Спутникам Барбери тоже не повезло. Тому, у которого был пистолет, пуля попала в живот, пробив здоровую дыру, сквозь которую почти целиком вывалилась толстая кишка. Он упал на колени, и вторая пуля тут же попала ему в лоб.

От мощного выстрела его голова превратилась в бесформенное месиво. Кости черепа разлетелись в разные стороны, и серой пылью брызнули мозги.

Третий бросился назад, к клубу.

Две пули попали в спину, сбив его с ног. Сильным выстрелом он был отброшен еще на несколько футов к дверям клуба. Кровь бешено брызнула из его ран. Еще немного он прокатился по земле, и его тело задергалось в судорогах.

В клубе послышались крики, а две женщины на другой стороне улицы выскочили из машины и спрятались за нее, спасая свою жизнь.

Но Митчелла не интересовал никто, кроме тех мужчин, уже лежавших на асфальте. Он разрядил магазин в уже и без того изрешеченные пулями тела, наблюдая, как при каждом выстреле труп дергается и от него отлетают пропитанные кровью куски одежды.

Наемный убийца положил «НК-33» и, взяв «спас», навел его на тело Барбери.

Он выстрелил дважды.

Мощные заряды легли точно в цель.

Первый пробил у него между ног дыру размером с футбольный мяч. Второй снес пол головы.

— Поехали отсюда, — проорал Митчелл, и «вольво» стала набирать скорость.

«И ты успокоишься...»

В комнате, казалось, висел туман. Голубой дымок, словно ядовитая поволока, накрывал присутствующих здесь. Сержант полиции Вик Райли добавил еще одно никотиновое облако, закурив «Данхилл». Он выдохнул дым и посмотрел на комиссара Фредерика Харви.

Верховный комиссар полиции в темном костюме выглядел импозантно. Во рту он держал потухшую трубку.

Перед ним сидели восемь человек, на столе в беспорядке лежало около дюжины черно-белых фотографий. Райли посмотрел на те, что были ближе к нему, и порадовался, что сегодня не завтракал.

Сидевший рядом с ним инспектор Торп, ковыряя в зубах спичкой, смотрел сквозь облака табачного дыма в большое окно, выходившее на Вестминстер. Впрочем, с пятого этажа Нового Скотленд-Ярда дворец был почти не виден за другими зданиями.

Наконец, Харви откашлялся и поднялся. Убедившись, что все детективы внимательно смотрят на него, он вынул трубку изо рта и положил ее на стол, затем взял со стола две фотографии.

— Маурин Лавсон и Пол Хайес, — объявил он. — Думаю, не надо напоминать, что она диктор телевидения. Вернее, была диктором телевидения. Последние четырнадцать месяцев она и Хайес жили вместе. Он режиссер, вернее, был режиссером телефильмов. Оба богаты. Богаты и, как сами видите, мертвы.

Харви повернулся к маленькому лысому человеку, сидевшему справа от него. Тот кивнул и поднялся.

Элан Дэниэлс был судебно-медицинским экспертом и работал в Скотленд-Ярде уже больше двадцати лет. Встав из-за стола, он провел по лысине ладонью.

— Раны нанесены обойм с помощью холодного оружия, — слегка шепелявя, начал он. — На теле мисс Лавсон я обнаружил тридцать семь отдельных колотых ран, расположенных в основном на лице, шее и груди. У нее отрезаны соски. Также уши. На теле мистера Хайеса двадцать девять отдельных колотых ран, гениталии отрезаны и засунуты ему в рот. — Он поднял фотографию. — Можете посмотреть.

Харви кивнул ему, и эксперт сел.

— Несомненно, здесь действовали те же, кто убил семью Кеннингов. Кровь и экскременты размазаны по стенам, начертаны те же самые лозунги, что и в квартире Кеннингов.

Харви бросил фотографии на стол, его голос стал жестким.

— Пять убийств за последние две недели, а мы так никого и не поймали. Что же это происходит?

Все молчали.

— Если вам этого мало, взгляните сюда.

Он взял другие фотографии. На них были обезображенные пулями тела Луи Барбери и двух его телохранителей.

— Это случилось вчера средь бела дня. — Он посмотрел на Торпа. — Что это? Гангстерская война?

Инспектор беспокойно заерзал и открыл было рот, но Харви продолжал:

— Погони на машинах в Вест-Энде, перестрелки. Наверно, кто-то насмотрелся гангстерских фильмов, — раздраженно сказал верховный комиссар. — И мы не имеем ни малейшего представления, кто размазал Барбери по тротуару.

— Пока нет, сэр, — сказал Торп. — Предположительно, это сделали люди другой преступной группировки.

— Блестяще! — воскликнул Харви. — Хотя я и сам догадывался, что Армия спасения здесь ни при чем.

Некоторые из сидевших за столом рассмеялись, но комиссар бросил на них уничижительный взгляд, и смех тут же прекратился.

— Все сделано очень чисто, — вступил в разговор Дэниэлс, — весьма профессионально. Как правило, убийца в подобных случаях пользуется холодным оружием или пистолетом. Здесь же применялся автомат, чтобы у жертвы не осталось никаких шансов выжить.

— Значит, скоро следует ждать ответного удара, — сказал Райли.

— Непременно, — согласился Харви. Он посмотрел на фотографии Барбери и устало покачал головой. — Мы не рассматривали возможности, что между двумя сериями убийств существует связь. Я хочу знать, есть ли у так называемых «убийц богатых» связь с преступным миром.

— Но Джон Кеннинг был порядочным бизнесменом, — сказал инспектор Крис Моррисон, молодой худенький офицер, сидевший за столом напротив Торпа. — А у Дональдсона убили детей, причем он сам остался жив. Я не вижу здесь никакой связи, сэр.

— Во-первых, сынок, никого нельзя считать порядочным. Я еще не встречал бизнесмена, который ни разу в жизни не влез бы в какую-нибудь аферу. По-моему, это просто у них в натуре, — возразил Харви. — Еще Бальзак сказал, что за каждой удачей стоит преступление. Так что проверьте их связи.

Из-за стола поднялся Райли.

— Сэр, если война ведется против богатых, то почему же просто не нанять убийцу? Почему они разрезают на части их и их родственников?

— Райли, чем старше я становлюсь, тем чаще пытаюсь ухватиться за соломинку. Не лишай меня этой возможности, — устало сказал Харви, и в комнате снова послышался смех.

Комиссар вздохнул и взглянул на фотографии мертвого режиссера и изрешеченного пулями главы преступной группировки.

— Мы имеем свору психов, которая режет любого, у кого в банке больше двадцати пенсов. Наверное, не будет большим преувеличением сказать, что мы столкнулись здесь с большими трудностями.

Могила была нарочито праздничной.

Торжество дурного вкуса.

По обеим ее сторонам стояли две большие мраморные скульптуры, изображающие ангелов, держащих доску с надписью: «МАМОЧКА». Ангелы смотрели вниз, на черный камень с высеченными на нем золотыми буквами и портретом усопшей. Из-за огромных размеров и нелепости украшений могила казалась совершенно неуместной среди старых надгробий кладбища Хаммерсмит. Но она была сооружена такой именно для того, чтобы, увидев ее, удивлялись.

По мнению Юджина Хейза, для его матери было недостаточно даже этого.

Он стоял у могилы, слабый ветерок играл полами длинного черного пальто, его обволакивал аромат роз.

В руках он держал букет ярко-красных цветов. Немного постояв, он положил их на могильную плиту.

— С днем рождения, мамочка, — радостно сказал он, коснувшись шляпы.

Шляпу он носил всегда. В основном для того, чтобы прикрыть лысину. Хейз вовсе не был тщеславным, но считал, что лысина является чем-то недостойным, что из-за нее он выглядит старше своих сорока трех лет. Он даже вычитал где-то, что лысина является признаком мужества, но все равно ни за что не вышел бы на улицу без головного убора.

Он оглянулся, желая убедиться, что трое мужчин, стоявших с ним рядом, обнажили головы. Он хотел, чтобы люди уважительно относились к могиле его матери.

Она хорошо его воспитала, изо всех сил поддерживала в школьные годы, когда отец сбежал с другой женщиной. Хейз так и не простил за это ублюдка. За это он выследил отца восемь месяцев назад и собственноручно всадил ему в голову пулю. Бегство мужа очень расстроило маму, а Хейз не любил, чтобы она расстраивалась. Она умерла лишь немногим больше года назад, и Юджин считал, что убивать отца, пока она жива, не учтиво по отношению к ней. «Ублюдок! Что было, то было», — грустно подумал он. Он, по крайней мере, сделал для матери все, что мог. Он купил ей квартиру с тремя спальнями и платил по всем счетам. Он выполнял все ее желания. Как она признавала сама, она была счастлива, как никогда. И так было бы до тех пор, пока дела у Юджина шли хорошо. А дела у Юджина Хейза шли превосходно. Его годовой доход превысил пять миллионов, Хейза считали одним из самых богатых главарей лондонских группировок. Но кое-что волновало его сейчас гораздо, сильнее, чем деньги. Он был влюблен.