Уже в середине августа 1914 г. стало абсолютно ясно, что тактика, на которую опирались французы, была абсолютно порочной. Сутью подобной тактики являлся наступательный порыв пехоты, бросающейся вперед со штыками наперевес, но эта яростная атака, проводившаяся â outrance (фр. до крайности, то есть с беспощадной решимостью. — В.Ф.), не имела ни малейшего шанса против обороняющихся, разместившихся на укрепленных позициях под защитой заграждений из колючей проволоки, подступы к которым контролировались пулеметами. То, что представители французского верховного командования не смогли предвидеть такого развития событий (в конце концов, ведь у них же был пример Русско-японской войны), вначале кажется невероятным, затем преступным, ведь они даже не попытались придумать какой-то новый способ ведения войны, как только осознали всю чудовищность своей ошибки, хотя в их защиту, наверное, можно сказать, что столь серьезное изменение стратегии было просто невозможно, если учесть, что Германия оккупировала значительную часть Франции.

Вся подготовка французской армии основывалась на ее наступательной доктрине. В соответствии с ней командиры отправляли в атаку одну цепь солдат за другой, основываясь на полностью устаревшем положении устава, что пехотинец может преодолеть 50 м (55 ярдов) за мифические двадцать секунд. Армейские теоретики предполагали, что обороняющиеся, готовясь к отражению наступления, займут позицию и ответят ружейным залпом, — таким образом, они не обращали никакого внимания на реалии возникающей ситуации, которые заключались в том, что пулеметы противника пройдутся по атакующим пехотинцам, как коса жнеца по пшенице, прежде чем те успеют преодолеть хотя бы треть расстояния, отделяющего их от ближайших целей атаки. В своей великолепной работе August, 1914 американский историк Барбара Такман так высказалась обо всем этом: «Яркое пламя доктрины наступления погасло на поле боя в Лотарингии, где к концу дня были видны только трупы, так и лежащие шеренгами в страшных и неестественных позах там, где настигла их смерть, словно по этому полю пронесся смертельный ураган».

По мнению французских военных теоретиков, тот оборонительный огонь, с которым встретятся идущие в атаку солдаты, будет подавлен шрапнельным огнем скорострельных 75-мм полевых орудий (знаменитых soixante-quinzes, способных производить до 30 выстрелов в минуту), выдвинутых вперед, чтобы вести стрельбу прямой наводкой. Расчет оказался неверным, хотя артиллеристам все-таки удавалось добиться отдельных успехов.

Когда немецкие войска, остановленные на Марне, восточнее Парижа, отступили за Эну и окопались по другую сторону этой реки, вдоль линии хребтов Шмёнде-Дам, во Франции началась окопная война, и тотчас же пулеметы сделали позиции немцев неприступными. Французы также окопались, хотя у них было мало опыта в использовании таких технических приемов; во время довоенных учений от солдат не требовали, чтобы они носили с собой шанцевый инструмент. Окапывание буквально приклеивало солдат к позициям и, кроме того, противоречило наступательной доктрине. Однако достаточно быстро этот предрассудок был забыт, и линии окопов прорезали обе стороны «ничейной земли» (само это понятие было совершенно новым) на всем протяжении от песчаных пляжей Ньюпора в недолго остававшейся нейтральной Бельгии до границ как никогда решительно настроенной на нейтралитет Швейцарии; в стратегических интервалах были расположены пулеметные гнезда.

Существуют совершенно противоречивые сведения относительно количества пулеметов у противоборствующих сторон в начале Первой мировой войны. Оценки германской мощи варьируются от 1600 до 50 000, но истинные цифры, в соответствии с исследованиями, проведенными главой пулеметного департамента германской армии полковником Эрдманом (которые — невероятно, но факт — были взяты за основу послевоенных притязаний компании «Виккерс лимитед» по поводу лицензионных выплат от ДВМ и Арсенала Шпандау), указывают, что в августе 1914 г. Германия располагала более чем 4900 пулеметов. Большую часть составляла модель MG08, но имелись и небольшие вкрапления MG01. Из этого количества 3975 находились в боевых частях, дислоцированных во Франции, оборонявших Восточную Пруссию или стоявших в резерве; остальные пулеметы обеспечивали защиту оборонительных укреплений. В начале войны вооруженным силам Германии удалось одержать на Восточном фронте ряд побед, и мы знаем точно, что значительное количество захваченных русских «Максимов» было отправлено на Западный фронт (предположительно с запасом боеприпасов, поскольку немцы не располагали достаточным временем, чтобы перевести их с калибра 7,62 мм х 54 на немецкий стандарт 7,92 мм х 57, хотя позднее это, несомненно, было сделано), где они были введены в бой против британцев и французов, но эти пулеметы, конечно, не могли удвоить арсенал германской армии, как того требовали обстоятельства.

Французский пулеметный парк насчитывал лишь половину немецкого и составлял примерно 2500 единиц, практически сплошь это были «Гочкисы». В Британских экспедиционных силах пулеметов было еще меньше: шесть пехотных дивизий общей численностью 72 000 человек располагали всего лишь 108 пулеметами, которые были распределены по два на батальон. К тому же эти пулеметы — «Максимы» образца 1893 г., энфилдского производства, с медным кожухом водяной рубашки, считались устаревшими. Вместо них британцы примерно двумя годами ранее приняли на вооружение «Виккерсы С», известные в армии как «Марка I», но эта замена была проведена главным образом на бумаге: к августу 1914 г. в армию поставили только 109 новых пулеметов.

Энфилдское предприятие с 1906 г. до начала войны выпустило в общей сложности 63 «Максима», еще 22 пулемета были предназначены для Индии. Своей продукцией завод не мог обеспечить даже учебные подразделения, не говоря уж о поставках в действующую армию. Совершенно иначе дело обстояло с компанией «Виккерс», которая к моменту окончания войны поставила в войска в общей сложности 71 350 пулеметов, кроме того, были осуществлены поставки 133 000 «Льюисов» и 35 000 «Гочкисов».

На раннем этапе войны британцы, подобно французам, все еще с непостижимой искренностью верили, не принимая во внимание свидетельств недавнего прошлого, в мощь и преимущество холодного оружия. Штык, говорили солдатам, является тем оружием, которое победит в этой войне, и их постоянно муштровали и натаскивали, заставляя постоянно заниматься упражнениями со штыком — даже в конце июня 1916 г., перед самой битвой при Сомме, строевая подготовка в сомкнутом строю с винтовкой и штыком занимала большое количество времени. Несмотря на очевидные доказательства, имелись люди, к несчастью, занимавшие командные посты, которые могли диктовать стратегию и тактику и которые не могли или не хотели усвоить, что пулемет — «сконцентрированная сущность пехоты», как позднее назовет его Дж. Ф. Фуллер, — теперь господствовал на поле боя, не оставив места для боевых умений давно прошедших дней.

Что может сделать умело направляемый пулемет против неправильно организованной атаки, можно увидеть на примере сражения 15 июля 1916 г. у Высокого леса (во время битвы при Сомме). Вот как это событие было описано капитаном (затем подполковником) Г. С. Хатчинсоном, командовавшим 100-й пулеметной ротой: