай, добавила в кружку меду, поставила перед Розмари и стала ждать.

– Нет, хватит, – произнесла наконец Розмари, потом улыбнулась смущенной Джоанне и повторила: – Хватит.

Завтра какой-то неизвестный мужчина или женщина выйдет из дома и попробует уехать на машине с четырьмя спущенными шинами, на чем свет стоит кляня негодяя-подростка. Она отправилась спать, сгорая со стыда и чувствуя себя полной дурой. Бен в Глазго. Элла его там видела. И кто-то другой ездил по Лондону на старом «метро» с заляпанными грязью номерами. Она надеялась, что в один прекрасный день сможет увидеть смешную сторону всей этой истории.

Будильник поднял ее в семь. Некоторое время она лежала, глядя в потолок. В спальне было холодно – она подумала, что надо переставить таймер в отопительной системе, чтобы она включалась в шесть. Пожалуй, скоро придется топить весь день, чтобы не замерзнуть. А через несколько месяцев ее ждет неприятное испытание – день рождения. Что может быть приятного, когда исполняется пятьдесят один? Она почувствовала, что радиатор за кроватью начинает нагреваться. На стуле лежала смятая одежда, которая была на ней вчера, туфлю она бросила в корзину для бумаг.

Розмари дотянулась до халата, встала, оделась, включила душ и стала ждать, пока нагреется вода. Почистила зубы, склонившись над раковиной, подняла глаза и увидела себя в зеркале. Остатки вчерашней косметики выглядели как гротескный грим. У нее был изможденный вид, и чувствовала она себя соответственно. Надо было идти к парикмахеру, встречаться с толпой новых участников программы, у которых еще горят глаза от проведенной в трехзвездночном отеле ночи.

Розмари приняла душ, оделась и накрасилась. Спустившись вниз, она застала в кухне Пат, которая окинула ее внимательным взглядом.