Жаркий, безветренный летний день. Роузтаун все тот оке. Ты сходишь с поезда; вокруг золотится пшеница. Тебя встречает старый Маккиннон. Он тоже ничуть не изме-, нился.

«Как он?» — спрашиваешь ты.

«Плохо», — отвечает Маккиннон, вглядываясь в тебя глазами восьмидесятилетнего старика. Они не обвиняют — любопытствуют. Гадают, нашел ли ты то, что искал. Надеются, ты достаточно повзрослел, чтобы понять: оно здесь.

«Коли человек покидает родные места, — говорит Маккиннон, — нет ему житья».

Пыль на пикапе; мертвые жуки на ветровом стекле. Впереди показалась ферма.

«Привет, папа».

Молчание. Он лежит в постели и молчит: белые волосы, белая кожа. Он уже мертв. Даже не повернется, чтоб дать понять: знаю, ты вернулся. Крутятся вентиляторы — два, три, четыре. Искусственный ветерок шевелит ситцевые занавески.

Вторник, среда, четверг — каждый день ты приходишь в эту комнату, с нетерпением ожидая пятницы, когда можно будет улизнуть. Ритуал завершен, старик отдыхает, жди в далекой стороне вести о его смерти.

«Что с ним, мама? Я не понимаю». Словно кто-то вынул затычку и слил жизнь, словно воду. Отбил охоту жить.

Вы на кухне, возитесь с обедом. Отец лежит в спальне, взгляд уставлен в стену.

«Цинк, глянь на дорогу. Никак, твой брат приехал?»

Наконец наступает долгожданное утро пятницы. Том принимает дежурство, а ты свободен.

«Пока, пап. Мне пора на поезд».

Вы одни, в окна и двери льется солнечный свет. Ты у комода, он на кровати. Пока ты прощаешься, Том с мамой разговаривают снаружи.

Внезапно на пол падает длинная тень. В дверях встает Том, твой младший братишка.

«Пап, у нас ведь есть ферма. Есть к чему руки приложить». Больше он ничего не сказал, но будь я проклят, если час спустя старик не был в поле, чтобы передать ферму новому поколению Чандлеров, тому сыну, что оказался настоящим мужиком. Не в пример тебе, его другому отпрыску, легавому, который удрал на поезд.

Неужто злость не дала тебе разглядеть отчаянье отца, не позволила понять, что сыновей он родил ради фермы? Что всю жизнь он трудился в поте лица, чтобы оставить им наследство, а увидел только спины уходящих детей?

И вот хороший сын вернулся, а ты нет. Господи, до чего отец ненавидел легавых!

«Цинк…»

«Да, мама?»

«Ты действительно этого хочешь?»

«Чего — служить? Служить в полиции?»

«У-гу».

«А в чем дело? Это отец тебя настропалил? Проблема не во мне, мама. В нем. Да, я хочу служить в полиции».

«А знаешь, каково ему?»

«Что ж поделаешь. Нынешняя жизнь не для него. Тридцатые годы ушли в прошлое, а с ними бунты. Почему же он живет прошлым и винит сегодняшнюю полицию во всех смертных грехах?»

«К старости живешь воспоминаниями о годах расцвета».

«Верно. Сейчас я в расцвете и сам буду выбирать дорогу. Без оглядки на его прошлое. Сегодняшний день принадлежит мне».

«Коли человек покидает родные места, нет ему житья, — думал Цинк. — Семнадцать лет в КККП — и что в итоге? Дело о незаконном аресте, из-за которого ты вылетишь с работы? Ты слишком долго наблюдал со стороны. Пора вмешаться».

Цинк крепче обнял Дебору, прильнул к ее теплу. Как ни странно, это простое действие вселило в него уверенность, что жизнь — отличная штука и, пока Дебора рядом, все будет хорошо.

Он не знал, что еще до полуночи все изменится.

20: 40

Хилари Ренд сидела в «Цистерне» и пила джин с тоником — на посошок, перед встречей с комиссаром. Через двадцать минут на ее карьере поставят крест.

Скотт Макаллестер получил задание раскопать на Сакса Хайда все возможное. «Даю вам карт-бланш», — сказала Хилари сержанту и уже несколько часов ждала его возвращения.

В «Цистерне» к ней никто не подходил. Все знали, что происходит наверху, и сторонились Ренд, точно умирающей старой слонихи. Она сидела за столиком одна, прихлебывала джин и в сотый раз перечитывала справку, составленную Кэрол Тейт.

Говорят, дуракам что Судьба, что случай — все едино. Последствия любого поступка, писал Оруэлл, заложены в самом поступке. Свободная воля — лишь фантазия, заточенная в черепной коробке.

Так думала Хилари, мысленно прощаясь с работой в Ярде.

Волей судьбы или случая машина, посланная за Чандле-ром в аэропорт, по дороге попала в аварию? Пока Хилари связывалась с ОсоРом и узнавала его лондонский адрес, инспектор КККП ушел из дома.

Волей судьбы или случая тогда, когда она отыграла последний акт и занавес опускался, в канализации нашли компьютер? Это открывает такие возможности! Один из маршрутов заканчивается у мэйфэрской квартиры Розанны Кийт. Значит, начинаться он должен из некой отправной точки. Если дом за домом обыскать соответствующий район, можно найти последнее звено в цепи улик. С другой стороны, «блуждающий маршрут» не связан ни с одним из известных ей преступлений. Может, он разработан для следующего нападения? Рас-полагай Хилари временем, она дождалась бы появления преступника.

Хилари отложила справку и взглянула на записку, которую убийца пришпилил косой к груди Дерика Хона. «Леграсс, — прочла она, — остерегайся звезд!» Неужто ее судьба зависит еще и от звезд?

«Время, — подумала она устало. — Времени мало».

Она посмотрела на часы.

Стрелка неумолимо отсчитывала секунды.

Чем дольше Хилари думала о Хайде и группе «Вурдалак», тем больше убеждалась, что у Хайда с Убийцей из канализации много общего.

Убийца из канализации питает склонность ко всему жуткому и мрачному, это очевидно. Судя по тому, что им известно, в нем есть актерская жилка, желание играть разные роли, проживать разные жизни. Он упивается славой, которую ему стяжают загадочные предметы, «забытые» на месте преступления и, по-видимому, связанные с черной фантастикой. Но с недавних пор убийца прекратил загадывать загадки. Почему? Может быть, он оставлял эти предметы по иной причине, исчерпавшей себя?

Согласно данным, поступившим от Тейт, Сакс Хайд — выходец из театральной семьи. Его дед (и, возможно, отец), Енох Кийт, занимался антрепризой. Не исключено, что любовь к сцене привила ему мать.

С юных лет и, похоже, по сей день Хайд питает нездоровое пристрастие ко всему странному, зловещему и таинственному. Из справки ФБР следует, что в период совершения преступлений, приписываемых Убийце из канализации, Хайд находился в Лондоне. Исключение составляет нападение в луна-парке — в тот день Хайд с группой был в Ванкувере. Именно тогда в ванкуверских меблированных комнатах убили его сестру-двойняшку. По странному стечению обстоятельств номер, где произошло убийство, снимала та самая Розанна Кийт, кого затем похитил Убийца из канализации.

Означает ли это, что засаду в луна-парке устроил Джек-Взрывиик, или кажущееся сходство Сакса Хайда с Убийцей из канализации — это лишь одно из тех странных и необъяснимых совпадений, которыми полна жизнь?

«Нет, — подумала Ренд. — Слишком уж много совпадений».

Все ранние преступления Убийцы из канализации представляли собой нападения на жертву, выбранную из толпы произвольно. Далее идут убийство Дерика Хона, похищение сиамских близнецов и дело Кийт-Уилкокс. Почему он изменил почерк? Убийство Хона легко было бы объяснить временным отказом от привычных методов; посчитать последней наглой насмешкой над Ярдом, никак не связанной с прежними. Но куда труднее понять, зачем он выкрал сиамских близнецов и вломился к Кийт и Уилкокс. Близнецов можно увязать с зацикленным на кошмарах сознанием Убийцы из канализации. Уилкокс, вероятно, стала случайной жертвой, в недобрый час оказавшейся в мэйфэрской квартире. Остается только Розанна Кийт. Она — та единственная и непонятная пока причина, по какой Убийца из канализации изменил метод действия.