Пират негромко рассмеялся, покачав головой.

– Нисколько. О выкупе не может быть и речи. Нас заметили, когда мы покидали Гибралтар под покровом ночи, и я был бы последним безумцем, если бы захотел вернуться туда. Да и не для того я доставил вас сюда.

– Тогда для чего же?

– Чтобы ты и твоя служанка развлекали меня и моих людей. В последнее время стало нелегко захватывать в плен европейских женщин. Но раз уж две такие доверчивые дуры нашлись, было бы глупо отпускать их.

Элизабет глухо застонала. Да, аль-Вахид прав, она действительно оказалась последней дурой, раз позволила так легко обвести себя вокруг пальца. И как у нее хватило ума спуститься в пиратскую шлюпку? Ведь сам капитан Томпсон предупреждал ее о коварстве аль-Вахида. Как можно было не прислушаться к словам этого опытного человека? Да она должна была без оглядки бежать с палубы и предупредить оставшихся на «Артемиде» моряков, что пират находится в гавани! А вместо этого… Но самое страшное, что из-за ее неосмотрительности пострадала бедняжка Розалин. Чистая, невинная девушка, никогда не знавшая мужчин. Настанет день, когда Элизабет придется держать за нее ответ перед Богом на страшном суде.

Накинув на плечи малиновый бархатный халат, аль-Вахид направился к двери и что-то прокричал в коридор. Минутой спустя в каюте появились те самые невольницы, которых Элизабет уже видела. Две из них расстелили возле ложа пирата квадратное покрывало из пестрой ткани, а затем снова покинули каюту. Вскоре они вернулись, неся в руках серебряные подносы, уставленные кувшинами и блюдами с едой. Третья невольница взяла в руки музыкальный инструмент, напоминающий мандолину, и, усевшись на ковре возле двери, начала играть негромкую монотонную мелодию.

Аль-Вахид ненадолго покинул помещение, а затем вернулся с недовольным и озадаченным лицом. Остановившись напротив Элизабет, он оценивающе прищурился и сказал:

– Твоя служанка оказалась не такой выносливой, как ты. Она потеряла сознание, и ее отнесли в трюм. Пусть валяется там, пока не очухается. Но теперь тебе придется одной развлекать меня. Присаживайся и раздели со мной трапезу.

Потрясенная услышанным, Элизабет не осмелилась противоречить и опустилась на одну из подушек. Аль-Вахид взял из рук смуглокожей невольницы наполненные доверху серебряные кубки и протянул один из них своей пленнице.

– Выпей за мое здоровье, англичанка. Да смотри, чтобы кубок остался пустым!

Ей пришлось сделать несколько глотков под его пристальным взглядом. Вино было терпким и приятным на вкус, и Элизабет немножко расслабилась. Но есть она не могла. Стоило ей взглянуть на пирата, жадно хватающего куски баранины с широкого блюда, как к горлу подкатывала тошнота. Кубки оказались снова наполнены, и девушке пришлось еще немного выпить. Первый раз в жизни она не боялась запьянеть. Может быть, хоть тогда пират оставит ее в покое и отправит в ту самую каморку, где она провела сегодняшнюю ночь?

Насытившись, аль-Вахид откинулся на подушки, довольно поглаживая живот. Он снова потянулся к кальяну, и каюта наполнилась каким-то дурманящим дымом, лишь отдаленно напоминающим табачный.

– Ну, мой сладкий цветочек, а теперь покажи господину, что ты умеешь. Возьми у Фатимы цимбалы и сыграй что-нибудь.

Покосившись на невольницу, тянувшую все ту же заунывную мелодию, Элизабет пожала плечами.

– Я не умею играть на этом инструменте, аль-Вахид. В моей стране нет этих… цимбал.

– Тогда возьми флейту или каманджу. У меня есть пара европейских инструментов – испанская гитара и, как ее… арфа! На них-то ты должна играть.

– Нет, – в голосе Элизабет появились испуганные нотки, – к сожалению, я никогда не училась играть на арфе.

Аль-Вахид сощурил глаза, на минуту отрываясь от кальяна…

– Ты не обманываешь меня, женщина? У меня была одна пленная англичанка, которая прекрасно играла на арфе. Смотри, не вводи меня в гнев!

– Но я в самом деле не умею…

– Хорошо. Тогда спой какую-нибудь веселую песню.

– Но… – Элизабет чувствовала, что находится на грани истерики, – дело в том, что петь я тоже не умею. У меня неплохой голос, но недостаточно хороший слух.

– Ладно, шайтан с тобой. Тогда танцуй. – Пират звонко хлопнул в ладоши. – Зубейда, ну-ка покажи, какой танец нравится твоему господину!

Невольница, к которой он обратился, поспешно вышла на середину каюты. Фатима тут же сменила мелодию. Теперь музыка звучала ритмично и быстро. Третья невольница взяла в руки кастаньеты и начала зажигательно постукивать ими над головой. Раскинув руки, Зубейда сразу задвигалась в такт мелодии. Ее движения, сначала неторопливые и плавные, постепенно набирали темп. Она стремительно вращала бедрами, поводила руками, извивалась всем своим тонким станом, то запрокидывала голову вверх, то склонялась чуть ли не до пола. Все движения невольницы были полны такого неприкрытого сладострастия, что Элизабет просто не могла на нее смотреть. Все это выглядело настолько неприличным, что девушка залилась краской до корней волос и не знала, куда девать глаза. Да аль-Вахид просто сошел с ума, если думает, что она способна повторить эту непристойность!

– Довольно! – Пират хлопнул в ладоши, и танец тут же прекратился. – Ты хорошо танцуешь, Зубейда, но на твое тощее тело просто тошно смотреть. Пошла прочь! – Он повернулся к Элизабет, сжавшейся в испуганный комок, и больно ущипнул ее за лодыжку. – А теперь выходи ты, англичанка. Мне не терпится увидеть, как ты будешь вертеть своими пышными бедрами.

Отскочив в сторону, девушка с опаской взглянула на пирата.

– Но я не смогу этого сделать, аль-Вахид, – со слезами пролепетала она. – Я в первый раз вижу такие танцы, и мне ни за что не повторить движений Зубейды!

– Ты хочешь сказать, что и танцевать не умеешь? Шайтан тебя возьми, англичанка! – Аль-Вахид раздраженно стукнул кулаком по подушке. – Играть ты не умеешь, петь не умеешь, танцевать не умеешь… На что же ты тогда годна, бестолковая рабыня?!

Он снова повернулся к ней, и в его черных глазах мелькнул опасный огонек.

– Не хочешь ли ты чем-то иным ублажать своего господина? – вкрадчиво спросил он, подвигаясь ближе. – Например, ласкать его своими тонкими, нежными пальчиками…

Он схватил ее руку и с хохотом прижал к своему интимному месту. Элизабет отчаянно завизжала и, вырвавшись, вскочила на ноги. Шелковая ткань, которой она прикрывала тело, соскользнула, и пират ловко подхватил ее, с улюлюканьем покрутив над головой. Отбежав подальше от аль-Вахида, девушка в отчаянии заломила руки и беззвучно разрыдалась под издевательский хохот своего мучителя.

«Боже, какое немыслимое унижение! – думала она, терзаясь от бессилия. – Он может заставить меня делать все, что ему вздумается, и я не в силах ему помешать! Я не могу даже плюнуть ему в лицо, потому что тогда это чудовище просто растерзает меня! Немыслимо! Я, знатная английская маркиза, вынуждена терпеть такие издевательства какого-то грязного подонка!»

Вдоволь насладившись слезами пленницы, пират встал и направился к ней. Элизабет выжидающе смотрела на своего мучителя, гадая, что он еще придумает, чтобы поиздеваться над ней. Заметив, что она пытается хоть как-то прикрыть руками грудь, аль-Вахид насмешливо оскалился:

– Итак, ты не желаешь развлекать своего господина. В таком случае мне остается только одно – отдать тебя своим корсарам, чтобы они тоже хорошенько позабавились с тобой. Ну, что ты скажешь на это, зеленоглазая ведьма?

– О нет, только не это! – в ужасе прошептала Элизабет. Она чувствовала, как от смертельного страха у нее начинают леденеть руки. Неужели ей придется пройти через подобный кошмар? Если она попадет в лапы пиратов, то просто не выдержит насилия и умрет! – Все что угодно, аль-Вахид, только не отдавай меня своим людям!

– Хорошо. Тогда ты сейчас будешь танцевать передо мной, а потом ублажать меня своими ласками. Ну? Согласна?

Элизабет обреченно кивнула. Повернувшись к невольницам, аль-Вахид отдал какое-то приказание, и спустя пару минут Зубейда бросила перед девушкой груду блестящих тряпок.