Юлиус с сомнением покачал головой и сдвинул на затылок матросскую шапочку.

– Знаешь что? Меня ты не проведешь. Если у тебя неприятности, то иди и выпей. Не мешай мне заниматься работой.

– Как ты со мной разговариваешь?! – возмутился Кэвин. – Или ты забыл, кто хозяин корабля? Тогда я тебе напомню! Ладно, иди отсюда, не раздражай меня, – Кэвин отвернулся.

– Что ты терзаешь себя? Давно бы пошел к ней – и дело с концом, – сказал Юлиус, глядя на море. Он говорил так, словно рядом с ним никого не было. – Подумаешь. Эка невидаль – баба ехать не хочет. Да взял ее под мышку и увез. Тоже мне цаца!

– Заткнись! – Кэвин снова повернулся к капитану. – Я уже говорил тебе, что слышать про нее не желаю.

Юлиус засунул за пояс большие пальцы и, цокнув языком, со смехом произнес:

– Эх, малый. Ну и дошел же ты до ручки. Да, я всегда говорил, что от пули можно только умереть, а вот погибнуть можно только от женщины.

– Слушай, ты, философ, я в последний раз предупреждаю тебя – еще одно слово про нее, и ты вылетишь с этого корабля, как пробка из бутылки.

– Вот-вот, – невозмутимо продолжал Юлиус. – От пули что – кувырк, и точка. А вот баба… Сначала мужик начинает потихоньку пить, перестает бриться, умываться. Ну свинья свиньей. Потом он и вовсе спивается. Глядишь – был мужик мужиком, а кем стал? Ничтожеством, пьянью подзаборной.

– Ты что-то сегодня разговорился, – процедил Кэвин сквозь зубы. – Смотри, друг, договоришься. Учти, врежу по зубам – не обижайся, сам виноват.

Юлиус рассмеялся. Глядя на его добродушное лицо, Кэвин смягчился.

– Ладно, извини. Но ты же сам видишь – я делал для нее все, что только мужчина может сделать для женщины. Я предложил ей выйти за меня замуж. Но она не согласилась! Что ж я, должен тащить ее на себе? Нет, затаскивать женщину силком к себе в постель – это не в моих правилах. Все должно делаться добровольно.

– Вот же собрались два глупца. Ну словно угри. А тебе не приходило в голову, что она просто-напросто такая же упрямица, как и ты? Ты подумай над моими словами, сразу в голове все и прояснится.

Кэвин, недовольно сопя, смотрел на Юлиуса.

– Я не об этом думаю, а о тебе. Что ты все ходишь, да надоедаешь мне? Я уж и забывать стал эту Скарлет – так нет же, этот старый пень все крутится, крутится возле меня. Чего ты ко мне лезешь? Проваливай, не мешай мне работать.

Юлиус тяжело вздохнул.

– Эхе-хе. Работай, но только не здесь. Здесь от тебя толку нет. И вот еще что – если ты не возьмешь себя в руки, то в море с кораблем действительно может случиться беда. Займись-ка чем-нибудь стоящим. Лучше всего сходи в город да найди бабу погрудастей. И не донимай меня своим плохим настроением. А то кое-кто из матросов волнуется, говорят, давай перейдем на другой корабль. А если уйдут матросы, то и мне придется покинуть тебя.

– Хочешь уйти? Иди, я тебя не держу, контракта у нас нет.

– Для меня контрактом является наша дружба, а не бумажка, – Юлиус повернулся. – Тоже мне, молодой влюбленный нашелся. Пора бы уж и остепениться, – пробурчал он и начал спускаться вниз, на палубу.

– Это ты мне? – крикнул ему вдогонку Кэвин.

– Да что ты, конечно, нет, – повернувшись, ответил Юлиус и рассмеялся.

Погрузка продолжалась. Кэвин изучал документы, но после вчерашней попойки они выглядели так, словно их долго топтали. Кэвин нервничал, искал нужные пункты, ветер вырывал из рук бумаги. Через некоторое время вновь появился Юлиус.

– Ты снова притащился? – Кэвин свирепо взглянул на него. – Что ты ходишь? Заняться нечем? Так я тебе сейчас подыщу работенку. За те деньги, что я тебе плачу…

Не обращая внимания на слова Кэвина, Юлиус, переминаясь с ноги на ногу, заговорил:

– Тут, значит, такие дела. Не знаю, правда или нет, но говорят, что театр горит.

– Кто-нибудь пострадал? – встревоженно спросил Кэвин.

– Вот этого я не знаю, – пожал плечами Юлиус. – Говорят только, что горит и…

– Что еще? Не молчи!

– Сказали, что вроде кто-то не может выбраться из здания. Кричат, будто их специально закрыли, что ли… Я, собственно, ничего…

Кэвин ринулся вниз.

– Куда ты?! Ее, может, там и нет вовсе! – крикнул ему вдогонку Юлиус, но Кэвин не слышал его слов. Он мгновенно сбежал по трапу и бросился к одному из находящихся на пристани купцов. Тот болтал с приятелем, рядом с ним стояла его лошадь.

– Монти, мне нужна твоя лошадь. Спасибо, – проговорил Кэвин, выхватывая у купца из рук поводья.

– Постой! – закричал Монти. – Кэвин, ты куда ее уводишь?

– Верну сразу же, как только вернусь, – ответил Кэвин, вскакивая в седло. Хлестнув лошадь, он поскакал. Навстречу ему попалась группа матросов с тюками. Видя скачущего во весь опор всадника, матросы в страхе побросали свою ношу и бросились врассыпную.

– Чтоб тебя черт побрал! – кричал ему вдогонку Монти. – Мне ж ехать нужно!

Но Кэвин уже не слышал разъяренного купца, который долго еще кричал и чертыхался. Миновав пристань с ее многочисленными складами, Кэвин вылетел на Друри-лэйн и устремился к зданию Королевского театра.

В голове его была только одна мысль: «Что с Эллен? Жива ли она?» Только сейчас Кэвин понял, как дорога ему эта женщина. Ему не хотелось и думать о том, что с ней может случиться беда. В те минуты, что он мчался к театру, все вдруг потеряло смысл – и земли, и наследство. Никакие богатства не могли бы заменить ему его прекрасную Эллен, без которой дни стали для него невыносимо однообразными, а долгие ночи превратились в мучительную пытку. Кэвину нестерпимо хотелось Эллен, но еще больше ему хотелось знать, что и она хочет его.

«Вперед! Вперед!» – шептал он, нахлестывая лошадь. Однако иногда Кэвину приходилось ехать шагом, улица была запружена народом и экипажами. В одном месте улицу переезжала груженная хворостом телега. Кэвин так свирепо заорал на крестьянина, что тот, пригнув голову, поспешил убраться с его пути.

К тому времени, когда Кэвин проехал Флит-стрит и вылетел на Стренд, в воздухе отчетливо запахло гарью. Над крышами деревянных домов показался густой черный дым. Ехать становилось невозможно, повсюду стояли толпы перепуганных людей, крестьянские повозки, кареты аристократов. Проехав еще немного, он увидел здание театра. Оно было окружено плотной толпой зевак. Кэвин понял, что дальше проехать невозможно – лошадь пугалась крика и гвалта, шарахалась из стороны в сторону. Кэвин смотрел на горящий театр – он почти весь был объят пламенем, к небу поднимался столб дыма. Зная расположение здания, он понял, что пожар начался спереди, где-то у самого входа. Задняя часть еще не была объята пламенем. «Если Эллен жива, она наверняка находится там», – мелькнула в голове Кэвина спасительная мысль.

Спешившись, он подошел к невысокой светловолосой женщине, еще не старой, но с изможденным заботами и невзгодами лицом. Рядом с ней, держась за подол поношенного платья, стояли двое босоногих ребятишек.

– Мэм, – обратился к ней Кэвин, – постерегите мою лошадь, пока я не вернусь. Держите пока вот это, – он сунул ей в руку серебряную монету, – а потом получите еще.

– Ох, спасибо, милорд, – поклонилась женщина. – Можете не волноваться. Конечно, я охотно послежу за вашей лошадью. А можно моим малышкам посидеть на ней? Я боюсь, что в эдакой толпе их могут раздавить.

– Пусть садятся, – Кэвин махнул рукой и начал пробираться ко входу в театр. Позади раздался веселый смех детишек. Кэвин обернулся и увидел, что они уже оба сидят в седле и радостно смеются. Вид горящего здания их очень забавлял. При каждом треске и залпе огня они подпрыгивали в седле и хлопали в ладоши.

Пробираясь сквозь толпу, он достиг входа в театр и вдруг увидел одну из актрис в обгоревшем платье, с черным от копоти лицом. Она стояла, жадно вдыхая воздух.

– Послушайте, вы не знаете, где Эллен Скарлет? – спросил у нее Кэвин.

Актриса покачала головой.

– Не знаю, – еле выдохнула она. – Она была внутри, вместе с нами. Это точно. А потом начался пожар, и куда она делась – я не могу сказать. В здании началась такая паника…