— На, пей чай. Легче будет переносить вонь фашист скую. — Сказал Хохлов, наливая для Федора чай в флягу. — Поддал же немец жару! Видать, ни единой живой души в лесу не оставил. Хорошо, что мы у него под самым носом… Как думаешь, вот-вот припрет, наверно? Тогда, братец, считай, что это у нас последнее чае питие. А? Эх, докторшу «Катюшу» бы позвать… Она, милая, быстро бы их успокоила.

— Ы-га, — согласился Федор, отпивая чай маленькими глотками. Каждый глоток горячего чая, очищая рот,

глотку и желудок, помогал дышать легче и свободнее. "Как додумался Хохлов вскипятить чай? Неужели он так спокоен?" — подумал Федор и внимательно посмотрел на друга. Красные глаза, бледно-серое лицо ни о чем не говорили. Так оно и должно быть. Но вот у него трясутся руки. Да, он волнуется. Да какие тут нервы надо иметь, чтоб не волноваться?

Несколько позже, когда по одной и той же ложбинке два дня подряд пытались продвинуться в город, Федор видел, как Хохлов после очередной неудачи выносил раненого. Он тому читал стихи:

Я к себе домой вернусь. Посажу цветок в саду. — Он цветок из всех чудес Мне милей, — тебе скажу.

В те дни склоны холмов Ржева стояли, ощетинившись бойницами пулеметных амбразур. И, казалось, что, чем больше людей шло по той ложбине, тем быстрее их убывало. Вступающие в бой не всегда шли уверенно.

Раз Хохлов участвовал в расстреле человека, поднявшего панику.

— Федя, знаешь, я раньше ненавидел таких. Ты идешь в атаку, а он, гад такой, назад тянет. Но как он кричал! Просил перед смертью: "Не изменник я! Сообщите домой, что в бою погиб!" А знаешь, что говорил Ленин о трусах?

— Хохлов, стараясь успокоиться, вытащил из кармана свой красный блокнот и быстро нашел нужную страницу.

— Ага, вот она: "Расстрел — вот законная участь труса на войне". Но нельзя же так пачками…

Хохлов виновато улыбнулся:

— Извини меня, Федя. Я чую, скоро мне конец. Так я долго не протяну. Не трус я, Федя, сам знаешь. Но сей час ни за что не пойду расстреливать осужденных три буналом…

…Кто-то дергает Федора за рукав. Он не знает, сколько времени спали, до него сразу дошла команда:

— Подъем!

Пока бойцы ели, лейтенант Ситников читал сообщение Совинформбюро. Из сообщения выходило, что у Сталинграда и на Кавказе наши еще не остановили наступление фашистских армий.

— Товарищи бойцы, мы тоже стоим на Волге, мы здесь сражаемся за Сталинград! — Командир, отложив газету, сказал громко. — Наши успехи помощь Югу, Сталин граду. За Сталинград! За победу на всех фронтах!

"Вишь, какой оборот. Мы говорим, тяжело здесь! Там, выходит, еще тяжелее", — подумал Федор, когда выходили из подвала.

На улице все грохотало, гремело. Здесь, в городе, все иначе. Не знаешь, откуда будет бить фашист. Бьет из окон, проемов дверей, с чердака, со всех щелей. На балконе — пулемет, в подвалах — орудия и минометы. Куда ни кинься — везде мины. Потому-то сегодня идут в соседний дом через туннель канализации.

— На третий этаж! Третий надо брать! — Ситников, стоя на площадке лестницы, кричал резко и зло.

— Быстрее! Быстрее, говорю!

Ведя огонь из автоматов, стали подниматься по лестнице. Но взорвались две-три гранаты, брошенные сверху, и бойцы откатились назад. "Стой! Вперед!" — Ситников сам побежал наверх и кинул две гранаты одну за другой. Бойцы Пошли за ним. Затрещала пулеметная очередь, и бойцы снова отпрянули назад.

— Вперед! Вперед! — Ситников снова кинул гранату. Бойцы снова побежали наверх. Где-то совсем близко по слышался взрыв. Тут же, на верхней площадке лестницы, путь преградили фашисты, и началась жесткая рубка из автоматов. Наши, поднявшись еще выше, закидали коридор гранатами и, не прекращая огня, устремились в комнаты. Федор очутился в первой слева комнате, где сквозь дым ничего не было видно. Вдруг на подоконнике появилась чья-то тень. Удержавшись от выстрела, Федор понял, что это свой, поднимается на веревках. Подскочив к нему, втянул его в комнату.

— Откуда ты?

— Как откуда? Снизу.

— Этих ты укокошил?

— Я. Подожди-ка. — Боец побежал в угол. Ложей автомата ударил в штукатурку, где проходила отопи тельная труба и в образовавшуюся дыру дал короткую очередь. Затем достал из кармана «лимонку», быстро вставил запал, да сунул в дыру. Боец и Федор побежа ли к двери. Из комнаты, где взорвалась «лимонка», ни кто не выскочил. Палили из других комнат.

— Минутку. Я гранатки принесу. — С этими словами боец побежал к окну. А Федор начал стрелять в открытую дверь через коридор. Тут Федор заметил, что над ним летят две гранаты. Одна из них полетела в глубь комнаты, другая, ударившись в верхнюю колоду, упала перед ним на пол. Он ее рукой отшвырнул в середину коридора. Два снопа огня, два взрыва спереди и сзади заставили его замереть на мгновение. Федор встрепенулся, повел плечами и, почувствовав, что не ранен, стал отстреливаться. Вскоре до него донесся крик с лестницы: "За мной, вперед!" Стрельба, еще усилилась. "Это к нам", подумал Федор и вскочил, собираясь прыгнуть в противоположную комнату. Но перед ним выросла чья-то фигура и замахнулась прикладом автомата. Федор подставил автомат и тут же увидел, что это наш боец. Тот, видимо, тоже понял, кто перед ним, успел отвести удар и, шевеля губами, проскочил мимо.

Федор устремился в противоположную комнату. У двери перед ним промелькнул приклад автомата. Увернувшись от удара, он увидел фашиста, который, выронив автомат, пытался вытащить кинжал. "Раненый что ли?" промелькнуло у Федора, но успел нажать на крючок. Повернувшись, чуть не угодил в дыру от взрывов и огня. Затем вышел в коридор, где его и застало внезапно наступившее затишье. Шум боя с улицы не доходил до его слуха. Ничего не понимая, Федор молча постоял, пока не вошли в коридор двое наших солдат, кричавших время от времени: "Осторожно, свои!", "Это мы!"

Когда собрались, их оказалось человек 20. От отделения Федора, кроме него, явился лишь один.

— Товарищ боец, давай поищем своих, — предложил Федор бойцу.

— Давай, — отозвался тот.

Боец с небритой рыжей бородкой и Федор обошли все комнаты, лестничные площадки. Нашли трупы шестерых, а седьмой так и не сыскался. Они вошли в другую половину этажа. В комнате справа его тоже не оказалось.

— Эй, смотри, вон дверь, — указал боец. Дверь была не то жестяная, не то фанерная с черной краской. Федор, держа автомат наготове, левой рукой дернул за ручку. Тут-то Федор от неожиданности окаменел: перед ним стояло более десятка фашистов с автоматами наперевес. Ближний из них — детина огромного роста — держал винтовку со штыком. Ни Федор, ни те — никто не шелохнулся. Трудно представить, что произошло бы в следующее мгновение, но тут сзади резко застрочил автомат. Федор тоже нажал на крючок и дал длинную очередь.

— Фу-у-у… — с шумом выдохнул Федор и, обернувшись, с силой обнял бойца с рыжей бородкой. — Спасибо, друг. Спасибо… — Затем, успокоившись немного, вытер пот со лба и выразил удивление: — Посмотри-ка, нашли где прятаться. Что же это за комнатка?

— Не комната это, а гардероб. Тьфу, вонь-то какая… Пошли отсюда.

— Ну, спас же ты меня. — Уже в коридоре Федор поблагодарил еще раз.

— Да ладно, — тот махнул рукой. — А если бы тебя не было, я бы остался жив? Ты лучше на карман по смотри. Так без документов останешься.

Оказывается левый карман распоролся и из него торчит красноармейская книжка.

— Ну… А где у меня партийный билет, где блокнот?

— Блокнот-то еще ладно, вот билет — дело серьезное…

— Не говори так — мне оба нужны. Блокнот остался от друга. Пойдем поищем?

Пришлось опять пройти по этажу. В комнате, где Федора ударил фашист, они нашли блокнот, почти весь обгоревший.

— Дай-ка. Что это? Стихи? Точно. Две строчки остались… — Боец повернул уцелевший кусочек к свету и начал читать:

Знай — никто его не убьет, Если ты его не убьешь!

— Это же Симонова стихи! А билет где? А-га, вон он!

— Где?

Боец пальцем показал наверх.