Эрин выехала с ранчо и предоставила Кемосабе свободно брести по зеленой долине к вершине холма. С тех пор как уехал Денни и она должна была снова сама ухаживать за лошадью, они с пестрым конем пришли к согласию.

Они с Тимми будут кормить его, а Кемосабе перестанет смотреть на нее с немым упреком; после тех нескольких мгновений в корале лошадь не сделала ни одного неверного движения.

Если бы только Эрин могла так же легко, как справляется с лошадью, при помощи нескольких морковок и яблока, стереть из своей памяти то затравленное выражение, которое было в глазах Денни.

Поцокав, Эрин пустила лошадь галопом.

Денни собирался вскоре отправить Кемосабе на какое-нибудь родео, где он снова примет участие в состязаниях по ловле арканом с одним из приятелей Денни, который взял лошадь напрокат и обещал поделиться призовыми деньгами. Тимми будет убит горем.

Тропинка, извиваясь, поднималась вверх, и в разреженном горном воздухе даже в ранний жаркий июльский вечер дышалось легко. Говорили, что чем выше в горы, тем воздух становится все чище, и фотографам приходилось пользоваться светофильтрами, чтобы не засветить пленку. Горы – это ее стихия, а когда-то прежде они были такими же родными и для Денни.

Она все еще не решила, поедет ли к нему на Дни границы. Может быть, здесь, будучи наедине с холмами, она найдет ответ? Эрин глубоко вдохнула аромат сосен, полевых цветов и воды из небольшого прозрачного ручейка, который серебристой лентой извивался среди холмов и искрился на солнце. В лучах заходящего солнца поток стал золотисто-серебряным, и Эрин показалось, что в горах она нашла давно заброшенную материнскую жилу, которая поможет ей решить все ее проблемы – оплатить счета, сохранить «Торговый центр Биттеррут», охладить гнев всякий раз, когда она будет думать о Денни. Эрин непроизвольно улыбнулась, вспомнив, как в детстве они с Денни часто ездили вдвоем на его любимой кобыле по этой самой тропинке.

– Посмотри, Эрин, – указал он на ручей, – это поток золота. Мы богачи!

– Это только свет.

– Нет, это чистое золото. – Он пустил кобылу в галоп, так что Эрин чуть не свалилась с нее и крепче обвила руками его талию. – У тебя будет весь мир.

Сухожилие лошади полностью зажило, и Эрин заставила ее двигаться быстрее. Она вдруг почувствовала, что будет скучать по Кемосабе, когда его увезут. Как приятно выбраться на природу, ощущать под собой упругую, сильную спину лошади, прочь от магазина и всех остальных забот, пусть ветер развевает ее волосы и горы подступают все ближе!

Добравшись до землянки, где она чувствовала себя ближе всего к Денни, она соскользнула с голой спины Кемосабе, отпустила его пастись, а сама предалась воспоминаниям.

Предки Денни обосновались на этой земле, объявив ее своей собственностью, и устроили землянку в склоне холма, чтобы пережить первую суровую зиму.

Теперь Монтана стала другой, как и их любовь столетней давности, но здесь все выглядело, как прежде.

Сколько раз, будучи девочкой, она приходила сюда одна или с Денни, очень редко с Кеном. Это было ее тайное убежище, место ее игр и мечтаний. И однажды она перестала быть маленькой девочкой, а Денни перестал быть подростком. Как-то вечером он поцеловал ее на верхушке чертова колеса, и после этого легкие поцелуи его уже не удовлетворяли.

Дойдя до землянки, она просунула руку сквозь полуразвалившуюся раму единственного окна, толкнула скрипучую дверь на ржавых петлях и вошла внутрь – темно и сыро, как в подвале ее магазина. Ей в ноздри ударил запах земли и плесени, она услышала стук коготков по утоптанному земляному полу, но не выбежала наружу.

«Отец запрещает здесь играть, – сказал ей Денни, когда она в первый раз взяла его с собой, – он говорит, что землянка может обвалиться, но ты поможешь мне укрепить ее».

Годами она приносила сюда выброшенные тарелки и стаканы, притащила старую красную клетчатую скатерть, которую Мег отправила в мусор, и шерстяное одеяло… Крошечный дом, где она жила с Гарретом, никогда не казался ей таким уютным. А это был ее собственный дом, ее и Денни.

Она потерла голые плечи, которые уже начали замерзать, и, став на пороге открытой двери, сквозь которую в землянку проникал вечерний свет, явственно увидела их обоих – восемнадцатилетнего Денни, высокого и худого, и пятнадцатилетнюю Эрин, стройную и расцветающую…

Вдвоем верхом без седла они поднимались к вершине холма, болтали и смеялись, а иногда слова были не нужны. Они приходили туда и в дождь, и в ясную погоду, а однажды, в тот самый раз, чуть было не оказались на холме в ловушке из-за первого снегопада.

«Нужно вернуться, – сказал Денни. – Если отец обнаружит, что нас обоих нет, он взбесится как черт из-за того, что мы ходим сюда. Я думаю, Кен знает об этом, и если мы…»

«Замолчи», – прервала его Эрин и, пока он разводил огонь в старом очаге, расстелила одеяло, позаимствованное из бельевого шкафа Мег.

Сближение происходило медленно, одно прикосновение, сперва случайное, один мимолетный поцелуй…

Эрин вошла в землянку и убедилась, что одеяло все еще лежит на самодельной лавке у стены, и стаканы, которыми они пользовались, остались стоять на металличе-ской полке. Она взяла один из них, провела пальцем по краю стакана и представила, как Денни подносил его ко рту, а потом представила, как его губы, еще влажные, касаются ее груди.

Позволь мне просто обнять тебя и поцеловать.

Заключив ее в объятия, он опустился с ней на одеяло, и они легли рядом, вместо того чтобы сидеть и болтать, уплетая еду, которую принесли с собой из дома.

Только на минутку.

Пошел снег, но они этого не замечали. Его поцелуи становились более настойчивыми, манящими, соблазняющими; дыхание Эрин стало прерывистым, как и у Денни, она больше не могла сопротивляться.

В течение двух лет Денни весь сезон проводил в разъездах. Он сделал себе имя в родео, участвуя в соревнованиях с арканом и изредка в скачках на быках, которые пугали Эрин, но все больше и больше увлекали Денни. Из-за этого у них произошла первая ссора. «Быки вместо волов, – ответила Эрин, – а это означает опасность». Но она боялась, что если не поддержит его, как не поддерживал его Хенк, Денни вообще перестанет приезжать домой.

Его рука нашла ее грудь, и он большим пальцем поглаживал сосок сквозь тонкий хлопок блузки.

«Денни, покажи мне, – прошептала она ему в самое ухо, – покажи, что такое любовь».

Поставив стакан на место, Эрин сложила выцветшее одеяло, убрала его на полку и вышла. Она села спиной к землянке и вспоминала его кожу и ее цвет при свете огня в очаге, тяжесть его тела, пронзительную боль в первый момент, а затем первое безумное наслаждение, его нежные слова благодарности и страстной мольбы и свои собственные слова, полные ответной признательности.

Я люблю тебя, Денни, и буду любить всегда.

В этой темной, сырой землянке она потеряла свою девственность, но в этот снежный день она всей своей душой любила Денни Синклера. Что же случилось с их любовью? С обещанием Денни подарить ей весь мир с рекой золота?

Эрин позвала Кемосабе, взяла поводья, забралась ему на спину и поехала вниз, в долину, а солнце бросало на их спины свои золотые лучи.

Она поедет в Шайенн, пусть Тимми утешится, пусть проведет время с отцом, которому он тоже нужен; она снова будет смотреть, как Денни ездит верхом, и снова бояться за него; со временем она перестанет думать о потерянной любви и наконец сможет устроить свою жизнь.

Свое название штат Монтана получил от испанского слова «гора», на этом языке «родео» означает «загонять скот», и Эрин хотелось, чтобы состязание в Вайоминге, которое станет для нее тяжелым испытанием, закончилось удачно для Денни – победой над животным, хотя в глубине души она все же чувствовала холодный страх.

Стараниями организаторов родео город Шайенн, причудливая смесь модерна и викторианского стиля, выглядел весьма приветливо. Публика на арене Пограничного парка шумно требовала представления, однако Эрин этого не замечала. Мимо них прошел продавец с картонным лотком, полным сахарной ваты, но сладкий запах вызвал у Эрин только тошноту. Он напоминал запах серы с соседнего нефтеперерабатывающего завода. Зато Тимми сразу почувствовал голод.