— Ну и чего в этом хорошего? — непочтительно перебил монаха Олег. — Голод, болезни… Да еще в начале прошлого века в деревнях стариков зимой в лес увозили, чтобы лишний рот не кормить! А прогресс всех и накормил, и вылечил, и обогрел!
— Вот потому-то народ и измельчал! — заявил батюшка. — Потому как палец о палец не ударив, а уже и накормлен, и напоен! А если уж и пошевелится немного, слегка лень превозмогая — то уже и на масло с икрой хватит!
— Так чего же в этом плохого? — с недоумением воскликнул Суханов. — Чего-то я не понимаю, батюшка, куда вы клоните? По-вашему лучше в хибаре жить, голодать и лопухом подтираться?
— Ты вот вроде умный, даже уче-е-еный, — вновь нараспев произнес монах, — а самого главного не понимаешь…
— И что же, по-вашему, я не понимаю?
— То, что люди больше не голодают — это хорошо. А вот духовные ценности променяли на материальные… Ладно, хлопчики, вы уже люди взрослые, чего нам спорить, вы ж совсем за другим ко мне пожаловали.
— И то, правда, — опомнился Суханов. — Поспорить можно и после! Сначала дело! Мы собственно вот по какому поводу: что вам известно о возникновении вашей церкви?
— Легенду о капищах языческих вы уже слышали? — уточнил монах.
— И о капищах, и о пещернике нам уже рассказали, — ответил Олег. — Нам интересно насколько реалистична эта легенда. Известно вам что-нибудь такое… Ну там детали, подробности… Вообще, существовал ли этот самый пещерник на самом деле? Или это просто очередная сказка?
— Сказка? — монах как-то хитро улыбнулся. — Нет, ребятки — чистая правда!
— А вам-то откуда знать? — спросил привыкший все ставить под сомнение Альберт.
— Иконостас видели? — вдруг ни с того ни с сего спросил Филарет.
— А это здесь при чем? — не понял Альберт.
— Иконостас родной, — пояснил батюшка, — от самого становления храма во внутреннем убранстве церкви числился…
— Подождите, но церковь простояла бесхозной черт его знает сколько десятилетий! И что, никто не покусился на столь древнюю вещь?
— Конечно, если бы иконостас, как впрочем, и остальная утварь, во время Советской власти находился бы в церкви, его бы точно экспроприировали или разграбили. Но дело в том, что все церковное имущество после революции странным образом куда-то пропало. Причем вместе с имуществом исчез и бывший батюшка… Его долго искали, но он как в воду канул. Что с ним произошло — мне не ведомо, а вот насчет церковного богатства… Несколько лет назад затеял я небольшой ремонт в кафоликоне. Доски под иконостасом поменять… Оторвал я пару гнилых досок и нашел тетрадочку. В тетрадке этой рукой пропавшего настоятеля была история записана… Да-да, про постройку храма, про пещерника… Особенно подробно описывал батюшка Феоктист, так его звали, — пояснил старик, — как место для храма выбирали. Рядом с пещерой идолищи стояли, там и храм выстроили… Что же это, подумал тогда я, церковь — вот она, сопка — аккурат от восьмерика. А пещера где? Пещеры-то и нету! Сказка?
— Вы нашли её?! Пещеру? — предположил Алешин.
— Нашел, — не стал скрывать старик.
— Тогда почему её не смогли найти местные жители? — полюбопытствовал Суханов. — Вход должен быть совсем рядом с церковью!
— Был рядом, — поправил его старик. — Теперь в пещеру можно проникнуть лишь с другой стороны сопки. Прежнего входа не существует уже лет триста-четыреста — его завалило большими валунами…
— Или кто-то завалил, — предположил Альберт. — И что вы обнаружили в пещере?
— Всю церковную утварь и книги: два Евангелия и многочисленные описи имущества с момента возведения церкви.
— Интересно было бы ознакомиться, — в Альберте проснулся ученый, как никак, а он был историком.
— Вот чай допьем, я книги вам покажу, — пообещал батюшка.
— Вернемся к пещере, — попросил Олег, — и к волхву-пещернику.
— А что пещера? Жить в ней вполне возможно, — ответил монах. — Есть лежанка, на ней даже сохранился ворох истлевших шкур. Старый очаг, большая дубовая колода со спинкой, видимо кресло пещерника, и нечто похожее на стол. Есть несколько глиняных и деревянных чеплашек…
— Значит волхв все-таки существовал… — задумчиво произнес Олег. — А что вы скажете по поводу его долголетия?
— А вот это, скорее всего сказки. Хотя… Если предположить, что он мог дожить до 70–80 лет, а это даже по нашим меркам весьма преклонный возраст…
— Я ухватил вашу мысль! — оживился Альберт. — Средняя продолжительность жизни составляла в то время от силы лет 30–40. Так что он вполне мог пережить несколько поколений, — продолжил размышлять Алешин. — Вполне реальное объяснение! Я об этом как-то и не подумал. Да, так все встает на свои места… А можно, все-таки книжки посмотреть? У меня руки чешутся!
— Хорошо, хорошо! — Феофан поднялся из-за стола и вышел из комнаты.
Вскоре он вернулся, прижимая к груди несколько потрепанных фолиантов.
— Вот мое богатство! — батюшка аккуратно положил книги на стол.
— Ух, ты! — изумленно воскликнул Алешин, открыв первую. — Опись храмого убранства 1857 года после поновления… Ну-ка, ну-ка, — Алешин аккуратно перевернул потрепанную страничку, — божия милосердия образов в трехрядном тябле: деисус с праздники и с пророки на красках. Так же местный ряд: «Преображение Господне», Воскресение Господне», «Покров», «Спас Вседержитель»… Венчает иконостас золотофонный Нерукотворный Образ… Ага, вот… Серебряный чеканный венец с камнями, серебряная басмяная золоченая гривна и приклад: аспидный крест, обложенный серебром. Один в один, что я в храме видел. Да, Олег, иконостасу этому цены нет! Как впрочем, и самой церкви. Вернемся в Москву, обязательно подниму вопрос… Ведь получается, что это действительно самая древняя церковь! Вот находка, так находка! Так что, батюшка, присвоят скоро вашей церкви статус памятника!
— А я разве против? — удивился батюшка, поймав настороженный взгляд Альберта. — Так даже лучше… Туристы и все прочее… Для села тоже неплохо…
— Туристы? — удивлено крякнул Альберт. — С туристами сейчас напряженка! Война! Как бы фрицы по России-Матушке своих музеев не наставили…
— Типун тебе на язык! — сплюнул батюшка. — Уж сколь веков Русь стоит, а акромя татарар, да и те, по сути основ-то и не трогали, никто русского духа сломить не смог.
— Шутка, батюшка, шутка! Я к тому, что туристы только после войны появятся!
— А мы ничего, а мы подождем, — не унывая, заявил старик.
— Отец Филарет, — обратился к монаху Суханов, — как бы нам пещерку осмотреть?
— Я провожу. Только завтра — ночью там делать нечего. Уж очень гиблые места возле того выхода — болото кругом.
— Ну так мы до завтра подождем.
— У меня останетесь? — спросил отец Филарет. — Не сумлевайтесь, я найду, где переночевать.
— Спасибо, но мы уже устроились. В Больших Идолищах, — уточнил Суханов. — Нас машина с шофером во дворе ждет.
— Если не секрет: у кого остановились? — поинтересовался монах.
— У Прасковьи Захаровны, — ответил Суханов.
— А, баба Паша. Милая женщина… А какой хохотушкой была в детстве! От горшка два вершка…
— В детстве? — изумился Альберт. Та ей уже…
— Да и я не мальчик, — отчего-то стушевался старик, отводя глаза в сторону. — Пойдемте, хлопчики, я вас до машины провожу.
— Э-э-х! — вздохнул Альберт, с сожалением откладывая книгу с описью церковного имущества в сторону. — Вот за что люблю книги с описью 17 века, так это за их тщательность, скрупулезность к деталям… На таком материале работать — счастье! Чего не скажешь об описях 15–16 веков.
— Так приезжайте и работайте с Богом! — предложил батюшка. — Разве ж я запрещаю?
— Боюсь, что времени у нас нет! — развел руками Альберт. — Как только мы свою миссию выполним — прямиком на передовую пойдем. А там уж как Бог даст…
— Это точно! — согласился священник. — Но надеяться нужно на лучшее!
В храме Алешин еще раз полюбовался резным иконостасом — уезжать ему почему-то расхотелось.
— Слушай, Олег, — сказал он товарищу, — может быть, я останусь? Поработаю ночку с книгами… Когда еще такая возможность выпадет?
