Было у тигра двое приближенных: леопард и шакал. Каждый раз, задрав добычу, тигр сперва насыщался сам, а затем позволял леопарду с шакалом подобрать объедки. Как-то раз тигру случилось убить сразу трех животных: крупное, среднее и маленькое.

— Как же мы их поделим? — спросил тигр у своих приближенных.

— Проще простого, — ответил леопард. — Самую крупную добычу ты возьми себе, средняя достанется мне, ну а меньшую отдадим шакалу.

Тигр ничего не сказал, а ударом лапы растерзал леопарда.

— А теперь как мы их поделим? — снова спросил он.

— О, властелин! — ответил шакал, — меньшую часть ты возьми себе на завтрак, большую — на обед, а среднюю — на ужин.

Тигр удивился.

— Скажи мне, шакал, у кого ты научился такой мудрости?

Шакал слегка замялся, а потом смиренно ответил:

— У леопарда, о властелин…

Чтобы не скучать, я взял в дорогу экземпляр «Панчатантры» и вечером в маленькой гостинице в Ришикеше на берегу Ганга, стал перед сном читать некоторые истории о животных из этого занимательного сборника. По преданию, более тысячи пятисот лет назад их написал один старый отшельник для трех невежественных и нерадивых царевичей, желая преподать будущим правителям некоторые уроки житейской мудрости.

В Ришикеш я приехал из Дели; наутро мне предстояло продолжить путь в Дехра-Дун для встречи с известным врачом-аюрведистом. Говорили, будто у него есть совершенно необычное средство для лечения рака.

Что впечатляло в этих древних сказках о животных, так это полное отсутствие прописной морали, как в наших баснях. У них была другая цель — научить борьбе за выживание, исходя из беспристрастного наблюдения за жизнью. Возможно, выводы, к которым старый отшельник неназойливо подводил царевичей, не слишком вдохновляли, но, безусловно, содержали зерна мудрости.

А я? Разве я не пришел к некоторым выводам о своей жизни за последние годы? Скитаясь по миру в поисках врачей, знахарей, наставников, я понял, что бессмысленно продолжать странствия, что панацеи не существует и единственное, что следует делать, — это жить более осознанно, по возможности, более естественно. Есть умеренно и только здоровую пищу, правильно дышать, контролировать свои запросы, максимально сократить потребление, держать в узде свои желания и этим расширять границы собственной свободы. Так что же я здесь делаю? Зачем отправляюсь на поиски очередного целителя, неизвестно какого по счету?

Отправиться в эту поездку меня подтолкнула не столько надежда на исцеление, сколько старая журналистская страсть, то наслаждение, которое испытываешь от дороги, чтобы узнать, есть ли что-то стоящее в истории, о которой только читал или от кого-то слышал. А тут история была и впрямь интересная.

В отличие от «врача» из Какинады или от молодого Махадевана, Вайдия Баленду Пракаш был знаменит. Им интересовалась пресса, правительство наградило его престижным орденом, он пользовался покровительством тогдашнего президента Индии; среди его пациентов был английский мультимиллионер сэр Джеймс Голдсмит, который выделил ему свой вертолет и пригласил в Европу. Слава Вайдии Баленду Пракаша началась в 1987 году, когда ему удалось вылечить от лейкемии пакистанского мальчика двух с половиной лет, признанного неизлечимым в одной крупной лондонской больнице; история попала тогда на страницы всех газет.

Исключительный характер его терапии заключался в том, что Вайдия Баленду Пракаш пользовался только металлами. Мысль о том, что металлы играют важную роль для телесного здоровья, присутствовала во всех цивилизациях. Медные кувшины, в которых наши бабушки все еще держат воду, и чугунные сковородки — это свидетельство древней мудрости, которой пренебрегла современная промышленность, выпускающая посуду гораздо более практичную, но в ущерб здоровью.

Но одно дело использовать металлы для изготовления кухонной утвари, и совсем другое — употреблять их как лекарства. Для западной медицины это прямой путь к отравлению, тем не менее, Вайдия Баленду выбрал его для своих пациентов. Сложнейшим способом, описанным в некоторых аюрведических текстах, он измельчал металлы, а полученный порошок давал больным. Я читал, что он чаще всего использовал ртуть, и это была еще одна причина, по которой я хотел с ним встретиться. Ртуть, согласно индийской мифологии, — это сперма Шивы, «семя чистого познания». А что, если в системе Вайдии Баленду Пракаша кроется больше, чем кажется на первый взгляд? Так же, как, допустим, в алхимии?

Тысячи лет назад жрецы и колдуны таких разных цивилизаций, как майя, китайская, древнеегипетская, индийская, уже пытались превратить обычные металлы — свинец и медь, в драгоценные — серебро и золото. Это тайное искусство, впоследствии названное алхимией, было частью вечного стремления человека узнать больше о себе самом. Алхимическое облагораживание металлов, возможно, было способом иносказательно изобразить тайну духовного преображения; процесса, связанного с эзотерическим знанием, доступным только через долгие и ответственные процессы инициации. Не случайно язык алхимиков зашифрован, полон тайного смысла. Когда говорилось, к примеру, о том, чтобы «убить» низкий металл для последующего «возрождения» в виде золота, то за этим могло крыться: убей в себе низкое «я», собственное «эго», чтобы родилось другое, высшее «Я» чистого познания — Атман.

В Китае алхимия стала составной частью даосской традиции, в которой, возможно, за поисками «золота бессмертия» скрывались поиски не «металлургического» свойства. В Европе алхимия превратилась в искусство готовить лекарства при помощи магического средства, позже названного «философским камнем». Лекарства для тела или для души? Блюсти эту двусмысленность было насущной необходимостью для средневековых мистиков, которым удалось избежать преследований со стороны церкви за поиски прямой связи со Всевышним, укрывшись за перегонными кубами, ретортами, ступками и пряча за якобы материальными алхимическими поисками свой подлинный труд — труд духовных поисков.

А не кроется ли нечто подобное и в практике этого врача из Дехра-Дун, который утверждал, что может превратить в лекарство «семя Шивы»?

На следующее утро в привычном уже «Амбассадоре» я добрался до места назначения: это была не амбулатория, а скорее ферма, к которой вела грунтовая дорога через поля. Белый забор, калитка, пара строений, большой навес над рядами черных ям в красной земле и множество живности — куры, утки, павлины и еще коровы, мирно пасущиеся у озерца.

— Добро пожаловать в самый маленький и бедный онкологический центр в мире, — сказал врач, идя навстречу, — улыбающийся, невысокий, одетый по-европейски. Он пожал мне руку вместо «намаскар». Ничто не намекало на святость или мистику. Его подчеркнутая любезность была вполне светской. Безусловно, он не был алхимиком. Он даже вегетарианцем не был, и когда, показав на кур, я спросил его, ест ли он их, он убежденно ответил: «А как же!»

Когда я говорил с ним по телефону, то не представился как возможный пациент. Я сказал, что собираюсь писать об альтернативной медицине, и он выделил целую неделю для ознакомления со своими работами. Поэтому пациентов не было, зато телефон в кабинете, где мы устроились, звонил постоянно; люди со всего мира хотели получить консультацию или записаться на прием. Чаще всего он отказывал.

Его больше не интересует лечение отдельных случаев, как он сказал мне. Теперь на первом месте исследовательская работа. Он хочет, чтобы его терапия была принята научным сообществом, которое пока упорно ее игнорирует. Врачи западной формации от него открещиваются, а те, кто вырос и сформировался в русле аюрведической традиции, не хотят, по его словам, пересмотра устоявшихся канонов.

Сам Баленду Пракаш систематически изучал аюрведу и получил диплом, который давал ему возможность присоединять к своему имени почетный титул «вайдия» (доктор), но с коллегами он уже давно был на ножах.